Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий
Выход нашел Антипатр и, в сущности, спас римское войско от гибели. Он уговорил гордого римского наместника довольствоваться скромным выкупом аравийского царя. Это было единственной возможностью спасти римских солдат и в какой-то мере спасти лицо римской власти на Востоке. Антипатр сам вызвался отправиться в Петру и договориться с аравийским царем.
Арета принял его ласково, так, будто прежней размолвки не было между ними. Антипатру не составило большого труда уговорить аравийского владыку заплатить римлянам выкуп, тем более что сумма была смехотворной — всего триста талантов. Антипатр сказал Арете, что в случае отказа заплатить последствия могут стать самыми неблагоприятными для Аравийского царства. Римляне не смирятся с позором, соберут большую армию, хорошо снарядят ее…
Антипатр, щадя самолюбие Ареты, недоговорил, что же будет, когда новая армия вторгнется в Аравию. А тот, величественно кивнув, сказал:
— Отвези ему, мой дорогой Антипатр, эти триста талантов. Я не хочу, чтобы ты, мой друг, возвратился к римлянину с пустыми руками.
Антипатр низко склонился перед аравийским царем и благодарно произнес:
— Ты всегда, о великий царь, был добр и великодушен в отношении своих преданных слуг.
Лишь только Антипатр возвратился в лагерь Скавра, как тот снял осаду и увел свои значительно поредевшие легионы в Дамаск.
Вести о неудаче, а главное, о неумелом руководстве войском римского прокуратора быстро достигли Рима. Сенат отозвал Скавра, а на его место назначил Авла Габиния, римского трибуна, близкого к Помпею.
— Ты видел его, Ирод, — закончив свой рассказ, сказал Гиркан и, вздохнув, добавил: — Когорты Габиния первыми ворвались во внутренний двор Иерусалимского храма.
— Говорят, он умелый и энергичный полководец, — заметил Ирод.
Гиркан ответил вяло, едва шевеля губами:
— Все они — великие полководцы в наших маленьких странах. Мы слишком слабы, чтобы правильно понимать, кто из них по-настоящему великий, а кто нет.
Об угрозе Александра Гиркан говорил много, но неопределенно, сетовал на несчастную судьбу, на болезни и немощь, на предательство иудеев, толпами бегущих в стан Александра. Провожая Ирода, он сказал:
— Если бы здесь был Помпей…
Ирод не ответил первосвященнику, подумал, что, может быть, и в самом деле Помпей был единственным, кто вселял мужество в слабого плотью и духом первосвященника. Теперешний Гиркан показался Ироду особенно жалким.
Когда он вернулся домой, слуга передал, что Антипатр немедленно желает видеть сына.
— Ты звал меня, отец, — тоном послушного сына сказал Ирод, входя к Антипатру и предчувствуя неприятный разговор.
Антипатр сидел за столом и что-то писал на восковой дощечке, лежавшей перед ним. Не поднимая головы и продолжая писать, он сказал:
— Сразу после свадьбы ты стал посещать в Массаде блудницу.
— Отец… — вспыхнув, выговорил Ирод, а Антипатр, как бы не слыша его, продолжил:
— Я не признаю связей с блудницами, это грязное, низкое занятие, недостойное ни настоящего мужчины, ни настоящего воина. Но я не осуждаю тех, кто прибегает к их услугам, и твои пристрастия меня не беспокоят. Беспокоит другое — как ты мог делать это сразу после свадьбы. Я возлагаю большие надежды на родственников твоей жены, Дориды. В Северной Идумее наша семья не имеет такого влияния, какое имеют они, а мне нужны новые воины, готовые идти на смерть. Если ее семья узнает о твоих… — Антипатр прервался, резким движением пальцев оттолкнул восковую дощечку, бросил на стол стило и, подняв голову, строго посмотрел на сына, — узнает о том позоре, который ты навлек на их род, это может разрушить все наши планы. Я недоволен тобой, а еще больше недоволен Фазаелем. Он старше и опытней, но сам повел тебя к этой блуднице, известной всей Массаде Помпее. — Имя блудницы он произнес с крайней степенью презрения, так искривив губы, будто их жгло чем-то. Взял со стола стило из слоновой кости, повертел в пальцах, снова бросил на стол. — С Фазаелем я разберусь сам, но что можешь ты мне ответить?
Из речи отца Ирод вывел одно — за ним следили. Кто-то из телохранителей, приставленных к нему отцом. В других обстоятельствах он бы вскипел, высказал бы отцу свое возмущение таким недоверием. Но сейчас были особые обстоятельства, к тому же отец оказался прав. Он подвел отца или мог подвести, хотя и ненамеренно. Но и не сказать об этом, сдержаться он тоже не сумел себя заставить. Проговорил скорее обиженно, чем с укором:
— Значит, ты приставил своих людей следить за мной? Меня удручает, что ты, отец, не доверяешь мне, так не доверяешь.
— Я не доверяю тебе?! — вскричал Антипатр и с силой ударил кулаком по столу — гнев, сдерживаемый им во все время разговора, в эту минуту выплеснулся с необычайной силой. — А дело, с которым я послал тебя в Массаду? Нет, я доверяю тебе, но мне дорога твоя жизнь, и во избежание случайностей я приказал своим людям оберегать тебя каждую минуту твоего пребывания в Массаде. Да, они тайно следовали за тобой везде, и в этот квартал, куда ты ходил к блуднице. Куда человек твоего положения не входит один, а лишь под усиленной охраной. Я недоволен тобой, Ирод, — проговорил он уже значительно спокойнее. — Я презираю свою несдержанность и не хочу повторения.
Ирод молча поклонился отцу и вышел. Закрывшись в комнате, он отдался своему тяжелому настроению. Ему было стыдно, что люди отца следили за ним, знали все и, может быть, обсуждали его в своем кругу. Ему было стыдно, что он подвел отца и подвел брата. Отец уже не сможет доверять ему, как прежде.
— Проклятая Помпея! — зло выговорил он сквозь зубы.
И тут же вспомнил блудницу, ее лукавые глаза, мощные бедра, высокую грудь, руки, умеющие быть то нежными, то страстными. Воспоминание о ней вошло в него незаметно, с каждой минутой становясь все явственнее и подробнее. Он уже не думал о разговоре с отцом, не стыдился того, что совершил, он словно бы опять входил в ярко освещенную комнату, наполненную запахом горелого масла, видел Помпею, лежавшую обнаженной на ложе — влекущую, соблазнительную. И, закрыв глаза, Ирод снова погрузился в любовный чад и в любовное беспамятство. О Дориде в тот вечер он не вспомнил ни разу.
На следующий день иудейское войско под командованием Антипатра выступило из Иерусалима на соединение с легионами Авла Габиния, следовавшими к крепости Александрион, где, по его сведениям, расположился лагерем Александр. Вместе с войском ехал и Гиркан. Антипатр уговорил его не оставаться в Иерусалиме. Жители были ненадежны, сторонники первосвященника в одну минуту могли стать его злейшими врагами, могли захватить первосвященника и выдать его Александру. А Антипатр не допускал потери Гиркана. Гиркан был главным камнем в фундаменте здания власти, возводимого Антипатром. Убери этот камень, и все здание, еще не достроенное, рухнет в течение каких-нибудь нескольких дней.
Иудейское войско сделало в направлении Александриона всего один переход, когда к Антипатру прискакал гонец от Авла Габиния. Его конь, покрытый хлопьями пены, тяжело поводил вздувшимися боками и едва держался на ногах. Гонец был не в лучшем состоянии. Он передал приказ сирийского прокуратора — развернуть войско и прикрыть Иерусалим с запада. Габиний получил известие, что Александр со своей армией быстро продвигается к Иерусалиму. Антипатру предписывалось разбить лагерь в районе Цоры, маленького городка на западе от столицы, и ждать подхода двух римских легионов под командованием Марка Антония[22]. Сам же Габиний с четырьмя легионами направится к Александриону, чтобы отрезать Александру возможные пути к отступлению.
Совершив два стремительных перехода, Антипатр встал у Цоры, разослав по всем дорогам отряды всадников, чтобы обнаружить путь продвижения Александра. На следующий день ему доложили, что Александр стоит лагерем всего в четырех милях, — по-видимому, он давал войску отдых перед последним броском на Иерусалим. А ведь от Цоры до столицы было всего десять миль.
Антипатр собрал военный совет. Командиры корпусов, Пифолай и Малих, горячо высказались за то, чтобы сняться с лагеря и идти навстречу Александру. Их горячность вызвала подозрения Антипатра — он и прежде не доверял им, а сейчас, вблизи армии Александра, сына свергнутого иудейского царя, тем более. Он ответил своим командирам, что лучше оставаться на месте и здесь встретить противника. Эта позиция удобна для иудейского войска и неудобна для войска Александра. Пифолай и Малих возразили, что в этом случае Александр может уклониться от сражения, просто обойти их и выйти к Иерусалиму с другой стороны.
Антипатр, знавший о приближении Марка Антония с двумя легионами (начальников корпусов он не поставил об этом в известность), добродушно усмехнулся:
— Успокойтесь, я не позволю ему обойти нас.