Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век
– Пойдут. А кроме того, и царь Челмата готовит воинов в поход.
Роман, тяжело вздохнув, с сожалением глядя на булгарского царя, произнес:
– Верю, что не желаешь ты этого похода, но и остановить своих подданных не хочешь. Потому прости за дерзостные слова, великий царь. Не простит Юрий Всеволодович, великий князь земли володимирской, разорения своих окраин. Дружина у великого князя немалая, воины ратное дело знают.
– Ты грозишь мне, князь русов? – возвысил голос царь.
– Нет, великий Чельбир.
Роман встал, поклонился царю и уже громче добавил:
– Я желаю процветания подвластной тебе земле, мира, счастья твоему народу, потому хотел удержать занесенный над землей володимирской меч.
Услышав ответ, достойный воина, царь Чельбир сказал:
– Другому бы отсек голову за подобную речь, тебя же прощу. Иди!
Роман, следуя приказу, развернулся и спокойно направился к выходу из пиршественного зала, в полной тишине и под взглядами злорадствующих придворных. Наконец-то выскочка-рус получил свое: царь сменил милость на гнев.
Уже на самом выходе из дворца его остановила Зора. Порывисто дыша и торопливо проглатывая окончания слов, она произнесла:
– В том, что тебя царь удалил из зала, – рука визиря. Ты же знаешь, он родственник царя Ошела, а тот давно хочет стать царем всей земли. Дядя же любит тебя, и я тебя люблю. Потому прошу: не оставляй города и не покидай своего двора. Ежели ты покинешь Биляр, то умрешь. Визирь приказал следить за тобой и, когда ты поедешь на Русь, убить. Я знаю, ты – воин и тебя смертью не испугать. Но прошу, Аллахом молю, поберегись, не противься, пережди время.
Роман понимал, что опала ему на руку и ни для кого не будет неожиданным и подозрительным его отъезд из Биляра, но не считаться с предостережением он не мог. Слишком опасным противником был полновластный и мстительный визирь. Дело осложнялось еще и тем, что руки у него теперь были развязаны и в любой момент он мог схватить примелькавшегося при дворе и полюбившегося членам царской семьи русского князя. Но и не оповестить великого князя владимирского о набеге булгарской конницы Роман не мог. Потому он тихо ответил:
– Я подумаю над твоими словами.
Потом, повинуясь чувству, привлек девушку и поцеловал ее в горячие, чуть влажные губы.
Зора охнула, закрыла лицо руками и убежала, оставив Романа в недоумении: то ли обидел он ее, то ли осчастливил.
Ночью Ермила Лукич был разбужен Первуном и препровожден в маленькую комнатку, едва освещенную светом чадящего огонька масляного лампиона. Несмотря на темень, человека, сидящего за столом, он узнал.
– Здрав будь, Роман Федорович, – прогудел купец, кланяясь, но ночной гость выскочил из-за стола и обхватил Ермила Лукича своими ручищами.
– Рад видеть тебя в здравии. Давно ли из стольного града? Как батюшка мой, здоров ли? Как сестрица моя Дубравушка поживает? Не томи, рассказывай, – зачастил вопросами Роман.
– Ну-ну, ты не очень-то налегай, не то ребра поломаешь. Нагулял силушку, медведь, – высвобождаясь из объятий молодца, довольно гудел Ермила Лукич. – Присядем, – кивнул он на лавку, – разговор у нас будет долгим.
Через два дня появился царский тиун. Задобренный подарками, он наложил умеренную пошлину на товары владимирского купца, выдал табличку, разрешающую торговлю. В тот же день Ермила Лукич распродал себе в убыток товары и отплыл вниз по Волге к Ошелу.
Но как ни спешил Ермила Лукич предупредить великого князя о надвигающейся беде, сделать этого ему не удалось. Когда лодии поравнялись с ошельской пристанью, от нее отошло около двух десятков легких лодок с воинами на борту. Лодии были захвачены, а владимирцы брошены в земляную яму ошельской тюрьмы.
2
Вести одна тревожнее другой приносили доглядчики великому князю Юрию в стольный град Владимир. Неспокойно в порубежных землях, льется кровь людей русских на радость врагам.
Из Рязани донесли, что Глеб Владимирович с братом Константином, призвав на службу половцев, пошли на Ингваря Игоревича, дабы завершить начатое полгода назад злодейство. Но за князем Ингварем поднялся честной народ, вся земля рязанская встала на его защиту. Глеб был разбит и бежал в степь, где вскоре пропал, закончив свой жизненный путь бесславно, неся на себе проклятье своего народа.
Нет покоя и в земле новгородской. Обладая великим благом – вольностями и Народным вечем, Господин Великий Новгород никак не сложит себе цену. Изгоняя и приглашая князей на стол, возвышая одних посадников и низвергая других, бояре-думцы боролись друг с другом за власть, за право первенства влияния на дела новгородские, на торговлю и немалую городскую казну.
Сменив Мстислава Удалого на его племянника Святослава, сына смоленского князя Мстислава Романовича, новгородцы решили поменять и посадника. Но у того оказалось немало сторонников, и город разделился на два враждующих лагеря. Пролилась кровь. Твердислав удержался на посадничестве. Но вскоре был смещен, а князь Святослав заменен своим младшим братом Всеволодом. И опять смута, и снова льется кровь!
Не лучше дела обстоят и в Южной Руси. Опутанный наветами, князь Мстислав Удалой, призвав своего зятя, половецкого хана Котяна, и киевского князя Владимира Рюриковича, повел их на своего младшего зятя Даниила Галицкого. Тот, в свою очередь, призвал на помощь поляков. Чтобы разрубить завязавшийся узел, Мстислав отдал замуж свою младшую дочь за венгерского королевича Андрея, дав за нее в приданое Перемышль. Венгры надавили на поляков и Галич, те попритихли, но ненадолго. Вражда вспыхнула вновь. Андрей бежал к отцу. Против Мстислава поднялись венгры, за ними поляки. Галичская земля занялась пожарами, оросилась кровью.
Тревожные вести приходили и из Переяславля Южного. Извечная боль Руси – Степь угрожала городкам и городам земли владимирской. Но Переяславль Южный далеко, и потому угроза половецкого набега не воспринималась так остро, как угроза набега булгар. Те были рядом. В последнее время Юрий все чаще возвращался к мысли, что Городец-Радилов – слабая защита княжества от Булгарского царства. Надо крепить порубежье на востоке городами и крепостицами, многолюдством, расселяя народ по Волге, потеснив мордву и черемисов.
– Прав был воевода городецкий. Здесь, где сливаются Ока и Волга, надо ставить город! – ткнув пальцем в место на карте, в раздумье произнес Юрий и, обращаясь к княгине, сказал: – Погляди, Агафьюшка, батюшка мой покойный место сие крестом пометил на карте. Верно, тоже мыслил також.
– Не разумею я ничего в этом, – склонилась над столом Агафья. – Мудрено все: серенькие змейки, синенькие, кружочки… Не женское это дело. Решил город ставить – Бог тебе в помощь.
Княгиня отошла от стола и, усевшись на скамью у окна, принялась за оставленное рукоделие.
– Давно хотела сказать, да все боялась навлечь гнев твой, – тихо проговорила княгиня, поглядывая на мужа.
– О чем же? – не поднимая головы от карты, спросил Юрий.
– Уже поболе месяца прошло, как разрешилась княгиня Ростислава сыном, и Ярослав звал на крестины, а ты ни сам не поехал, ни подарков не послал. Нехорошо это.
– Сердит я на него. Хулит меня без меры перед боярами, себя возвеличивает, о столе володимирском помышляет.
– Да, может, кто напраслину на него возводит, вас поссорить хочет? – вступилась за переяславского князя Агафья, но Юрий, возвысив голос, уверенно произнес:
– Речи его ведомы мне от людей ближних, верных. Прост Ярослав, да Ростислава умна не в меру. Подарков же сыновцу отправлю завтра же. И ты приготовь Ростиславе ларчик с каменьями да нитей жемчуга поболее.
Юрий хотел еще что-то добавить, но его отвлек шум, донесшийся из соседней горницы. Дверь неожиданно распахнулась, и через порог шагнул большой воевода Петр Ослядюкович. Смахнув с головы шапку, он выдохнул:
– Беда, великий князь! Булгары порубежье нарушили. В земле ростовской объявились: жгут деревни, разоряют починки, людей наших в полон гонят, обманом взяли Устюг.
– А что Городец, устоял ли? – встревожился Юрий.
– Городец стороной обошли. Видимо, прошли черемисью по Ветлуге и Унже.
Юрий подошел к карте.
– Пришел ворог из Ошела и с севера. Поди, уже обратно повернули. Раз к городам не пошли, значит, силы у них невелики и набег тот разбойничий, – уверенно произнес великий князь.
– Что гонцам-то ростовским сказать? Воевода Еремий Глебович сотника прислал с вестью, – видя спокойным Юрия Всеволодовича, неуверенно произнес Петр Ослядюкович.
Великий князь поднял взгляд от карты.
– Передай, чтобы князь Василька Константинович со своими воеводами порубежье крепил, дружину множил, а когда время придет на булгар идти, я дам знать.
Как ни горел желанием великий князь владимирский отомстить за дерзостный набег своим восточным соседям, лишь летом тысяча двести двадцатого года он решился идти походом на Камскую Булгарию. От княжеского крыльца во все уделы владимирские поскакали гонцы с повелением исполчить войско, собирать подымовых людей. В Муром и Рязань великий князь отправил бояр в посольском чине с предложением принять участие в походе на булгар.
