Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Восхождение к власти
XLVII
В храме Юпитера, повелителя богов, состоялся торжественный обряд.
Почтённый фламин, с лицом возвышенно-бесстрастным, заколол белого быка. Осмотрел его внутренности и во всеуслышание заявил, что жертва угодна богу-громовержцу.
Жрецы Юпитера торжественно сняли с Гая Калигулы юношескую претексту, и он наконец ощутил на правом плече долгожданную тяжесть настоящей мужской тоги.
Гай горделиво улыбался, подставляя цирюльнику щеки. Железная бритва, скользя по юношеской коже, больно царапала. Но мелкие порезы казались Калигуле пустяками. Ведь он, наконец, стал совершеннолетним. Золотисто-рыжий пух бережно собрали, и Калигула возложил его на алтарь Юпитера. Фламин поднёс к тонким волоскам факел, и через мгновение на белом мраморе алтаря осталась только жалкая горсточка пепла. Серый дымок поднялся к потолку храма и расстаял.
Тиберий внимательно следил за обрядом и втайне посмеивался, опираясь тяжёлым подбородком на жезл. Когда Калигула, облачённый в новую тогу, подошёл к нему, император поднялся со складного табурета.
— Объявляю, что отныне я по законам Рима усыновляю Гая Юлия Цезаря Германика! И наделяю его всеми правами, которыми он может пользоваться в качестве моего сына! — обняв Калигулу за плечи, громко заявил он.
Переждав одобрительный (или удивлённый) шёпот, Тиберий спросил у Калигулы:
— Согласен ли ты?
— Да, отец! — немедленно отозвался Гай.
Пользуясь шумом поздравлений и хвалебных возгласов, Тиберий коварно шепнул Калигуле:
— Сегодня ты мог вступить во владение всем имуществом, принадлежавшим твоему отцу и братьям. Но, согласившись на усыновление, ты тем самым передал мне права на управление твоей собственностью!
Калигула передёрнулся, поняв, что Тиберий обвёл его вокруг пальца. Счастливая улыбка превратилась в горькую гримасу.
— Но, цезарь! Ведь ты выделишь мне ежемесячное содержание, достойное твоего сына?! — в надежде спросил он.
— В ежедневном куске хлеба и мяса я тебе не откажу, — кивнул Тиберий, продолжая с царским достоинством улыбаться толпе. — Но, если твои запросы окажутся слишком высоки — должен будешь сам позаботиться о себе!
— Что же мне делать? — Калигула возмутился в душе. Но, боясь рассердить Тиберия, смотрел на него жалобно и просительно.
— Женись! — посоветовал император.
— Но я ещё молод… — растерянно протянул Гай.
— Ты уже мужчина и полноправный римский гражданин, — хладнокровно возразил Тиберий. — Твой отец Германик тоже женился в возрасте девятнадцати лет. Каким счастливым он выглядел в день свадьбы!.. Следуй его примеру!
— Но кого мне выбрать в жены?
— Кого хочешь! — Тиберий явно насмехался над растерянностью юноши. — Я не жестокосерден, и позволю тебе выбрать невесту по сердцу.
Калигула молчал. Уголки тонких губ обиженно поползли вниз.
— У сенатора Марка Юния Силана имеется юная дочь, — с напускным сочувствием продолжал император. — Силан даёт за ней приданное в полмиллиона сестерциев. Говорят, девушка хороша собой и воспитана в строгости. Женись на ней! Заодно избавишь меня от обязанности кормить тебя! — жёстко закончил он.
— Но я её не знаю! — чуть не плакал Калигула.
— Нанеси отцу визит и познакомься! — Тиберий был неумолим. В обведённых синевой глазах сверкало холодное презрение. — Твоя глупость становится докучливой! За двадцать дней, проведённые со мной, ты успел изрядно надоесть мне. Убирайся в Рим и позволь мне отдохнуть от тебя!
Тиберий раздражённо осмотрел Калигулу и, слегка прихрамывая, вышел из храма. Позолоченные носилки ждали императора у мраморных ступеней. Жаркое неаполитанское солнце окрасило оранжевым листья лаврового венка, украшающего лысеющую седую голову старика. Остановившись у носилок, Тиберий прикрыл глаза ладонью и пристально всмотрелся в синеву Тирренского моря. Мутным дымчатым пятном виднелся на горизонте зачарованный остров — убежище ненастоящих нимф и сатиров, змей, павлинов и ощипанных орлов.
* * *Калигула возвращался в Рим, гордясь совершеннолетием, но пристыженный и оскорблённый. В носилках небрежно валялся кожаный мешок с деньгами. Жалкая сумма! Спинтриям Тиберий даёт больше.
«Что делать? Как жить? — удручённо думал Гай. — Жизнь в Риме стоит дорого. Удовольствия, оргии и попойки — ещё дороже! Может, и впрямь жениться на богатой невесте?»
Какова она, дочь Юния Силана? Калигула смутно помнил суетливого, румяного толстяка сенатора. Но сколько ни напрягал память — девушку не мог припомнить.
«Нет! Никогда не женюсь ради денег на незнакомой мне женщине! — досадливо гримасничая, думал он. — Может, она окажется пустой, тщеславной и развратной, как некоторые римские матроны?! К тому же, зачем жениться на одной, если, не женясь, можно иметь многих?!»
Всю обратную дорогу Калигула насмехался над женщинами и женатыми влюблёнными глупцами. Но когда широкая, мощёная ровными булыжниками Виа Аппия привела Гая к стенам Рима, он жестом подозвал раба.
— Знаешь, где живёт сенатор Марк Юний Силан? — небрежно спросил он.
— Да, доминус, — поспешно ответил смуглый раб.
— Сначала заедем в термы. Затем проводишь меня к дому Силана, — распорядился Калигула.
XLVIII
Марк Юний Силан встретил Калигулу с радостным подобострастием. Сенатор происходил из старинного семейства Юниев. Выходцем из того же рода, но другой ветви, был Марк Юний Брут — убийца Юлия Цезаря.
Силан был невысок, с круглым полным животом в складках расшитой дубовыми листьями тоги, румяный и кудрявый не от природы, но стараниями рабов. Он суетливо усадил гостя на мраморную скамью в атриуме. И сел напротив, сцепив вместе толстые короткие пальцы и умильно любуясь Калигулой.
— Никогда ещё тога совершеннолетнего не ложилась на более достойные плечи! — восторженно заметил сенатор.
Калигула снисходительно улыбнулся льстецу. Эту фразу он слышал уже раз двадцать из разных уст. И отвечать на неё казалось излишне. Калигула заёрзал на скамье, разглядывая обстановку Силанова дома.
— Мрамор слишком твёрд для тебя? — спохватился Силан и, не доверяя рабам, лично бросился в опочивальню. Вернулся, неся полдюжины шёлковых подушек. И принялся заботливо подкладывать их за спину гостя.
Гаю понравилась неуёмная лесть сенатора. Получалось забавно: Калигула униженно льстит императору, все остальные униженно льстят Калигуле.
Гай немного приподнялся на скамье и откровенно почесал задницу как раз в тот момент, когда Юний Силан подсунул ему под зад мягкую подушку. Не переставая почёсываться, Гай величественно уселся и, скаля зубы, улыбнулся сенатору. Силан сладко засиял. Румянец на полных щеках сделался ещё ярче.
— Твоё посещение — великая честь для моего дома, Гай Цезарь! — пропел он голоском, дрожащим от радости. — Не желаешь ли откушать?
— Желаю, — милостиво согласился Калигула.
Хозяин, подобострастно кланяясь, постоянно забегая наперёд и делая неуклюжие приветливые жесты, провёл гостя в обширную столовую — триклиний.
Три длинных ложа тянулись вдоль стен триклиния, облицованных осколками разноцветного мрамора. Между обеденными ложами стоял большой овальный стол из цитрусового дерева. Узорчатые разводы на столе походили на павлиний хвост.
— Разбрасывай розовые лепестки! — суетливо шепнул Силан рабыне. Ему хотелось показать Калигуле, что в роскоши он ничуть не уступает изнеженным молодым патрициям.
Гай внимательно осматривал триклиний. Усмехнулся причудливой смеси богатства и плохого вкуса или жадности владельца. Роскошный дорогой стол, а на нем — старый кувшин с измятой кривой ручкой. Куски дорогой парчи прикрывают засаленные ложа. В одном углу — сундук, потемневший от старости; в другом — ослепительно-белая статуя Меркурия из гладкого каррарского мрамора. В окнах не было стёкол, ни даже слюды. Они закрывались деревянными ставнями с круглыми отверстиями посередине. Как неуютно бывало здесь в дождливые зимние дни.
— А вот и моя жена, Клавдия! — Юний Силан представил Калигуле полную непривлекательную матрону лет сорока. — Она состоит с тобой в дальнем родстве.
Гай мельком осмотрел жену Силана, притязавшую на родство с императорской семьёй. Калигула редко вспоминал о своём происхождении из семейства Клавдиев. Его прабабка Ливия бросила первого мужа Нерона Клавдия, чтобы выйти замуж за будущего императора Октавиана Августа. Был у Ливии тогда четырехлетний сын, Тиберий — нынешний император. А через три месяца родился другой — Друз, отец Германика. Но и Тиберий, и Германик были приняты в род Юлиев. Калигула уже родился Юлием.
— А где же твоя дочь? — спросил он, шаря рукой по блюду с устрицами, подставленному рабыней.
Юний Силан наливал гостю вино в серебрянный кубок и восторженно замер. Теперь ему стала ясна причина неожиданного посещения Гая Цезаря. Вино наполнило кубок и переливалось через край, пачкая руки и тогу сенатора. Лишь тогда он опомнился.
