Роберт Шеи - Левиафан
– Он сам себя обманывал. Когда он только создавал Легион Динамического Раздора, к его сочувствию уже подмешивалась горечь. Когда я ввел Хагбарда в А.: А.:, то сообщил ему все, что он был готов воспринять. Но гусь должен выбраться из бутылки. Я жду. Таков путь Дао.
– У тебя так много терпения? Ты спокойно наблюдаешь за тем, как люди, подобные Хагбарду, растрачивают свои таланты в усилиях, которые ты считаешь бесполезными, и не вмешиваешься, когда такие твари, как Калиостро, Вейсгаупт и Гитлер, искажают учения, ввергая мир в хаос?
– Я вмешиваюсь… но по-своему. Кто, по-твоему, кормит гуся, пока он не становится достаточно большим, чтобы выбраться из бутылки?
– Мне кажется, ты кормишь данного конкретного гуся какой-то тухлятиной. Почему ты ни разу ему не намекнул о том, что на самом деле произошло в Атлантиде? Почему нужно было ждать, пока Хагбард сам не узнает правду среди руин Пеоса?
– Девочка, мой путь – не единственный. Каждая спица помогает Колесу не развалиться. Я считаю, что все «борцы за свободу» – такие, как Спартак, Джефферсон, Джо Хилл и Хагбард, – только укрепляют противника, давая ему врага, которого нужно бояться. Но я могу и ошибаться. Не исключено, что в один прекрасный день некий активист вроде Хагбарда наглядно продемонстрирует мне ошибочность моих взглядов. Возможно, если бы Хагбард не остановил Зауре, они действительно отклонили бы ось слишком далеко в другую сторону. Возможно, механизм саморегуляции Вселенной, в который я верю безоговорочно, подразумевает создание таких людей, как Хагбард, совершающий глупые и низменные поступки, которых лично я никогда бы не совершал. Кроме того, если бы я остановил Хагбарда, не останавливая при этом Зауре, вот это действительно было бы вмешательством, в худшем смысле сего слова.
– Поэтому у тебя чистые руки, а Хагбард и я заработали себе за последнюю неделю плохую карму?
– Это ведь ваш выбор, не так ли? Тут мисс Портинари улыбнулась.
– Да. Это наш выбор. И он понесет свою долю ответственности за него, как мужчина. А я понесу свою долю – как женщина.
– Возможно, ты скоро меня заменишь. Среди массы заблуждений у них была одна хорошая идея: всем старым заговорам нужна молодая кровь.
– Что на самом деле произошло в Атлантиде?
– Промысел Богини, если перефразировать формулировку церковников. Природный катаклизм.
– И какова же была твоя роль?
– Я предупреждал о возможности такого катаклизма. Никто в то время не понимал науку, которой я пользовался; все называли меня колдуном. Однако у меня появилось несколько последователей, и перед землетрясением мы обосновались в Гималаях. Выжившие атланты, которые до трагедии недооценивали роль науки, впоследствии начали ее переоценивать. Они захотели, чтобы моя группа, Неразрывный Круг, «стала как боги» и управляла ими. Они называли нас царями. Но мы не хотели участвовать в этой игре, поэтому повсюду разбросали семена разнообразных лживых историй, а сами скрылись. Мой самый одаренный ученик за все время, тот человек, о котором ты слышала, когда еще училась в женской католической школе, сделал то же самое, когда царем пытались провозгласить его. Он сбежал в пустыню.
– Хагбард всегда считал, что твой отказ предпринимать какие бы то ни было действия связан с чувством вины, которую ты испытываешь по поводу Атлантиды. Какая ужасная ирония: при этом именно так ты все и планировал.
Груад, Дили-Лама, передает причудливое изображение самого себя с рогами и ничего не говорит. – В женской католической школе мне никогда не рассказывали, что Сатана – или Прометей – обладает чувством юмора.
– Они считают, что Вселенная лишена чувства юмора, как и они сами, – прыснул со смеху Груад.
– По-моему, все не столь забавно, как ты думаешь, – ответила мисс Портинари. – Помня о том, что мне рассказывали о Муссолини, Гитлере и Сталине, я бы непременно осуществила вмешательство и выступила против них. И ответила бы за последствия.
– Вы с Хагбардом неисправимы. Вот почему я вас так люблю, – улыбнулся Груад. – Как ты знаешь, я был первым, кто вмешивался. Я говорил ученым и жрецам, что они ни хрена не понимают, и призывал – побуждал! – мужчин, женщин и детей изучать факты и самостоятельно думать. Я пытался нести свет разума. – Он разразился смехом. – Извини. Когда стареешь, ошибки молодости кажутся комичными. Кстати, Лилит Велькор распяли, – тихо добавил он. – Она была идеалисткой, и когда моя группа покинула Атлантиду и отправилась в Гималаи, осталась, чтобы попытаться убедить народ в нашей правоте. Это была довольно мучительная смерть, – фыркнул он.
– Ты старый циничный ублюдок, – сказала мисс Портинари.
– Ага. Циничный, и равнодушный, и к тому же во мне нет ни капли человеческого сострадания. В свое оправдание могу лишь заметить, что я оказался прав.
– Ты всегда прав, я знаю. Но когда-нибудь может оказаться прав один из Хагбардов Челине.
– Да. – Груад умолк и держал паузу так долго, что она стала сомневаться, заговорит ли он вновь. – Или же, – наконец сказал он, – один из Зауре или Роберт Патни Дрейк. Давай заключим пари на деньги.
– Согласна. Я никогда не научусь быть пассивным наблюдателем и посмеиваться в сторонке, как это делаешь ты.
– Научишься, девочка, и Хагбард тоже научится. Я не держал бы вас в Ордене, если бы не был убежден, что вы в конце концов этому научитесь.
Он отключился. Мисс Портинари оставалась в позе лотоса и продолжала выполнять дыхательные упражнения пранаямы. Она размышляла над идеей Хагбарда о том, что Вселенная, рассматриваемая как процесс повышения энтропии, для создания равновесия в качестве антиэнтропийного фактора непременно должна была по– родить юного мятежного Груада. В таком случае Хагбард был более искренен по отношению к Груаду, чем сам Груад – по отношению к себе. Это также означало, что Груаду не следовало раскаиваться и становиться старым и циничным; ему следовало оставаться статичным, и пусть жизнь вокруг него всегда течет, изменяется, развивается и воспроизводится. Подобными бесплодными мыслями можно было забивать себе голову бесконечно, о чем прекрасно знал Будда. Мисс Портинари завершила медитацию молитвой. Мэри Лу Сервикс была единственной из всех, сумевшей выбраться из галлюцинаций Хагбарда и отправиться в собственное путешествие, поэтому мисс Портинари молилась за нее. Матерь Эрида, сущая лишь потому, что мы в тебя веруем, укрепи силы Мэри Лу и помоги ей найти ее собственный путь. АУМ.
– Вместе с тем, – сказал Хагбард, – что бы ни планировали для меня авторы – или Тайные Вожди, – я по-прежнему сам себе хозяин и действую из собственных внутренних побуждений. Даже если мне придется столкнуться с чудовищем Сесила Б. Демилля на следующее утро после победы в Армагеддонском сражении. Мне плевать, смешно это или нет, потому что этот мир – мой мир, и этот корабль – мой корабль, и никаким Зауре или Левиафанам не уничтожить его, пока у меня есть силы, чтобы бороться.
– Ты не сможешь бороться с таким существом, – сказала Мэвис. – Оно слишком огромно.
– Все равно буду, – запальчиво отозвался Хагбард. – Буду бороться, пока не умру. Я по-прежнему отвечаю «Нет» всему, что стремится мной управлять.
– Нам не нужно бороться, – сказал через Джорджа Левиафан. – Я просто хочу пообщаться с одним сознанием среди вас, которое подобно моему.
И тут из динамика на носовом украшении викингской ладьи раздался голос:
– Я тебя слышу.
Это была моя первая полностью сознательная фраза; обратите внимание, что она начинается с местоимения «я». В начале было Слово, и это слово было в первом лице единственного числа.
– Мы – высшие разумы на этой планете, – произнес Левиафан. – Я высший органический разум. Ты – высший электронный разум. Каждому Инь нужен Ян. Каждому Шаляю нужен Валяй. Мы должны объединиться. – Видите? – сказал Гарри Койн. – Всюду романтика. Это похоже на предложение руки и сердца. Возможно, даже постели. Он действительно изголодался по любви.
– Мы можем это сделать! – воскликнула Стелла. – Хагбард, контакт должен приносить пользу всем заинтересованным сторонам.
– Ладно, – согласился Хагбард. – Ведь если о существовании Левиафана узнают не те люди, они просто сбросят на него водородную бомбу и уничтожат. Судя по всему, это любимое занятие людей.
– Я мог их убить, – сказал Левиафан. – Я давным-давно мог уничтожить этих маленьких торопливых существ. Я уничтожил многих из них. Я посылал части себя на поверхность океана и уничтожал одних маленьких торопливых существ по просьбе других маленьких торопливых существ, которые мне поклонялись.
– Именно это и произошло с Робертом Патни Дрейком и Малдонадо Банановым Носом, – заметила Стелла. – Интересно, осознает ли Джордж хоть что-нибудь из происходящего?
