Палестинский роман - Уилсон Джонатан
— Вижу, вы удивлены, — заметила она, обращаясь к Киршу.
Бассан с женой с улыбкой переглянулись:
— Нет, нет, Роберт, Майян не наша дочь. Просто она недавно приехала, и у нее еще мало знакомых в Палестине.
Майян протянула руку, и Кирш, чтобы опять не оказаться в смешном положении, энергично ее затряс, как будто только что заключил важную сделку.
Майян рассмеялась:
— Я рада, что к вам вернулись силы.
Бассан протянул Киршу кипу. Кирш пристроил ее на голове. Последний раз он надевал кипу на бар мицву — тогда, как и сейчас, он чувствовал в ней себя неловко. Бассан прочел благословения над хлебом и вином. Иногда отец Кирша, из ностальгических чувств или желая угодить жене, проводил шабат для семьи честь по чести, но все это как бы шутя, с ужимками и подмигиванием. Капли дождя на оконном стекле, вкус сладкого вина…. Лондонские евреи — обангличанившиеся, но все-таки евреи. А сам Кирш, разве он не такой? У него нет веры, на которую можно было бы опереться, да и более простые земные подпорки — политика, искусство, коммерция — его не слишком интересовали. Наверное, со стороны он производит впечатление человека целеустремленного — властный, собранный, в униформе, — но сам себя в последнее время видит иначе: идиот, потерявший голову от любви. Как же он докатился до жизни такой?
Кирш смотрел на Майян — ее усадили напротив. Жена Бассана стала расспрашивать ее об оставшейся в Одессе родне. Лицо Майян посерьезнело. Новости неутешительные: евреям в послереволюционной России живется не лучше, чем при царе. Большевики уже заклеймили тунеядцем дядю Исаака, подторговывавшего всякой всячиной. Отец, интеллигент-букинист, теперь из-за рода своих занятий ходит по лезвию ножа.
Кирш смотрел на Майян во все глаза. На вертихвостку она совсем не походила, даже напротив. Послевоенный угар ликования — ура! шапки в воздух! — ее не затронул. Как и его. Разница в том, что он сам сделал такой выбор. Когда не стало Маркуса, он забросил танцы и гулянки, и даже три года спустя семейный траур по-прежнему давил на него, не давая вздохнуть полной грудью. Ему просто необходимо было сменить обстановку.
— Майян, если не ошибаюсь, у тебя скоро недельный отпуск.
Бассан разрезал на блюде жареную курицу, по-профессиональному ловко орудуя ножом.
— Ну да, у меня подруга-землячка в Рош-Пинне. Думаю погостить у нее.
Бассан передал блюдо Киршу.
— Роберт, вы бывали на севере страны?
Вот так номер! Бассан занялся сводничеством! Госпожа Бассан улыбалась, выжидающе глядя на Кирша. Небось мысленно женила его на Майян и тетешкает парочку младенцев. Добрый доктор и его жена думают о будущем Палестины, и Кирш для них что-то вроде ценной облигации. Нет уж, без него обойдутся.
— Я слыхал, Рош-Пинна — жуткая дыра, — заметил он. — Ее построили на деньги Ротшильда.
Не стоило так говорить. Снобизм это.
— Вы совершенно правы, — сказала Майян. — Но для нас, бедных русских евреев, это спасение. Мы не привередливы.
По ее глазам Кирш догадался, что она видит все: и уловки Бассана, и его подростковую ершистость. Ее взгляд словно говорил: «Я тут совершенно ни при чем», и Кирш вдруг, несмотря на Джойс, пожалел об этом.
Беседа за столом в основном вертелась вокруг больницы и тех, кто в ней: врачей, медсестер и пациентов. Был теплый вечер, из открытых настежь окон доносились звуки праздничного застолья соседей: звяканье столовых приборов, невнятный гул речей, обрывки молитвы, серебряная струйка мелодии, которую выводила писклявым голоском девочка, и нестройный хор взрослых. А еще запахи еды, к которым чудно примешивался сладчайший аромат жимолости ~ от кустов возле дома. На Кирша вдруг накатила усталость, как будто после больничного однообразия он перебрал впечатлений. Он встал, ноги плохо его слушались.
— Извините, но мне нужно глотнуть воздуха.
Бассан тут же подскочил к нему:
— Конечно, конечно. Это же ваш первый выход. Вам нельзя переутомляться.
Майян тоже поднялась:
— Я пойду с ним. Провожу его до дома. Не беспокойтесь.
— Да-да, — пробормотал Кирш. — Наверное, мне пора.
Они спускались с холма к Яффской дороге, шли рядом — Майян подлаживалась под медленный шаг Кирша. Палочка была почти бесполезна на крутых, под уклон, участках, и Кирш смущался из-за своей неуклюжести. Время от времени Майян легонько касалась его руки, словно поддерживала. Они остановились на перекрестке. Небо над ними развернуло свой ночной стяг: звезды и полумесяц на черном фоне. Иерусалим мог ответить на это лишь единственным городским светофором. Пока Кирш переводил дух, зажегся красный свет. Рядом резко затормозил автомобиль. Водитель, английский офицер в униформе, громко гоготал, закинув голову. Рядом сидела женщина с длинными распущенными волосами — Кирш видел только часть ее лица — протянув руку, гладила мужчину по затылку. Джойс! Или не она? Зажегся зеленый, и автомобиль со скрежетом рванул с места.
У Кирша закружилась голова. Его прошиб пот, колени подкосились.
Майян поддержала его, усадила возле дороги.
— Опустите голову.
Он подчинился. Постепенно головокружение прошло, но, когда он попытался встать, Майян уверенно положила руку ему на плечо:
— Рано.
У него не было сил ей сопротивляться.
В конце концов она помогла ему подняться. Они двинулись вверх по холму — к дому Кирша. Воздух, казалось, стал тяжелее и теплее, как будто кто-то отворил печную задвижку и добавил жару в и без того натопленную комнату. К тому времени, как они добрались до его садовой калитки, Кирш уже убедил себя, что в машине была Джойс.
Он обернулся к Майян:
— Спасибо большое. Но выполнять медсестринские обязанности в свободное от работы время — это неправильно.
— Не беспокойтесь. Никаких особых навыков тут не потребовалось…
— Послушайте, — прервал ее Кирш, сам удивляясь такой поспешности. — По поводу этой вашей поездки. Вы не против, если я к вам присоединюсь? Росс дал мне пару недель, а доктор Бассан наказал ходить и…
— Я подумаю, — строго сказала Майян.
У Кирша вытянулось лицо.
— Ну конечно, вы можете поехать, — рассмеялась девушка, — только пообещайте, что не привезете с собой Ротшильдов. А то мне будет стыдно.
— Знаете, — сказал Кирш, — у вас отличный английский.
Майян улыбнулась:
— Перед приездом сюда я полгода прожила в Дублине. В Ратгаре. — Она произнесла «р» очень раскатисто, и Киршу показалось, будто это самое прекрасное место на земле. — Вы там бывали? Там большой еврейский квартал. У моей тети булочная на Уолворт-роуд. Рядом с пабом «Бык и зяблик».
— Вы ходили туда?
— Еврейская девушка в пабе? Соседи бы не одобрили.
— Да уж.
— Так что я туда заглядывала, только когда очень хотелось выпить.
Кирш рассмеялся. Ему захотелось поцеловать Майян, но лицо Джойс встало перед ним немым укором, и, хотя в данную минуту она была ему ненавистна, он сдержался.
— Так когда едем?
— Следующий автобус завтра вечером, после шабата.
— Хорошо, встретимся на остановке.
Майян пошла прочь, но вдруг остановилась и обернулась к нему:
— Что за женщина была в машине?
— Жена одного человека.
— Вы ее любите?
— Думал, что люблю.
Майян кивнула, словно приняв ответ, пусть и не вполне удовлетворительный.
— Тогда до завтра, — сказала она.
Кирш провожал ее взглядом, пока она не свернула за угол, а затем поднялся в комнату. К двери был кнопкой пришпилен конверт. Кирш сунул его в карман брюк. Он прошел к кухонному столу, зажег свечу и опустился на стул. Разорвал конверт и достал из него лист бумаги, выглядевший как официальное письмо, но покрытый торопливыми каракулями: «Слышал, вас нет дома. Хороший знак. Мне надо с вами поговорить. Дело довольно срочное. Пожалуйста, свяжитесь со мной при первой возможности. Росс».
Кирш скомкал письмо и швырнул в угол.
31
В кузове «форда» с откинутым верхом лежала картина Блумберга, обернутая грубой мешковиной. Машину Блумбергу любезно одолжил Фредди Пик. С машиной проблем не было. У «паши» оставались еще «роллс-ройс», два «воксхолла» и «санбим», и он знал, что как только губернатор получит картину, тотчас отправит «форд» обратно — в этом смысле на Росса можно было положиться.
