Ильяс Есенберлин - Хан Кене
Ага-султан подскочил от испуга:
— Какой Абдувахит?
— Ваш бывший туленгут. — Самен оскаблился. — У него дочь по имени Кумис…
Земля слухом полнится. Есиркеген уже слышал краем уха историю насилия над Кумис. К тому же еще в прошлом году,отправляясь на учебу и проезжая владения Конур-Кульджи, он обратил внимание на красивую дочку туленгута. Есиркеген даже попросил у нее напиться кумысу и долго не хотел уезжать от их юрты. Когда донеслась до него весть об этом насилии, он почувствовал себя так, словно надругались над его сестрой. И вот теперь приходится сидеть рядом с этим насильником и выполнять вдобавок все его приказания!.. Дорого дал бы юноша, чтобы бросить в лицо ага-султану все, что он думает о нем…
Вошел начальник туленгутов ага-султана, высокий черноусый Асылгерей. Конур-Кульджа подробно пересказал все услышанное от Самена и приказал немедленно выступать в ущелье Каражар.
— Самое главное — не пропустить Агибая в сторону Каркаралы и захватить его врасплох на месте! — Ага-султан опустил волосатый кулак на ковер. — А о нашей помощи расскажет Жамантаю вот этот юный джигит, Есиркеген.
Есиркеген молча кивнул.
— Расскажешь ему все, что слышал. — Конур-Кульджа теперь обращался прямо к Есиркегену. — Пусть знает, кто враги его, а кто друзья. И предупреди: если Кенесары взялся за него, то уж не остановится. — Он снова повернулся к Асылгерею: — Засядь с сарбазами на пути к табунам. Окружи отряд Байтабына, и чтобы ни один не ушел живым! Пока я возвращусь, разыщи и посади на цепь Абдувахита. Наказывать буду сам!
— Может быть, отложите на время поездку в Омск, мой султан… — В голосе начальника слышалась неуверенность. — Под вашим водительством мы бы скорее справились с ними…
— Если вы не рискуете сразиться с какой-то полусотней разбойников, то зачем тогда оружие носите! — возмутился Конур-Кульджа, но было хорошо видно, что он до смерти напуган известием о прятавшемся в тугаях Абдувахите.
Препоручив все важные дела Асылгерею, Конур-Кульджа, несмотря на непогоду, в тот же день отправился в Омск. По дороге он дважды в день менял лошадей у таких же, как он сам, богатых соседей и на четвертое утро был уже на месте.
Часто бывал Конур-Кульджа в этом городе, не раз встречался здесь с именитыми царскими сановниками. Два таких случая были особенно ему приятны. Первый произошел в 1829 году, или в год коровы по-казахски, когда праздновали сорокалетие Омской школы военных толмачей. Сам Сперанский, автор положения о сибирских киргизах, присутствовал на торжестве. Первое офицерское звание штабс-капитана присвоено тогда было Конур-Кульдже. Теперь он подполковник…
Второе, что запомнилось ему, было открытие Омского кадетского корпуса в позапрошлом году. Огромное четырехэтажное здание все сияло огнями. Князь Горчаков выделил Конур-Кульджу из всех ага-султанов, дважды прошелся с ним под руку через весь ярко освещенный зал. Другие ага-султаны чуть не лопались от зависти.
Статные, безупречно одетые офицеры кружили в вальсе своих дам. Князь перевел взгляд на группу одетых в одинаковую форму казахских юношей — сыновей всех этих приглашенных биев и султанов.
— Через двадцать пять лет они будут такими же блестящими офицерами! — сказал он. — Все киргизы станут другими…
Конур-Кульджа, хоть и соглашался всегда с начальством, на этот раз не мог скрыть своего сомнения:
— А если казахи не захотят?
Князь посмотрел на него жестким взглядом:
— Что значит не захотят, мой дорогой? — Вы — человек просвещенный и понимаете пользу своего народа. Цивилизацию чаще всего приходится вбивать палками, как делал на Руси великий Петр…
Конур-Кульдже понравился ясный и прямой ответ князя Горчакова. Ему растолковали, что такое цивилизация, и акмолинский ага-султан подумал, что с малых лет служит ей. Во всяком случае, при этой самой цивилизации удобней всего будет ему, Конур-Кульдже. Не надо только быть дураком и ссориться с начальством. А чернь и следует держать в черном теле. Он это хорошо понимал…
Сейчас, подъезжая к Омску, Конур-Кульджа вспомнил старую легенду о Чингисхане. Будто спросил тот однажды у своих приближенных, какое самое высшее наслаждение для человека. «Охота за лисой с беркутом на руке!» — ответил один батыр. «Обнять свою возлюбленную!» — сказал другой. «Править народом с золотого престола!» — решил третий. «Все вы ошибаетесь, — сказал „Потрясатель вселенной“. — Самое высокое наслаждение для человека — победить своего врага, отобрать у него все, повести на поводу, как собаку, и на его глазах насладиться его женой и дочерьми!»
Что же, правду сказал великий предок. Но готов ли он, Конур-Кульджа, умереть сразу после того, как наступит на голову Кенесары и подомнет под себя его старшую жену Кунимжан? Ту самую, что отобрал у него Кенесары…
* * *Въехав в город по хорошо укатанной, с деревьями по обе стороны дороге, Конур-Кульджа задержался на несколько минут, чтобы подумать, где остановиться. На большой площади перед ним стояла мечеть омских мусульман с двумя минаретами. Недалеко от нее высился громадный дом из красного кирпича, в котором жил ахон Мухаммед-Шариф Габдрахман-оглы. Слева, как раз напротив, стояла увенчанная позолоченными крестами церковь. А за ней уже высился прекрасный двухэтажный белый дворец генерал-губернатора. Особо выделялся мезонин с окнами на все четыре стороны под голубой, похожей на девичью тюбетейку крышей. Это был рабочий кабинет князя Горчакова…
Конур-Кульджа решил остановиться у ахона. Мухаммед-Шариф принял его с раскрытыми объятиями. Ага-султан узнал от него, что генерал Талызин болен, и обрадовался этому. Теперь можно будет с полным правом просить спешной аудиенции у самого князя.
На следующий день князь Горчаков сам пригласил ага-султана Конур-Кульджу Кудаймендина на прием. Считавший себя частично ответственным за сдачу Акмолинской крепости, Конур-Кульджа почувствовал вдруг нерешительность и попросил ахона пойти с ним. Но генерал-губернатор принял лишь его одного…
Высокий молодцеватый офицер для особых поручений сделал ему знак рукой, и Конур-Кульджа опасливо прошел в громадную, обитую черной кожей дверь. Этот кабинет давно был ему знаком. Просторный высокий зал с мягкими стульями у стен, в глубине — массивный, крытый толстым зеленым сукном стол. Над креслом с длинной резной спинкой — огромный, до самого потолка, портрет его императорского величества самодержца Николая I во весь рост. А на плечах у царя полковничьи эполеты, почти такие же, как на мундире ага-султана.
На столе стоял горбатый бронзовый беркут с распростертыми крыльями, в когтях его маленькая чернильница. А за столом человек, похожий на этого хищного беркута, — хозяин над жизнью и смертью подвластных ему людей, генерал-губернатор Западной Сибири князь Горчаков. Волосы подстрижены ежиком, на бледно-матовом лице топорщатся жесткие рыжие усы, взгляд не знает колебаний. Сам он стоял и гостю не предложил сесть.
— Подполковник Кудаймендин!.. — Голос у князя был ровен и немного глуховат. — Я пригласил вас, как только узнал, что вы явились в Омск. Нам хорошо известны подробности смуты в киргизских степях. Войсковой старшина Карбышев доложил уже мне о том, как вы проворонили Акмолинскую крепость. Вас вместе с ним положено судить за неисполнение присяги, но на этот раз мы вас прощаем… Так-то! Теперь говори, с чем приехал и чего ты хочешь от нас. Только поживей, без всяких церемоний.
У князя действительно не было времени. Большой любитель собак, он выписал нынешним летом великолепную суку-сеттера из Англии. Сейчас она заболела, и князь вызвал лучшего ветеринара из Томска. Тот как раз приехал, а князю хотелось, чтобы он при нем осмотрел собаку. Всего этого ага-султан Конур-Кульджа Кудаймендин не знал и поэтому растерялся. Больше всего он боялся, что генерал-губернатор уйдет, так и не выслушав его.
— Ваше высокопревосходительство! — буквально взмолился Конур-Кульджа, решив сказать лишь самое главное из всего приготовленного. — Смутьян и разбойник Кенесары с каждым днем набирает силу. Если мы не уничтожим его нынче зимой, то следующим летом его уже не одолеть!..
Князь Горчаков посмотрел на него в упор:
— Ты так думаешь?
— Есть опасность, что к нему присоединятся многочисленные кипчаки, кочующие по Тургаю, а также роды Младшего жуза с берегов Иргиза, Илека и Эмбы. Если так будет продолжаться, то как бы он и вправду не собрал всю степь под свою единую руку!
— Глупый народ твои киргизы! — Усы генерал-губернатора дернулись кверху. — Бунтовать против его императорского величества! Да разве не ясно, что каким-то там Кенесары, будь у них хоть вдесятеро больше сил, не справиться с регулярными войсками. Сейчас не времена Аблая.
— Совершенно верно, ваше высокопревосходительство! — успел вставить Конур-Кульджа. — Умные люди и не помышляют об этом. Только Кенесары в угоду собственным целям.
