Вера Хенриксен - Святой конунг
— Это Торфинн ярл просит пощады, — крикнул кто-то. Но голоса затихли, и слышался шум пожара.
И тут Сигрид решила, что с нее хватит. Воспользовавшись замешательством, она бросилась наутек; и она бежала так быстро, насколько ей позволял двигаться густой, едкий дым пожара.
Из глаз ее лились слезы, ей было дурно, но она продолжала бежать, почти вслепую, спотыкаясь и поднимаясь снова, чувствуя на губах вкус крови, выбиваясь из сил, но все же продолжая бежать; вниз, к берегу, и дальше, вдоль кромки воды, не останавливаясь, не веря в свою удачу — до самого дома.
— Кто там? — раздался сердитый голос, когда она вошла во двор. Это был Тронд.
— Господи, мама, где ты была? — воскликнул он, когда она сказала, откуда явилась. — А я только что вышел во двор и увидел пожар.
Они разбудили людей, даже не подозревавших, что происходит. Тронд и его люди стали спешно сносить вещи на корабль, стоящий в бухте. Но много они с собой не взяли.
И уже огибая мыс, они увидели людей с факелами, выходящих со двора Торфинна, — и у них не было ни малейших сомнений в том, куда они направляются.
— Ингебьёрг, — сказал Тронд. — Что станет с Ингебьёрг?
И только теперь Сигрид вспомнила, что не видела Ингебьёрг во дворе среди женщин.
— Я не знаю, — ответила она, — я видела ее в зале…
Он не ответил, но она услышала его стон.
Когда они проплыли на веслах мимо Стремнеса и вышли из бухты, на востоке уже начало светлеть. Над Россом занимался новый день, день прихода чужих людей во двор Кальва, день ее бегства из того места, которое она называла своим домом.
Они не застали Кальва на Судерских островах. Он отправился на юг, в Горуэйт. И там они без труда нашли его.
Узнав о том, что случилось, он собрал людей и поплыл на север вдоль шотландского берега.
Они высадились на острове Колн, и Кальв постоянно держал вокруг себя вооруженных людей, на случай, если Рёгнвальд ярл надумает подчинить себе остальные владенья Торфинна.
Вскоре из Шотландии пришло известие о том, что, объехав Оркнеи, где его признали хозяином, Рёгнвальд сообщил в Катанес, что намерен унаследовать после Торфинна все его владения. При этом он требовал, чтобы люди подчинились его власти без боя.
— Чтобы подчинить себе Судерские острова и Горуэйт, ему мало будет просто послать известие, — угрюмо заметил Кальв.
Незадолго до Рождества пришло известие с Оркнейских островов. И Кальв не поверил своим глазам, увидев, что послание написано рукой самого Торфинна ярла.
Ярл не сгорел; он вышел наружу через потайное отверстие в стене и бежал вместе с Ингебьёрг. Скрытые дымом и темнотой, они спустились на берег и сели в лодку, после чего ушли на веслах в Катанес.
— Мы долго будем помнить этот подвиг, — сказал Кальв. И Сигрид согласилась с ним; расстояние от усадьбы ярла до Катанеса было так велико, что просто немыслимо, чтобы кто-то в одиночку смог одолеть его на веслах.
Он скрывался на Катанесе до тех пор, пока Рёгнвальд не успокоился в Киркьювоге, будучи уверенным в его смерти. Торфинн сам поддерживал жителей Катанеса, когда они с такой легкостью сдались в руки Рёгнвальда; ему было нужно выиграть время и использовать хитрость вместо того, чтобы открыто выступать против сына брата, когда тот был намного сильнее него. У него были люди, уведомлявшие его о действиях Рёгнвальда.
И когда он узнал, что сын брата собирается на Лилле Пап, чтобы купить к Рождеству еды, он решил, что настало его время. Взяв с собой людей из Катанеса, он высадился ночью на острове Лилле Пап. И там он сполна рассчитался с Рёгнвальдом за то, что тот спалил его усадьбу; он поджег дом, где находился Рёгнвальд и его люди.
Но Рёгнвальду, одетому в рясу священника, удалось бежать; Торфинн узнал его и отправился за ним в погоню. Рёгнвальд укрылся на берегу, но собака нашла его по следу. Там он и был убит.
После этого Торфинн отплыл на корабле Рёгнвальда в Киркьювог. И когда ничего не подозревающие люди Рёгнвальда вышли на берег, чтобы встретить его, они все были захвачены в плен и убиты; только одного из них Торфинн оставил в живых и отправил в Норвегию с известием Магнусу.
Перед тем как отплыть на север, на остров Росс, Тронд подозвал к себе Сигрид.
— Я не поплыву на Оркнейские острова, — сказал он. — Я думаю отправиться на юг.
— В Горуэйт?
— Еще дальше. В паломничество по святым местам, возможно, в Иерусалим…
Сигрид закрыла глаза. Она подумала о Турире, который отправился в Иерусалим и не вернулся назад. Взглянув на Тронда, она тяжело вздохнула. В эту осень, благодаря разговорам об Эльвире, между ними установилась такая прочная связь, что она не смогла бы пережить потерю своего последнего сына.
— Я не знаю, что вы с Ингебьёрг натворили, — сказала она, — но вряд ли это такой большой грех, чтобы из-за этого отправляться в Иерусалим.
— Могу сказать тебе лишь то, что дело гораздо хуже, чем ты думаешь.
— Что ты наделал, Тронд? — испуганно спросила она.
— Спроси лучше, чего я не сделал, хотя должен был сделать.
— Я не понимаю тебя.
— Может быть, мне и не нужно понимание.
Он замолчал; Сигрид ждала; если он не собирался рассказывать о том, что мучило его, значит, он не нуждался в ее участии.
— Говоря об отце, ты много говорила о грехе, покаянии и Божественном прощении, — сказал он наконец. Она кивнула.
— Поэтому я подумал, что ты, возможно, можешь дать мне совет, — продолжал он.
— Я попытаюсь.
Некоторое время он стоял и смотрел на море, словно за чем-то наблюдая.
— Я видел, как люди Рёгнвальда высаживались на берег, — вдруг произнес он, — в ту ночь, когда они собирались сжечь Торфинна. Мы с Ингебьёрг договорились встретиться в сарае, если ей удастся улизнуть из дома. До этого мы встречались всего один-два раза. И в тот вечер она не пришла. И я сидел и размышлял о ней, о себе самом и о том, что она говорила про Торфинна. Она совершенно его не интересовала, сказала она; и если бы у него была возможность выбирать между нею и его конем, он без колебаний спас бы своего коня, а не ее. Его интересовала только власть, богатство и пиры. А любовницы у него были повсюду. И понял, что желаю Торфинну смерти. Люди Рёгнвальда не обнаружили меня, хотя я был от них так близко, что мог слышать, о чем они говорили. Я понял, что они намерены сделать, и первой моей мыслью было бежать домой за помощью, а потом неожиданно наброситься на них. Но зло шептало мне на ухо свое: а если не делать этого? Торфинн сгорит, а женщин выпустят наружу… Я понимал, какой грех беру на себя. И как только мне удалось незаметно уйти, я направился домой. Но зло так легко не сдавалось. У тебя слишком мало людей, шептало оно мне. И я остановился и понял, что так оно и есть. Люди Рёгнвальда уже окружили дом, зажгли факелы. Их было гораздо больше, чем моих людей, и вооружены они были лучше.
Я продолжал идти домой, но уже медленнее. Если бы я неожиданно напал на него, у меня была бы все-таки возможность победить.
«Ты хочешь отдать свою жизнь, чтобы спасти Торфинна ярла? — шептало мне зло. — Ты ведь знаешь, что в случае твоего нападения возможность поражения больше, чем возможность победы. Ты не обязан делать это, и никто не знает, что ты видел все».
И я должен признаться, что поддался этому; я мысленно представил себе Ингебьёрг, ее улыбку, ее светлые волосы…
Остановившись, я оглянулся. Они подожгли дом, горела крыша.
«Даже если ты разбудишь людей и нападешь на них, будет уже поздно», — шептало мне зло. И тогда я окончательно сдался. Это так, сказал я самому себе. Разбудив людей и отправившись с ними сюда, я только напрасно загублю их жизни и свою жизнь.
Когда я вернулся домой, было темно и тихо, все уже легли спать. Но я не ложился. Я сидел у стены дома и смотрел на пожар; я понимал, что вскоре и нам предстоит убираться со двора.
И я сидел и думал, как мне вызволить Ингебьёрг из когтей Рёгнвальда, когда все будет кончено.
Не знаю, сколько я просидел так. И тут я услышал, как прибежала ты…
Он замолчал.
— Теперь ты знаешь, в чем состоит моя вина, — сказал он в заключение.
Мать тяжело вздохнула.
— Ты исповедовался в этом? — спросила она.
— Я не знаю ни одного священника, перед которым мне хотелось бы исповедоваться.
— Ты исповедуешься не ради священника.
— Я знаю.
Она молча стояла перед ним. Ее взгляд скользил по линии горизонта с юга на север и остановился на Икольмкилле, который она едва различала на фоне неба.
— Почему бы тебе не оправиться на остров святого Колумба, в Икольмкилль? — вдруг спросила она. — Там перед церковью есть каменный крест с красивой резьбой, а перед ним — зеленая лужайка с одуванчиками. Там царит мир. Церковные часы меряют время, а люди душой и телом отданы Богу.
— Благодарю, — сухо ответил он. — С этим можно подождать. Лучше я встречусь с последователями Муххамеда в Иерусалиме.
Но она не сдавалась.
