Шапи Казиев - Крах тирана
– Поедем скорей, – теребил мать Сагит. – Наверное, он нам что-то привез!
– Дай Аллах, чтобы Фируза нашлась, – сказала Аминат, собираясь уходить.
– Передай Чупалаву мой салам, – сказал Мухаммад-Гази.
Глава 33
Когда улеглось волнение, вызванное приездом Мусы-Гаджи, Пир-Мухаммад пригласил аксакалов в свой дом. Туда же позвали и Мусу-Гаджи, в честь возвращения которого и победы над Ибрагим-ханом кади зарезал барана.
Но, не дождавшись, пока ужин будет готов, аксакалы начали расспрашивать Мусу-Гаджи о том, о чем не хотели спрашивать при всех. Какое оружие у каджарских отрядов? Какие ружья и пушки? Далеко ли бьют? Какие доспехи? Какие знамена? Какой в войске порядок и кто предводители? Каково жалование? Сколько и чего они едят?
Муса-Гаджи говорил все, что знал, а Мухаммад-Гази добавлял что-то от себя. Они рассказали о закованных в панцири воинах, об их щитах и шлемах. О том, что доспехи эти прочны, но тяжелы и от долгого пребывания в них у каджаров болят спины. О конях, которые тоже были облачены в особые латы. О лучниках, луки которых отделаны слоновой костью, выгибаются наружу, прежде чем надеть тетиву, и бьют далеко. О разных ружьях и всевозможных пушках – от почти ручных зарбазанов, которые еще назывались фальконетами, до огромных орудий, стреляющих мраморными ядрами. О том, что особые мастера возят на верблюдах запасы меди, и, если пушку нельзя втащить в гору, они нагружают медью своих воинов, а на горе устраивают плавильни и делают новые пушки. О знаменах – их имеет каждый отряд в тысячу человек, они различаются по цвету. О наемниках из покоренных краев, которые ненавидят Надира, но вынуждены служить в его армии.
Рассказывали и о хитростях каджаров, когда пехоту для быстроты перевозят кавалеристы, посадив по одному позади себя. А противника первым делом стараются окружить, чтобы ударить в спину. А когда не могут одолеть, делают вид, что бегут от него, чтобы заманить в ловушку. Воинство шаха берет числом на равнине и не так сильно в горах. Затем Муса-Гаджи показал боевой персидский топор, украшенный золотыми узорами, и сказал, что и горцам не мешало бы обзавестись такими. Без них трудно будет сокрушить закованное в железо сильное и свирепое войско.
Тем временем принесли дымящийся хинкал и вареную баранину.
– Бисмилля… – начал трапезу Пир-Мухаммад, подавая пример остальным. Все дружно принялись за еду.
Дождавшись, пока гости отведают угощения, Пир-Мухаммад задал главный вопрос:
– Скажи-ка нам, Муса-Гаджи, придет на нас Надир-шах или нет?
– Теперь он не остановится, – отвечал Муса-Гаджи. – Шах понял, что, пока в горах есть свободные общества, покоя ему не будет.
– Но ведь не мы убили его брата, – сказал Фатали.
– Месть – лишь повод, – сказал Муса-Гаджи. – В Джаре уже получено сообщение, что на них двинулись отборные войска, даже из Индии, которую покорил Надир-шах, а сам он поклялся сровнять наши горы с землей.
– Здесь ему не Индия, – покачал головой ученый Сагитав. – Пример брата должен был его чему-то научить.
– Если бы этот презренный самозванец понимал, что хорошо, а что плохо, он сидел бы в своей Персии и думал о своем народе, а не о своей славе, – сказал Абдурахман. – Гордыня сгубила и не таких.
– Как скоро Надир может сюда явиться? – спросил Пир-Мухаммад, который уже думал о том, как встретить непрошенного гостя, и о том, что для подготовки к этой встрече потребуется немало времени, не говоря уже обо всем остальном.
– Думаю, через год, – высказал свое предположение Муса-Гаджи.
– Разве до Индии так далеко? – удивился Абаш.
– Добраться можно и быстрее, – объяснял Муса-Гаджи, вспоминая все, что рассказывали пленные. – Но шах никому не доверяет. Он не двинется на Кавказ, пока не убедится: всюду, куда дотянулся его меч, расставлены надежные люди; беспокойные племена выселены, а на их место пригнаны люди из Персии; в самой Персии недовольным заткнули рты или отсекли головы.
– Похоже, одним нам не справиться, – размышлял Пир-Мухаммад.
– Зверь и тот насыщается добычей, а этому все мало, – говорил Мухаммад-Гази.
– Надир – хуже дикого зверя, – добавил Муса-Гаджи. – Он велит убивать всех подряд и даже добивать раненых.
– Если поднимется весь Дагестан, тогда мы можем с ним справиться, – сказал кольчужник Абакар.
– Пора уже, – поддержал его Абаш. – И в законах наших сказано… Как там у нас записано насчет помощи соседям?
– Если наше селение подвергнется насилию, то мы его без помощи не оставим, – напомнил Абдурахман. – Если подвергнется насилию не наше селение, то мы и его избавим от насилия и окажем ему помощь.
– Вот-вот, – кивал Фатали. – И у других, наверное, такие же законы.
– У кого – какие, – пожал плечами Абаш. – Ханства по своим законам живут, вольные – по своим. Но защита общей родины – единый закон для всех.
– Только где взять столько железа, чтобы одеть всех в кольчуги? – недоумевал Абакар. – Нам даже на своих не хватит. У кого-то, конечно, и свое есть, но все равно нужно больше.
– Да и щиты нужны покрепче, – поддержал его Мухаммад-Гази. – Только железо, что мы сумели выплавить в своих печах, ушло на сабли и кинжалы. Руда кончилась, а еще топоры надо ковать.
– Железо придется покупать, – предложил Пир-Мухаммад. – Дай Аллах, чтобы все это не пригодилось, но против таких чудовищ, как Надир, лишним не будет ничего.
– Чтобы покупать, нужны деньги, – сказал Фатали. – А в нашей казне их не слишком много.
– Откуда им взяться? – развел руками Сагитав. – После прежних нашествий каджаров ни торговли, ни строительства почти не стало.
– Продадим скот, – взмахнул своей палкой Абдурахман. – Если каджары возьмут верх, нам уже не понадобятся ни бараны, ни быки.
– Надо будет – продадим, – согласился Пир-Мухаммад.
– Не лучше ли для начала пощипать самих каджаров, что хозяйничают у моря? – предложил Муса-Гаджи. – Они уже столько в Дагестане награбили, что едят с золотых подносов.
– Это было бы неплохо, – кивнул Сагитав, – пока к ним подмога не подоспела.
– Я бы не прочь к ним наведаться, – заявил Муса-Гаджи. – Я теперь их повадки знаю. И еще мне надо найти…
Но Мухаммад-Гази не дал ему договорить.
– Не пускайте его, – сказал оружейник. – Он не раз выпрыгивал из самой пасти льва, но людям не всегда так везет.
– А сведения? – настаивал Муса-Гаджи. – Должны же мы знать, что кругом происходит?
Пир-Мухаммад отлично понимал, куда клонит Муса-Гаджи. Он чувствовал, что так или иначе, но Муса-Гаджи дома не усидит и отправится искать свою невесту.
– Тебе надо хоть немного отдохнуть, – сказал Фатали.
– Я отдохну, когда сделаю то, что должен сделать, – настаивал Муса-Гаджи.
– Отвагу свою ты и так уже показал, – пытался успокоить его Пир-Мухаммад. – Каджары, наверное, много бы дали за твою голову…
– Пусть поберегут свои, – улыбнулся Муса-Гаджи.
– Однако, если каждый из нас станет делать то, что ему кажется лучшим, наши дела расстроятся, – продолжал Пир-Мухаммад. – А Надир проглотит всех одного за другим. В делах, которые касаются всего Андалалского общества, требуется решение Большого совета. Мы его соберем и пригласим на него наших соседей. А после решим, что и кому нужно делать.
Но Муса-Гаджи не находил себе места, пока его Фируза была в опасности, и пытался убедить аксакалов:
– Вам, конечно, виднее, почтенные, – говорил Муса-Гаджи. – Но теперь дорог каждый день. Вот и Чупалав говорил: когда пойдете в поход, меня не забудьте. Отпустите нас с ним, и мы вернемся не с пустыми руками. И многие джигиты пойдут, если Чупалав будет у нас главным.
– Чупалав в походы ходить любит, – согласился Фатали. – И умеет. Только что-то давно мы его здесь не видели.
Все ожидали, что скажет Сагитав. Но тот спокойно срезал с кости мясо, всем своим видом стараясь показать, что к нему это не имеет никакого отношения.
Пир-Мухаммад не выдержал:
– Сагитав, брат мой, – сказал он, обращаясь и ко всем остальным. – Спроси любого из нас, и каждый скажет, что хотел бы быть отцом такого сына, как Чупалав. Стоит ли столько упорствовать из-за того, что его любовь оказалась сильнее твоей воли? А его сыновья – твои внуки? Будут такие же богатыри!
– Помирись с сыном, – советовал Абдурахман. – Он у тебя настоящий мужчина.
– А что? – воскликнул Фатали. – Я бы тоже такую красавицу украл!
– Прости его, – убеждал Абакар. – Не каменное же у тебя сердце.
– Ты им гордиться должен, – настаивал Абаш, – а не сердиться за давние ошибки.
– У мужчины должно быть одно слово, – упрямо отвечал Сагитав, доставая ножом мозг из бараньей кости.
Но есть он уже не мог. Ему больше других хотелось увидеть и обнять своего сына, которого все называли доблестным воином и даже героем. Сагитав теперь жалел, что погорячился, когда Чупалав привез из Чоха невесту. Но таковы были в горах обычаи, и нарушать их не дозволялось никому. Даже неосторожное слово могло породить кровавую вражду, а увезти невесту без согласия родителей – это грозило навлечь кровомщение на целый род. И то, что тогда старикам удалось кое-как все уладить, не должно было стать примером для остальных.
