Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн
Она накинула халат поплотнее, перепоясалась, вышла в комнату, освещенную мягкими серыми лучами зари, и вздрогнула, увидав там Хубилая в темно-синих шелках. Сын перехватил ее взгляд, устремленный на встающее за окном солнце.
– Мама, ну наконец-то! – воскликнул он и улыбнулся, глядя на сонную и взъерошенную мать. – Хан уводит тумены из города.
Хубилай показал на простирающиеся за окном долины. Покои Сорхахтани располагались достаточно высоко, и она увидела темную массу скачущих строем всадников. При виде их вспомнилось, как летом над городом плыли грозовые тучи. Но внезапно мысли ее прояснились, а губы вытянулись в тугую полоску.
– Гуюк упоминал, что перебрасывает тумены? – спросил Хубилай.
Сорхахтани покачала головой, как ни горько ей было признавать, что хан с ней не поделился.
– Это… странно, – тихо проговорил Хубилай.
Сорхахтани перехватила его взгляд и отослала слуг заваривать свежий чай. Оставшись наедине с матерью, Хубилай вздохнул с облегчением.
– Если Гуюк хочет показать свою власть или просто учения задумал, то с тобой, наверное, поделился бы, – продолжал он. – Понимает ведь, что полгорода соскочит с кроватей и будет смотреть. Войско тайком не переместишь, это Гуюк тоже понимает.
– Скажи, что он на самом деле затеял?
– По слухам, Гуюк ведет их на запад, в горы, чтобы испробовать новых людей и привязать к себе тяжелыми продолжительными учениями. Рыночные торговцы слышали ту же историю, и это меня беспокоит. Слишком похоже на красивые слухи, которые кто-то намеренно распустил.
Сорхахтани едва сдерживала нетерпение, пока ее сын обдумывал возможные варианты, чтобы выбрать один. Она слишком хорошо его знала и доверяла его здравомыслию.
– Бату, – наконец объявил он. – Дело наверняка в нем. Одним стремительным ударом Гуюк разделается с единственным человеком, который не присягнул ему.
Сорхахтани прикрыла глаза. Они по-прежнему были одни, только разве мало любителей подслушивать? Она подошла к сыну близко-близко и чуть слышно проговорила:
– Я могла бы его предупредить.
Хубилай отстранился и заглянул ей в глаза.
– И рискнуть нашими жизнями, – добавил он, коснувшись макушкой головы матери, словно утешал ее. Даже тайный наблюдатель не определил бы, разговаривают они или нет: Хубилай бормотал, вдыхая аромат ее волос.
– Я должна бездействовать, глядя, как убивают твоего двоюродного брата?
– Есть ли у тебя выбор, коли такова воля хана?
– Не могу оставаться в стороне и не дать ему шанса спастись. Гонцам по силам обогнать войско.
– Это опасно, – покачал головой Хубилай. – Ямщики запомнят, что везли послание. Если Бату спасется, Гуюк восстановит цепочку, пока не доберется до тебя. Нет, мама, этого я допустить не могу.
– Я велю кому-нибудь из слуг переправить сообщение в конюшни.
– Кто из них выдержит встречу с разъяренным ханом? Слугу можно купить, а можно сломать, чтобы заговорил. – Хубилай сделал паузу, глядя вдаль. – Вариант один – кто-нибудь, сам не из ямщиков, возьмет ямщицкую лошадь. Иначе Бату вовремя не предупредить, если ты и впрямь этого хочешь.
– Хубилай, ханом должен был стать он.
Сын схватил ее за руки, едва не причинив ей боль.
– Мама, не говори так. Даже мне. Во дворце теперь небезопасно.
– Вот именно, Хубилай. Шпионы теперь повсюду. Еще год назад я могла не следить за каждыми своим словом, не боялась, что какой-нибудь надушенный придворный донесет своему господину. Новый хан отослал прочь Дорегене. Я, при повышенном его внимании, здесь тоже не задержусь. Сынок, позволь мне расстроить его планы. Помоги!
– Я отвезу послание, – вызвался Хубилай. – Чтобы не осталось ни записок, ни других следов.
Он думал, что мать возразит, но та поняла, что иначе не получится, и, отстранившись от него, кивнула. Глаза у нее блестели от гордости за сына, голос зазвучал с обычной силой:
– Отлично, Хубилай. Отправляйся на равнину и посмотри на всадников. Вечером расскажешь, что видел. Хочу слышать все.
Слухач-соглядатай не уловил бы ничего подозрительного, хотя оба понимали, что Хубилай не вернется.
– Мункэ будет рядом с ханом, – проговорил Хубилай. – Как же я ему завидую.
– Он же орлок хана, его самый верный сподвижник, – отозвалась Сорхахтани.
В этом предупреждении не было резона. Мункэ никогда не узнает, что они решили спасти Бату. Старшему брату Хубилая такие секреты доверять не стоило.
Глава 6
Гуюк знал, как эффектно смотрится на белом скакуне из унаследованного им ханского табуна. Вопреки еженощным пирушкам с обильными возлияниями и яствами, молодость
[8]
обеспечивала ему стройность, сжигая все излишки жирка. Больших припасов, нужных для долгой кампании, он с собой не повез – не хотелось раньше времени развеять миф о горных учениях. Тем не менее коней хан взял в два раза больше, чем воинов, что позволило захватить достаточно снеди и утвари для приятной и необременительной вылазки.
Легко представлялось, как эти земли объезжал дед: дозорные впереди, войско позади. Гуюк вспоминал Большой поход на запад, себя бок о бок с Субэдэем… Воссоединение с войском вызывало смутную тоску о прошлом. Да, выступил он не на заре, как было принято, а ближе к полудню – стук в висках и тяжесть в животе Гуюк унял далеко не сразу. Лицо у него опухшее, веки набрякли, зато от верховой езды мысли быстро прояснились, и захотелось есть. Гуюк опасливо потрогал живот – да, расплылся малость… Ничего, бросок на две тысячи миль приведет тело в норму.
Хан перевел взгляд на простирающиеся впереди равнины, и настроение у него тотчас же испортилось. Нужно соблюдать осторожность, хотя порой казалось, что его секреты известны всем военачальникам. Вопреки собственному желанию, полностью Гуюк не доверял никому. Мункэ ехал чуть позади него с туменами, и по серьезному, хмурому лицу своего орлока Гуюк чувствовал, что многие осуждают его неуемные аппетиты. Вспомнилась мать Мункэ, улыбающаяся плутовка, которая из Угэдэй-хана веревки вила. Избавиться бы от нее… Да мать важного человека вроде Мункэ просто так не прогонишь. Верных людей у хана много: обмолвишься при ком-нибудь из них о своем желании, и Сорхахтани исчезнет. Мало ли воинов, готовых исполнить ханскую волю даже с риском для собственной жизни? От такой власти кружилась голова, но Гуюк не забывал об осторожности и старался держать язык за зубами, хотя порой становилось невмоготу.
Справа от него заревел боевой рог, и Гуюк отогнал наваждение. Когда он поднял голову, два тумена неслись вперед с копьями, что за сегодняшнее утро случалось уже раз десять. После каждых двух-трех миль тумены давали отдых коням и дожидались остальных. Так выглядела внешняя сторона вылазки, и роптать Гуюк не мог, хотя грохот и крики раздражали. Во время каждой паузы воины ставили мишени и тренировались стрелять на полном скаку – выпускали, а потом снова собирали тысячи стрел. Зрелище впечатляло, и поначалу Гуюк радовался, что командует таким мощным войском, но после первой недели радость притупилась, хотя нередко он развлекался, представляя Бату, привязанным к мишени.
От одной мысли о таком кровь приливала к коже. Шпионская сеть Угэдэя меркла по сравнению с той, что соткал Гуюк. Ежевечерне тысячи подслушанных разговоров стекались к старшему, а тот передавал их Гуюку. Даже воинам туменов, осмелившимся критиковать хана, приходилось отвечать за свою опрометчивость. А вот Бату никто не критиковал. Его называли любимцем Субэдэя, внуком Чингисхана, не испачкавшим руки в политике и торговле. Такие разговоры приводили Гуюка в бешенство. Со временем простые воины научились не болтать лишнего, даже среди друзей, и после первых наказаний поток сомнительных разговоров почти иссяк, но Гуюк продолжал слушать. По его приказу двоих привязали к столбу и избили до крови. Двоих убили, обвинив в подстрекательстве к мятежу. Гуюк лично наблюдал, как одному из них перед казнью вырывают язык металлическими щипцами. Хан чуть заметно улыбнулся, вспомнив пытку. Кто теперь отважится призывать к мятежу?
