Роже дю Гар - Жан Баруа
Люс. Нет, я знал о его существовании. Но никогда не думал, что они осмелятся к нему прибегнуть.
Зежер. Откуда взялся этот документ?
Люс. Он якобы написан итальянским военным атташе, а затем обнаружен в корреспонденции германского атташе.
Баруа (живо). От него так и несет фальшивкой.
Люс. О, то, что документ подделан, не вызывает сомнений. Он попал в министерство уж не знаю каким путем, но при весьма странных обстоятельствах... Как раз в канун того дня, когда министру предстояло отвечать в палате на первую интерпелляцию относительно процесса; к тому времени в Генеральном штабе уже царило сильное беспокойство по этому поводу!
Зежер. А содержание документа...
Юлия. Мы толком не знаем, что в нем сказано. Генерал цитировал его на память.
Люс. Но он утверждал, будто там полностью упомянуто имя Дрейфуса. Совершенно неправдоподобно! Одного этого достаточно, чтобы возбудить подозрения. В то время пресса уже деятельно занималась процессом, и невозможно допустить, чтобы два военных атташе запросто упоминали имя Дрейфуса в своей частной переписке. Если даже предположить, что они действительно имели связь с Дрейфусом, то никогда бы они не поступили так неосторожно, особенно после неоднократных официальных опровержений, сделанных их правительствами!
Баруа. Это очевидно!
Порталь. Но кто же может фабриковать подобные документы?
Зежер (с безжалостной насмешкой). Генеральный штаб, черт побери!
Арбару. Это национальная лаборатория по изготовлению фальшивок.
Люс (медленно). Нет, нет, друзья мои... В этом я с вами не согласен!
Его прямой и решительный тон заставляет всех умолкнуть. Один только Зежер пожимает плечами.
Зежер. Позвольте, однако, ведь факты...
Люс (твердо, обращаясь ко всем). Нет, нет, друзья мои. Не будем преувеличивать... Генеральный штаб все же не шайка мошенников, так же как и мы - не шайка продажных людей... Никогда вы не заставите меня поверить, что такие люди, как генералы де Буадефр, Гонс, Бийо и другие, могут сговориться и подделывать документы.
Крестэй д'Аллиз, - с горящим взором, с горькой улыбкой, со страдальческим выражением лица, - прислушивается к спору, нетерпеливо поглаживая длинные усы.
Крестэй. Ну конечно! Я знавал генерала де Пелье раньше: это воплощенная честность.
Люс. К тому же, достаточно было видеть и слышать его, чтобы убедиться: он верит в то, что говорит, красноречие его, несомненно, искренне. Пока мне не докажут обратного, я буду верить в искренность и других генералов.
Крестэй. Их обманывают. Они сами же верят в то, что утверждают с чужого голоса.
Зежер (с ледяной улыбкой). Вы им приписываете ослепление, которое мало правдоподобно.
Крестэй (живо). Напротив, весьма правдоподобно! О мой друг, если бы вам пришлось ближе узнать офицеров... Вот та группа, позади нас... Взгляните на них без предубеждения. На их лицах - выражение ограниченной самоуверенности, согласен, - это результат привычки всегда считать себя правыми перед людьми... Но у них лица глубоко честных людей!
Люс. Да, посмотрите на публику, Зежер. Это весьма поучительно. Что вы хотите? Эти люди не привыкли к быстрым умозаключениям... И вдруг перед ними поставили ужасную дилемму: виновный существует, но кто именно? Может быть, правительство, армия, все эти генералы, которые торжественно клянутся солдатской честью и заявляют, что Дрейфус осужден справедливо? Или этот никому не известный еврей, осужденный семью офицерами, о котором вот уже три года говорят столько дурного. А, как известно, клевета порою убедительна.
Зежер (высокомерно). Нетрудно заметить, что Генеральный штаб отступает всякий раз, когда от него требуют точных доказательств. Все, даже офицеры, могут задуматься над этим.
Юлия. А потом, чего стоят эти высокие слова о чести, повторяемые по всякому поводу, против сжатой аргументации памятных записок Лазара, или брошюр Дюкло35, или, наконец, вашего письма, господин Люс!
Зежер. Или даже против письма Золя, несмотря на его патетику!
Баруа. Терпение. Мы приближаемся к цели. (Люсу.) Сегодня мы сделали большой шаг вперед.
Люс не отвечает.
Порталь. Вы не очень-то требовательны, Баруа...
Баруа. А по-моему, все ясно. Послушайте: генерал де Буадефр сейчас приедет, коль скоро за ним так спешно послали. С первых же слов Лабори загонит его в тупик. Ему придется предъявить пресловутый документ суду. После этого документ обсудят, и он не выдержит серьезного рассмотрения. Тогда Генеральный штаб будет уличен в предъявлении суду фальшивого документа, а это приведет к резкому повороту в общественном мнении! Не пройдет и трех месяцев, как дело будет пересмотрено!
Он говорит резко, сильно жестикулируя. В его взгляде сверкает гордый вызов. Все в нем дышит надеждой.
Люс (побежденный этим порывом). Быть может.
Баруа (громко смеясь). Нет, нет, не говорите "быть может". На этот раз я уверен, мы добьемся пересмотра.
Зежер (цинично, к Баруа). Даже если генерал де Буадефр найдет лазейку? Это уже бывало не раз...
Баруа. После того, что произошло? Невозможно... Вы отлично видели, как генерал Гонс выгораживал генерала де Пелье!
Вольдсмут (которому удалось выйти во время перерыва, вновь возвращается на свое место). Есть новости... Заседание сейчас возобновится. Генерал де Буадефр только что прибыл!
Баруа. Вы его видели?
Вольдсмут. Как вижу вас. Он в штатском. Судебный пристав ожидал его на лестнице. Генерал прошел прямо в комнату для свидетелей.
Юлия (хлопая в ладоши, к Баруа). Вот видите!
Баруа (торжествующе). На этот раз, друзья, у них нет пути к отступлению! Это - открытая борьба, и победа будет за нами.
Шумное возвращение судебных писцов и адвокатов, покидавших зал.
Входит суд, встречаемый громким гулом; судьи и присяжные заседатели усаживаются на свои места.
Вводят обвиняемых.
Лабори легкой походкой приближается к своему месту и останавливается, подбоченившись, потом наклоняется к Золя, который что-то говорит ему, улыбаясь.
Мало-помалу водворяется тишина. Нервы напряжены до предела. Все понимают: на этот раз предстоит решающая битва. Председатель встает.
Председатель. Заседание возобновляется. (Потом быстро, даже не садясь.) За отсутствием генерала де Буадефра заседание переносится на завтра.
Пауза. Заседание закрывается.
Сначала никто ничего не понял: все ошеломлены; воспользовавшись этим, судьи с достоинством удаляются. Присяжные не трогаются с места. Удивленный Золя поворачивается к Лабори; тот все еще сидит, откинувшись на спинку кресла, сохраняя угрожающую позу.
Наконец все понимают: битва отложена, битвы не будет.
Вопль разочарования служит сигналом к невообразимому беспорядку. Публика, стоя, топает ногами, воет, свистит, вопит.
Потом, как только уходят присяжные, толпа лихорадочно устремляется к дверям.
В несколько минут выход закупорен: женщины, стиснутые в давке, теряют сознание; по лицам струится пот; взоры блуждают: настоящая паника!
Сотрудники "Сеятеля" в растерянности не двигаются с места.
Юлия. Трусы!
Зежер. Чего вы хотите! Они ждут распоряжений.
Люс (грустно, Баруа). Вы видите? Они сильнее..
Баруа (вне себя от ярости). О, на этот раз не обойдется без скандала! Я напишу об этом в завтрашней статье. В конце концов это уж чересчур цинично. Кого они дурачат? Когда палата в волнении, когда она требует от министров объясниться открыто, попросту, депутатам отвечают: "Не здесь. Ступайте во Дворец правосудия, вы все узнаете". А здесь, во Дворце правосудия, всякий раз, когда хотят внести ясность в судебное разбирательство, всякий раз, когда правда с трудом пробивает себе дорогу и хочет выйти на свет божий, ее загоняют внутрь, не дают ей подняться на поверхность: "Вопрос не будет рассмотрен!" Ну, нет! С этим пора покончить! Надо, чтобы страна поняла, до какой степени на нее плюют!
Из вестибюля доносится глухой шум.
Вольдсмут. Там, должно быть, дерутся. Поспешим туда!
Крестэй. Как пройти?
Баруа. Здесь! (Юлии) Идемте с нами...
Зежер (перепрыгивая через ступени). Нет, здесь...
Баруа (кричит). Собираемся вокруг Золя, как вчера!
Они стараются выбраться из зала заседаний.
Шум бунтующей толпы потрясает своды Дворца правосудия, заполняет плохо освещенные, кишащие народом гулкие галереи.
Растерянные солдаты муниципальной гвардии, образовав цепь, тщетно стараются сохранить заграждение. В полумраке люди сталкиваются, теснят друг друга.
Воздух сотрясают яростные крики:
"Мерзавцы! Бандиты! Изменники!"
"Да здравствует Пелье!"
"Да здравствует армия!"
"Долой жидов!"
В ту самую минуту, когда Баруа и Люс присоединяются к группе, оберегающей Золя, людская волна, прорвав полицейский кордон, прижимает их к стене.
