Борис Тумасов - Покуда есть Россия
Райчо Николов и Асен обрадовались возвращению Стояна.
— Значит, не суждено ещё вам, господин поручик, испить водицы из Леты[65], — заключил Асен.
Добыв несколько поленьев и ведро, Асен развёл в нём костёр. Землянка наполнилась дымом, глаза слезились. Николов, ругаясь, приоткрыл дверь. Солдаты беззлобно посмеивались:
— У господ офицеров изба по-чёрному топится.
Стоян, кашляя, писал письмо Васильку. Он рассказал брату, как недавно воротился из госпиталя, как залечивал рану; о студёном «сидении» на Шипке, где жестокие атаки турок сменились морозами и ветрами. Солдаты обмораживаются, и бывает, когда стоящие на карауле коченеют насмерть.
«…Вчерашнего дня, — писал Стоян, — довелось мне услышать, как Николай Григорьевич Столетов делал внушение начальнику прибывшей на Шипку 24-й дивизии генералу Гершельману:
— Прошу вас не требовать от солдат парадной формы и щегольского вида. Пусть утепляются, поелику смогут. Сегодня мороз — союзник османов.
На что генерал Гершельман ответил:
— Солдат на то и солдат, чтобы погибать за веру, царя и отечество».
Оторвавшись от письма, Стоян посмотрел на Асена. Дрова в ведёрке, потрескивая, разгорелись, перестали дымить. Нанизав на шомпол куски сала, Асен зажаривал их на огне. Сало истекало, шкварилось.
— Если турки услышат запах свинины, они лопнут от злобы, — заметил Николов.
— Всевышний, — Асен поднял глаза, — я готов зажарить целого кабана.
Поручик Узунов уловил на себе взгляд Асена, кивнул. Вспомнилось, как после выпуска из кадетского корпуса они, молодые офицеры, собрались на лесной опушке. Лакеи жарили шашлыки, а вновь произведённые поручики клялись в верности и вечной дружбе…
Почистив перо, Стоян снова принялся за письмо. Райчо, будто для поручика специально, напевал:
Ох, сохну по тебе,Ох, сохну по тебе,По твоему лицу белому,Белому лицу, лебединому.
Слушая Николова, поручик писал:
«…Все мы здесь ощущаем необычайное сердечное внимание и любовь. Десять дней, проведённые в Систово, были вознаграждением за мою рану. В доме тётушки Параскевы меня окружили трогательной заботой. Здесь живёт моя судьба… Решение моё жениться на Светозаре окончательное.
Её дядя, а мой товарищ — капитан Райчо Николов сказал: ты, поручик, — граф, а Светозара простого рода. На что я возразил: лучше мне потерять графское звание, нежели лишиться Светозары…
Ты, Василько, поймёшь мои чувства, когда увидишь и узнаешь её…»
Когда Осман-паше доложили о появлении в Западном отряде генерала Тотлебена, он воздел руки:
— О аллах, ты отвернул от меня свой лик!
Пока русскими войсками командовали под Плевной генералы Криденер, Зотов и румынский князь Карл, Осман-паша чувствовал себя уверенно. Это были генералы, строившие свою стратегию на атаках, штурмах. Но Тотлебен! О нём англичане и французы ещё там, в Крыму, отзывались как о способном инженере-строителе фортификационных сооружений, а турецкие военачальники называли Тотлебена генералом-кротом.
Первые дни Осман-паша терялся в догадках, что предпримет этот генерал-крот против плевненских укреплений. А когда стало известно, что русские солдаты роют землянки, Осман-паша догадался: Тотлебен принял решение блокировать Плевну.
На военном совете Осман-паша заявил бригадным генералам:
— Если генералу-кроту удастся блокировать Плевну, нам останется уповать на милость аллаха. Абдул-Керим доложил: на наших складах продовольствия и боеприпасов на месяц…
Но чуда не случилось. Гвардейский корпус генерала Гурко, сломив ожесточённое сопротивление турецких таборов, взял Горный Дубняк и Телиш, перерезав Софийское шоссе, а Западный отряд Дунайской армии замкнул кольцо вокруг Плевны. Тщательная разведка и, наконец, демонстрация значительными силами развеяли у Осман-паши всякую надежду на прорыв.
Совершая утренний намаз, Осман-паша опустился на коврик и, пригладив бороду, произнёс:
— Аллах милосердный, помоги Сулейман-паше пробиться через перевал или вразуми Мехмет-Али начать наступление.
Закрыв глаза, зашептал слова молитвы из Корана…
Завтрак у Осман-паши лёгкий: лепёшка, жаренная на курдючном сале, и чашка чёрного кофе.
Слуга принёс тёплый халат, помог облачиться. Осман-паше подвели коня. Утренний объезд укреплений он начал с Зелёных гор. Дорогой смотрел, как идут восстановительные работы, воздвигаются новые укрепления.
В прошлый штурм Зелёные горы доставили Осман-паше немало беспокойства. Молодой, отчаянный генерал Скобелев едва не овладел Зелёными горами. Слава аллаху, у генерала Зотова не хватило ума выделить Скобелеву в поддержку хотя бы одну бригаду, тогда бы уж он, Осман-паша, Плевну не удержал…
Левое крыло турецких войск прижали румынские дивизии. Осман-паша не слишком высокого мнения о боевых качествах армии Румынии. Румынский князь Карл привёл под Плевну более тридцати тысяч солдат…
Осман-паша выехал к дороге на Ловчу. Её перекрыл генерал Зотов. У Софийского шоссе задержался, долго думал о чём-то. Наконец подозвал следовавшего в свите главного интенданта:
— Абдул-Керим, какая собака злее: жирная или тощая?
— Тощая, мудрый паша.
— Так-так, — Осман оскалился в улыбке, — вели своим интендантам уменьшить дневную норму довольствия аскеров вполовину.
Абдул почтительно склонил голову, а Осман-паша продолжал:
— Посмевших роптать казнить во имя аллаха милостивого.
Во гневе султан Абдул-Хамид, и члены тайного военного совета в страхе ждут, против кого он обернётся. Кто повинен в срыве столь удачно развернувшегося наступления Сулейман-паши?
Имея значительное превосходство в живой силе, он относительно легко выбил Передовой отряд генерала Гурко из Забалканья, остановился вдруг у Шипкинского перевала, хотя по плану тайного совета ещё в августе должен был перейти Балканы и соединиться с Осман-пашой.
По последним сведениям, полученным военным министром, русские блокировали Плевну.
Тайный военный совет пребывал в растерянности: султан требовал указать виновного. Обвинить Сулейман-пашу никто не осмелился. Как покривить душой, когда Абдул-Хамид помнит: Сулейман-паша предлагал иной план.
На запрос военного министра Сулейман-паша ответил: не ему принадлежит стратегическая разработка лобовой атаки Шипки, а превосходство в силах сводится к нулю характером местности…
— Мой дорогой Вессель-паша, — сказал Сулейман своему любимцу, — военным советникам мудрого султана Абдул-Хамида, кроме седых бород, не мешало бы иметь ум стратегов. Тогда наши таборы не топтались бы здесь, а стояли в Бухаресте и Кишинёве.
— Досточтимый сердер-экрем, ваши уста утверждают истину. Но что можно сделать сейчас?
Из-под нависших бровей Сулейман-паша испытующе посмотрел на Весселя. Ответил неторопливо:
— Если Осман-паша не сдаст армию Тотлебен-паше и Западный отряд окажется прикованным к Плевне, мы пройдём перевал по трупам замёрзших русских солдат и болгарских войников.
— Но, досточтимый сердер-экрем, может случиться, Осман-паша сложит оружие?
— Тогда, дорогой Вессель-паша, мы окажемся в таком трудном положении, исход которого я не желаю предвидеть.
— Наш сераскир и его военный совет, начиная войну, недооценили противника, досточтимый сердер-экрем.
Лицо Сулейман-паши стало непроницаемым.
— Аллах всемогущ, а мы — пыль у ног султана.
Вессель молча склонил голову.
В Порадим, Главную императорскую квартиру, вернулся канцлер Горчаков.
Изрядно уставший в дороге, российский министр иностранных дел выглядел болезненно. Придворный доктор прописал канцлеру спиртовую настойку валерианы:
— Сие зелье, — заявил он авторитетно, — наилучшее средство по снятию нервных расстройств. Индийцы настаивают корень сего растения на кипятке и пьют вместо чая. Успокаивает.
— Однако, милостивый государь, я не индус…
Проведать больного явился Милютин. Александр Михайлович сидел в кресле, укутав ноги пледом, и что-то писал. Военного министра встретил приветливо:
— Рад, рад вас видеть, любезный Дмитрий Алексеевич.
— Как вы себя чувствуете, князь?
— Общее недомогание, однако сегодня лучше. В дороге никак не мог согреться и грелки не помогали.
— Что говорят в Санкт-Петербурге о действиях Дунайской армии, ваше сиятельство?
— В столице много говорят о русской интеллигенции, принявшей участие в освободительном походе армии, упоминают имена Пирогова, Боткина, Немировича-Данченко, Верещагина, Гиляровского. Однако журналисты скупы. Газеты пока ещё мало пишут о подвигах солдат и офицеров. Даже «Русский инвалид» всё сводит к сухой информации.