Розалинда Лейкер - Золотое дерево
— Мне показалось, что вы не так давно говорили о вражде между нашими семьями как о чем-то, не имеющим для вас больше никакого значения, — сдержанно напомнила Габриэль.
— Лишь в той степени, в какой это касается нас двоих — вас и меня. Наши с вами отношения не зависят от прошлого. Что же касается вашего брата, мне не нравится, как он ведет дела. Я слышал, что, придя к руководству Домом Рошей, вы, словно та новая метла, которая хорошо метет, реорганизовали все на свой лад.
Габриэль насторожилась.
— А откуда вы все это узнали?
Николя понял, что затронул больную тему. Такие игроки, как Анри Рош, всегда нуждаются в деньгах, а его отец был известен своей скупостью.
— Я знаю о вас все, поскольку ваше имя постоянно на устах у деловых людей города, вы ведь представляете теперь ту новую силу в шелкоткацком производстве, с которой все вынуждены считаться. В обществе говорят также, что ваш брат перестал оплачивать свои карточные долги с тех пор, как умер ваш отец. Это о многом говорит.
— Я не люблю слухов, — резко оборвала его Габриэль.
— Но ведь это не слухи, а факты. Подобно вам, я занимаюсь сбором необходимой мне информации, — и Николя, сложив руки на груди, продолжал: — Кстати, позвольте дать вам один совет. Прежде чем вы начнете устанавливать в своих мастерских ткацкие станки Жаккарда, подготовьте к этому ваших ткачей, иначе вас ждут большие неприятности, вплоть до открытого бунта.
— Похоже, вы сами легко справились с этой проблемой.
— Моя ситуация была не похожа на вашу. Я набирал работах заново, поскольку старая мастерская Дево была долгое время закрыта; поэтому мне легче было переоборудовать производство и вводить новые методы. У вас же дело обстоит по-иному. В работающих мастерских очень трудно будет заменить старые станки на новые, механические, и шелкопромышленники, которым рано или поздно предстоит сделать это, еще столкнутся с массой неожиданностей. Если вас интересует мое мнение на этот счет, то могу дать вам еще один хороший совет: подождите, пока самые известные лионские мастерские не произведут переоборудование. Тогда ткачам некуда будет деваться, они будут поставлены перед свершившимся фактом, и им придется смириться с необходимостью работать в новых условиях.
Габриэль решительно встала.
— Я не хочу ждать так долго. Мне понравилось изобретение месье Жаккарда сразу же, в первый день его демонстрации в Лионе.
— Так вы были там? — удивился Николя. — Я не знал об этом.
— Меня восхитило ваше поведение в тот день, вы один пришли на помощь месье Жаккарду.
Николя только отмахнулся, слыша эту похвалу из ее уст.
— Он ведь старый друг моего отца, кроме того, я служил в армии вместе с его сыном Шарлем, которого убили при Камбре. Жаккарды, как и наша семья, вынуждены были бежать из Лиона во время осады города правительственными войсками после того, как на них было возведено ложное обвинение. Их дом сожгли. Слава богу, что с моим домом не случилось ничего подобного.
— А вы виделись с месье Жаккардом в последнее время?
— И довольно часто. Он был здесь и смотрел, как работают его станки.
— Так он отважился вернуться еще раз в родной город?
— Как это водится, у месье Жаккарда в родном городе много старых друзей и тайных доброжелателей.
— Как бы мне хотелось встретиться с ним в его следующий приезд, если это, конечно, будет возможно.
— Я устою вам эту встречу.
Габриэль чувствовала, как меняется атмосфера в комнате, как настороженность и обоюдная враждебность уступают место прежней сердечности.
Хотя, конечно, она оскорбила его своим поступком, а он, в свою очередь, задел ее самолюбие и намеренно унизил ее. Однако, несмотря на все эти обстоятельства, страстное влечение друг к другу вновь с неудержимой силой захватило души обоих. Над их чувствами не были властны ни время, ни жизненные обстоятельства, ни другие люди. Николя вцепился руками в край стола, как будто боялся, что они, помимо его, могут потянуться к Габриэль и обнять ее. Габриэль тоже было не по себе, потому что все ее существо в этот момент стремилось к нему. Надо было срочно уходить.
— Я должна идти.
Николя проводил ее до парадной двери. На пороге он спросил Габриэль, ждет ли ее экипаж, поскольку не хотел, чтобы она шла по вечерним улицам без провожатого. Она кивнула, тогда Николя распахнул перед ней дверь, но тут же загородил ей выход рукой и сказал:
— Наши силы примерно равны, поэтому я предвкушаю захватывающую конкурентную борьбу с вами на рынке сбыта и прежде всего за репутацию в «Мобилье Империаль», который размещает самые выгодные и престижные заказы.
Габриэль была поражена: неужели его толкали к ожесточенной конкурентной борьбе с ней те же самые причины, которые двигали ею самой?
— Я буду рада нашему деловому соперничеству, — промолвила она и, не удержавшись, задала Николя вопрос, который все это время вертелся у нее на языке. — А как вы узнали меня сегодня в наряде мотальщицы?
Спросив это, Габриэль тут же пожалела о сорвавшихся с ее губ словах, в глазах Николя появилось выражение нежности и тоски. Эти чувства были очень созвучны тому, что испытывала сама Габриэль, и потому ей было невыносимо трудно глядеть в его глаза.
— Зачем вы спрашиваете меня об этом? Разве непонятно, что я узнал бы вас в любом наряде.
Габриэль чувствовала, что он сейчас поцелует ее, но не могла сдвинуться с места, охваченная сладостным ожиданием, ее чуть влажные губы слегка приоткрылись, тень от длинных ресниц упала на щеки. Николя склонился над ней. Но внезапно на лестнице раздались шаги, и громкий голос Сюзанны Мараш вывел обоих из оцепенения.
— Так вот вы где, Николя. Я жду вас ужинать, а вас все нет. Еда давно остыла.
Эти слова напомнили обоим о том, что у каждого из них своя отдельная жизнь с ее мелочами, бытом, долгом перед близкими людьми, запутанными взаимоотношениями и обязанностями. Рука Николя, загораживавшая ей выход, упала с ручки распахнутой двери, освобождая проход. Габриэль пулей вылетела за порог на улицу, где уже сгустились вечерние сумерки. Прохладный воздух, казалось бы, должен был привести ее в чувство, но она все еще никак не могла опомниться от только что пережитого наваждения. Габриэль почти бежала, не разбирая дороги, пока на ее пути внезапно не вырос Гастон.
— С вами все в порядке, мадам? Я уже собирался постучать в дверь и выяснить, что случилось.
Значит, если бы не Сюзанна Мараш, то им все равно помешал бы Гастон. Сама судьба разлучала ее с Николя — это был удел всех, кто пытается заявить свои права на то, что ему не принадлежит. Однако подобного рода рассуждения не могли уменьшить досаду Габриэль от того, что Николя так и не поцеловал ее. Еще несколько секунд, и она вновь ощутила бы прикосновение его губ к своим губам. Но, может быть, хорошо, что на этот раз ничего не случилось, поскольку один единственный поцелуй мог вызвать цепную реакцию с непредсказуемыми последствиями.
Габриэль пыталась найти утешение в подобного рода мыслях. Но все равно не могла успокоиться. В эту ночь она не сомкнула глаз, восстанавливая в памяти события прошедшего дня. А утром Габриэль вновь вернулась к работе с удвоенной энергией — только в работе она могла теперь забыться от своей безнадежной тоски и бесплодных мечтаний. Услышав вскоре после этих событий о том, что Сюзанна Мараш снова вернулась в Париж, Габриэль не придала этому никакого значения.
Она решила, что Николя вскоре подыщет себе какую-нибудь другую женщину. А придет день, и он женится, заведет свою семью. Хотя женитьба Николя никак не повлияет на их отношения, не отдалит их еще больше друг от друга, поскольку между ними всегда стоял Эмиль, ее муж.
Анри был крайне встревожен, узнав, что Габриэль намеревается начать производство шелка для Дома Рошей на новых механических станках Жаккарда.
— Да ты с ума сошла! Ткачи не допустят этого. Кроме того, ты ведь знаешь, их дома не приспособлены для размещения подобных конструкций, новые станки слишком высокие.
— Я все уже продумала и решила действовать. Ты помнишь тот старый монастырь в городе, который был закрыт по распоряжению революционного Конвента, боровшегося против христианства. Так вот, поскольку монахи обосновались в другом месте, здание монастыря до сих пор остается собственностью государства. Я хочу купить этот монастырь и уверена, что мне удастся совершить задуманное, поскольку я предложила за него хорошие деньги.
— Ты хочешь превратись монастырь в ткацкую фабрику? — Анри был поражен услышанным, он не верил своим ушам. Неужели сестра не видела того риска, которому подвергала свою и его жизнь? Для Анри настали теперь трудные времена. Он был весь в долгах, как в шелках, а Ивон по-прежнему швыряла деньги на ветер, не считаясь ни с чем. Прежде, когда отец еще был жив, мотовство жены не слишком огорчало Анри, потому что ему нравилось, что его жена, очаровательная женщина, была всегда роскошно одета. Не доставляли ему хлопот и неудачи за карточным столом, поскольку у Анри всегда имелись наличные деньги для оплаты своих долгов — он умел ловко обделывать свои дела за спиной отца. Но с тех пор, как к руководству фирмой пришла Габриэль, все резко изменилось, и доходы Анри значительно сократились. Хотя, конечно, Анри не мог назвать сестру скупой, ведь она назначила ему щедрое жалование и предоставила возможность жить в их родовом особняке, не тратясь на переезд и обзаведение своим хозяйством. Ивон, таким образом, могла наслаждаться уютом и роскошью обстановки, к которой привыкла за годы замужества. И все же Анри не хватало его левых доходов, и поэтому он не переставал искать возможности и средства для того, чтобы вернуть себе влияние в фирме. И вот вдруг он узнает, что Габриэль подвергает риску его благополучие. В результате ее авантюр вся семья может остаться без средств к существованию, Габриэль неправильно истолковала реакцию брата на свои слова о том, что она хочет открыть в здании монастыря ткацкую фабрику.