Михаил Ишков - Валтасар
Кратон кивнул.
— Было, все было. Завел поместье, семью, два сына подрастали, — он хмыкнул, прочистил горло и продолжил в прежнем, доверительном тоне. — Потом в стране началась заварушка. Амасис пошел войной на Априя, прежнего нашего фараона Жестокий был человек, гореть ему в Аиде… Меня нарочным вызвали. Давай, мол, Кратон поспеши, помоги Априю. Сердцем чуял — не ходи, возраст не тот, но вот сдернула меня с места злая сила. Битву мы проиграли. Явился домой, вместо поместья одни головешки. Это сосед мой в Дельте подсуетился. Жену взял в свой дом, ребят продал в рабство. Куда, не знаю. Я на него с копьем, да только тем, кто в ту пору оказался на стороне Априя, не стоило размахивать оружием. Еле ноги унес. Остался я один-одинешенек. Решил на меч бросится, но удержал меня мудрый старик из евреев. Он пешком топал в Египет спасать своих. Звали его Иеремия.
Рахим не удержался и порывисто схватил гостя за руку.
Тот вздохнул.
— Вот и Иеремия меня также за локоть придержал. Не спеши, сказал, не гневи Господа нашего. Он за всеми детально присматривает, велика Его милость. Не спеши, говорит, а-а?.. Мы разговорились, ночь просидели возле пепелища, порассуждали о том о сем. О звездах, например. Они у нас над Пелуссием висят низко, каждая с кулак. И все они — Его творенье.
Рахим опустил голову, спрятал глаза. Замолчал и пентарх.
— Мудрый был старик, — наконец выговорил халдей. — После взятия Урсалимму отказался ехать в Вавилон. Заявил Навуходоносору — надо, говорит, сохранить слово Создателя. Царь спросил, почему ты, святой человек, не желаешь сохранять его слово в Вавилоне? Он ответил, что желает быть со своими людьми. Значит, верно говорили, что он вместе с иври в Египет подался.
— Да, — тем же тихим голосом подтвердил Кратон. — Там, в Египте, и сгинул. Если бы я знал, Рахим, — с необыкновенной, неожиданной горячностью воскликнул грек, — я бы не пустил его. Кулем повис бы на нем, закричал бы не ходи!
— Не удержал бы, — с трудом выговорил Рахим. — Таких не удержишь. Может, он уже в райском саду, у Яхве за пазухой отдыхает.
— Награди его, Господин наш, вечным покоем! — выдохнул грек.
Некоторое время он с натугой сопел, потом смахнул соринку из глаз, поделился с хозяином.
— Он о тебе тоже упоминал. Говорил — Кратон, ты не один такой. Много вас, кто верит и не верит. Будешь в Вавилоне, отыщи Рахима-Подставь спину, он поможет. Спроси, сохранил ли он слова, что наговорил мне Господин в дни погибели Иерусалима?
— Храню и помню, — откликнулся декум.
— Я ему ответил, что халдейский воин по имени Рахим-Подставь спину мне знаком, по его милости я брата лишился. Он объяснил, что Рахим здесь не причем, на все воля Господина. Не ищи, говорит, Кратон, соринку в глазу ближнего твоего, когда у тебя самого бревно торчит. Во-о как! Рахим ли виноват, что вокруг злое да злое. Он сам, небось, воет от тягости жизни, не знает, как быть, куда глядеть, кого слушать. Вот и сообрази, Рахим, как меня в сердце ударило, когда я увидал, как тебя в пыточную тащат. Спросил, за что? Ответили, просто так, для порядка, ведь что-то недозволенное за ним так или иначе числится. Я к тебе долго приглядывался, к порядкам, заведенным в вашем городе, и скажу, как на духу — вы верное дело затеяли. Недаром нас с тобой Господин свел. Неспроста это.
— Это точно, это неспроста. Велик его гнев на тех, кто прозябает во тьме, но и нет предела его милосердию для тех, кто рад исполнять завет, да не нам он даден. Не в зависти дело, а в нежелании ужиться. Мне, халдею, с иври, тебе со мной, мне с царем — тот спит и видит, как бы половчее с меня шкуру снять. За что? За то, что верно служил, что сил не жалел? Много ли я прошу? Оставьте в покое, и ладно.
— Скажи? — неожиданно загорячился Кратон. — Старик знал, что мы встретимся? Он ведал, что с тобой случится, что со мной случится? Ведь он предупреждал о встрече. Вот мы встретились, а ты, оказывается, мне угрожаешь. Пугаешь смертью, если я буду верен своему долгу? Я не в обиду тебе это говорю, просто хочу понять — неужели это так необходимо, чтобы один из нас непременно пустил кровь другому?
— Я не пугаю, — ответил Рахим. — Мне ли тебя пугать. Видно, хождения твои были угодны Создателю, раз он привел тебя ко мне. Эх, Кратон, — декум порывисто вздохнул. — Иеремия учил, что Бог есть не только Создатель, Вседержитель, Судия — он прежде всего Любовь. Он водит человеков, указывает путь, назначает встречи, обещает подмогу. Но с какой целью? Чтобы в сердце любовь проснулась, чтобы ощутили мы в другом брата. Там мне кажется. Какое тебе дело до сумятицы, что началась в Вавилоне — но нет, он все-таки привел тебя сюда, принудил нас встретиться, решить наши земные дела под его пристальным взглядом.
— Выходит, так, — развел руками грек.
— Значит, Иеремия сказал, что я должен тебе помочь. Не знаю, чем я могу подсобить тебе, когда здесь все завертится. Вот что я скажу, Кратон, честью своей торговать — последнее дело, но если вы, пришлые, прольете нашу кровь, вам не уйти живыми из города. Не забыл, каков был Навуходоносор, бич Божий?
Грек кивнул.
— Так мы его дети и головы на плахи безропотно не положим.
— Благодарю за совет, — откликнулся Кратон. — Если мы выполним твое условие, нам позволят уйти из города?
— Я постараюсь как можно быстрее разузнать об этом. Но гарантии будут весомее, если ты и твои люди поможете нам.
— Этого не будет, Рахим. Кто нам потом доверится? Кто наймет?
— Ясно. Значит, до завтра, — он на мгновение задумался, потом предложил. — Знаешь, Кратон, я бы на месте Никандра пустил вперед сирийцев. Вообще, пусть Никандр предупредит своих бойцов, чтобы те не спешили хвататься за копья или обнажать мечи. В этом-то вы вольны.
— Мы подумаем над твоим предложением.
Кратон не стал запирать Рахима в спальне. В самую полночь Подставь спину выбрался на крышу. Что-то после этого разговора в его душе обломилось. Страстно захотелось действовать, бежать, рубить, только чтобы поскорее закончилось это гнетущее, вгоняющее в оцепенение ожидание.
Вспомнилась Луринду. Нур-Син, не в пример своему папаше, с уважением и любовью относился к супруге. Это радовало. Печалило, что был он четвертым сыном и не мог рассчитывать на наследство. Рахим прикинул, может, незаметно выбраться из дома и предупредить их, чтобы на эти три дня заперлись в доме и нос на улицу не высовывали. Но как добраться до них, они жили на другом берегу Евфрата. Мост уже разобран, наплавной разведен, а лодочники такую цену заломят, что только держись. Может, завтра?..
Небо было ясное, от края и до края усыпано звездами. Каждая из них служила прибежищем тому или иному божеству. Небесная сила была велика, но все они, с горечью подумал Рахим, всего лишь дети того, кто простер крылья над миром. Эта мысль, колыхнувшаяся вслед за ней вера, заставили его вздрогнуть. То ли воочию, то ли померещилось, но он ощутил на себе взгляд. Кто-то величавый смотрел на него с надеждой и любовью и, казалось, хотел погладить по голове. Этого взгляда хватило, чтобы разрушить последние сомнения, обнажить душу, отдать ее — всю печень! — тому, кто научил, свел с таким же уверовавшим, наградил братством.
Рахим заплакал от отчаяния. Он бы взмолился, но не знал, как это делать, какие здесь нужны слова. Одно только билось в голове: «А Господь Бог, великий царь, есть истина. Он есть Бог живой и Владыка вечный. От гнева его дрожит земля, и народы не могут выдержать негодования его».
Спросил:
— Господи, научи, как жить?
Вспомнились слова, часто повторяемые Иеремией.
«Вот как говорил Исайя: «Не желай ближнему своему того, чего не желаешь себе».
Спросил:
— Господи, научи, как уверовать в тебя.
Вспомнились слова, часто повторяемые Иеремией.
«Не ходи за суетой, не служи идолам, не твори себе кумира под всяким ветвистым деревом и на всяком высоком холме. Не поминай Его в суете. Не убий. Не прелюбодействуй. Не кради. Не возводи напраслину на ближнего своего и не желай ни дома его, ни жены его — ничего, что у ближнего твоего».
Так и простоял на коленях до рассвета. С первыми лучами солнца пришло знакомое по прежним ожиданиям битвы спокойное ожесточение.
Будь, что будет!
С именем Господа нашего, Мардука-вседержителя да победим!
Глава 13
Два следующих дня заранее подготовленные отряды размещались в городе на заранее условленных местах. В группу, возглавляемую Рахимом, которую декум должен был завести в каменный мешок и где стража разоружит якобы ничего не подозревающих заговорщиков, вошли воины из его бывшего пограничного кисира, а также такие умельцы, что не приведи Создатель встретиться с ними на ночной дороге. Все эти часы они провели на одной из близлежащих к городу вилл — тренировались в лазании по стенам, метании ножей, стрел, камней, учили Зерию и Хащдайю прикидываться дурачками, без шума, одним движением всаживать нож в основании шеи — так надежней, в прыжке сверху. Обсуждали, как бы половчее взобраться на стены накопителя, устроенного в подсобных воротах, ведущих в главный — парадный — двор комплекса. Отряд почти поголовно состоял из тех, кто когда-то входил в дворцовую эмуку и это место им было знакомо как свои пять пальцев. Подсобный проход позволял быстро выбираться в город, минуя главные дворцовые ворота. Когда пришел срок и начало смеркаться, принялись прятать под просторные хитоны длинные кинжалы, пращи, веревки, крючья, за спинами мечи, которыми придется работать после того, как им удастся вырваться из каменного мешка, нацепили оружие, которое заговорщики должны были сложить по приказу охраны. Стражники сначала будут торчать на верхотуре, и в сумерках им будет трудно разглядеть, все ли оружие сдано. Кое-кто должен был пронести луки и стрелы, чтобы сбить со стен охрану. Стены в этом месте были невысоки — на то и был расчет, а также на неуклюжесть и трусость сирийцев и молчаливое неучастие греков. Если не повезет, будут сражаться до последнего — в любом случае они оставят семьям столько серебра, сколько не смогли нахватать за все предыдущие походы.