Пётр Ткаченко - Кубанские зори
Василий Федорович, быть может, Вы подумаете, что я потерял все надежды на светлое будущее. Нет, скажу Вам откровенно, вся надежда на тех, которые за границей, там казаки, да и здесь еще есть. Хотя и мало. Неделю тому назад я беседовал с одним полковником, прибывшим из заграницы. Он меня заверил, что самое большее, как через два месяца, придут из-за границы. У меня со мной всего пятнадцать человек, имеем лошадей, седла, но недостаточно вооружены. В нескольких боях я израсходовал почти все патроны и потерял двух самых верных боевых казаков. Не имея достаточного вооружения и принимая во внимание то, что еще преждевременно производить какие-либо крупные операции и выступления, благодаря чему могло бы поплатиться своей жизнью мирное, не революционное казачество, я решил отойти на исходное положение и только лишь защищаться и сохранить себя и других для будущей работы, когда настанет момент. Лично я советовал бы и Вам не подымать преждевременно казачество, которое легко может и предать Вас, не имея поддержки извне. Вам необходимо только защищаться и сохранить себя и верных казаков для будущей недалекой работы. Вы не должны увеличивать свой отряд, в противном случае большевики могут наводнить воинскими частями ту местность, где Вы оперируете, а если нас будет мало, то они не пошлют против нас воинских частей, а будут посылать милицию и комсомолистов, а с этими мы справимся. Пока мы не должны наступать, развивать операции, и дабы сохранить себя, должны защищаться. К этому элементу, а именно к тому, кто будет гоняться за нашей жизнью и вообще выдавать нас, нужно применять самые суровые меры, включительно до расстрелов и поджогов имущества. Последний способ я считаю самым радикальным. А главное, не нужно верить всяким проходимцам, посылаемым большевиками против нас, ибо это может погубить нас. Не нужно никого принимать. Со мной был случай: пришел ко мне один из моих бывших сослуживцев — казак, под видом скрывающегося от советской власти, я его принял и выдал винтовку. Впоследствии оказалось, что он специально был послан ко мне большевиками. Благодаря случайности я вывернулся. Один из казаков гривенских хуторов, заметив это, предупредил меня. Подставной зеленый был уничтожен мною. Желаю от души Вам успеха. Уже недалек тот час, когда мы свободно вздохнем и встряхнем с себя ненавистное жидовское иго. Пишите мне через Тимофея Павленко. Пока, будьте здоровы. Готов всегда к услугам.
Подъесаул Кубрак.
3 мая 1924 г.»
То, о чем писал Василию Федоровичу неведомый подъесаул Кубрак, было ему хорошо известно давно и обстоятельно обдумано. Пропагандистский же душок письма его отталкивал, и он не пошел на встречу с этим доброжелателем. И, как оказалось, не напрасно, ибо так готовилась ему ловушка, его арест или убийство. Обладал он все-таки каким-то звериным чутьем, выработанным за долгие годы бездомной, камышовой жизни.
А еще в этом письме его насторожила фраза о «ненавистном жидовском иге». Не любил он акцентировать внимание на этом, так как по житейскому опыту знал, что там, где преднамеренно нажимают на это, жди обязательно провокации. Да и потом далеко не по этому признаку происходит духовное падение человека. Если бы миллионы и тысячи русских людей, казаков устояли против соблазна и не отказались от своей исконной веры, никакое бы «иго» ничего не могло с ними поделать. Здесь же его поражал еще и цинизм. Ведь письмо было написано, по всей вероятности, Малкиным, или с его участием, который-то и являлся представителем этого самого ига… Это не обижало Василия Федоровича, но вызывало гнев: за кого, мол, меня принимаешь, считая себя умнее всех…
Так поразмыслив, он решил не идти на встречу с этим, столь подозрительно неожиданно объявившимся в плавнях подъесаулом Кубраком.
Новые выступления В.Ф. Рябоконя, его претензии и требования к властям обратили на себя внимание органов ОГПУ. Была предпринята самая решительная борьба с ним, объявлена, по сути, облава, как казалось, со скорым исходом…
МУКИ МАЛКИНА
Активная и своеобразная деятельность Василия Федоровича Рябоконя в Славянском отделе в 1923 году не могли не возмущать власть. Будь он обычным бандитом, каких в то лихое время немало хоронилось по плавням, все было бы ясно и просто. Он же предъявлял требования к власти от имени народа, контролировал выполнение этих требований, в отдаленных станицах и хуторах изымал «продналог», который ему безропотно выдавали советские и партийные работники. Он, по сути, делил власть в обширном кубанском регионе с властью, установленной силой и уже вроде бы прочно существующей. Такого эта власть потерпеть, конечно, не могла.
Было принято решение любыми способами и средствами в кратчайший срок покончить с Рябоконем. Для его ликвидации в район станиц Староджерелиевской и Гривенской направили оперативную группу в составе шести человек. Возглавил ее уполномоченный ГПУ по Славянскому отделу И.П. Малкин.
В первых числах июня эта секретная боевая группа прибыла в станицу Староджерелиевскую и приступила к обследованию лиманов, имея общую задачу ликвидировать Рябоконя — если не поймать, то просто убить, тем самым доказав все еще колеблющимся, сомневающимся кубанцам, что никакой иной власти, кроме советской, то есть коммунистической, быть не может.
Молодой и энергичный Иван Павлович Малкин принадлежал к тем людям своей эпохи, выплавленных революцией, неожиданно для самого себя поднявшегося из самых низов, которых всецело захватила революционная стихия и понесла, как курай по пустому осеннему полю. Он был известен во властных революционных кругах самоотверженностью, настойчивостью и беспощадностью к врагам революции, доходящей до патологической жестокости. А врагом революции, по понятиям тех странных лет, мог оказаться каждый человек…
Начало его жизни не предвещало, казалось, никаких грандиозных взлетов в судьбе. Родился он в 1899 году в селе Кузьминское Рязанской губернии, в семье плотника. Образование — три класса церковно-приходской школы. Работал слесарем на заводах Москвы. Участвовал в революционных событиях. В 1918 году вступил добровольцем в Красную армию. От рядового красноармейца дослужился до начальника особого полевого отдела 9-й Армии. Один из активных участников подавления Вешенского восстания на Дону — в станицах Усть-Мед ведовской, Слащевской, Букановской.
В 1920 году с первыми красными частями вошел в Новороссийск. Был комиссаром обороны города, председателем Новороссийской городской ЧК. Начальником политбюро Тимашевс-кого отдела Кубано-Черноморской областной ЧК, уполномоченным Кубано-Черноморской областной ЧК по Славянскому отделу, Усть-Лабинскому отделу. Служил в органах ГПУ на Тереке, в Калмыкии, в Таганроге. Участвовал в подавлении восстаний в Чечне, Ингушетии, Осетии, Карачае. Был резидентом в тылу белой армии в Крыму и в Турции, на Лемносе. Позже начальником сочинского городского отдела НКВД. А в 1937 году — при образовании Краснодарского края — начальником УНКВД края. Депутат первого созыва Верховного Совета СССР. За борьбу с бандитизмом на Кубани награжден орденом Красного Знамени, за борьбу с «врагами народа» — орденом Красной Звезды, за борьбу с «саботажем» — знаком «Почетный чекист».
Но, вкусив однажды человеческой крови, он, кажется, уже не мог остановиться, не мог сдержать в себе эту, неизвестно по какому праву дарованную ему власть распоряжаться жизнями человеческими, шутя отправляя людей на расстрел.
Деятельность Малкина на Дону, при подавлении Вешенско-го восстания, где он проявил всю свою решительность в борьбе с врагами революции, оказалась особенно памятной благодаря тому, что попала в поле зрения Михаила Шолохова, и Малкин стал персонажем, точнее антигероем «Тихого Дона». Тогдашняя его должность к этому располагала. Она так официально и называлась — «комиссар арестов и обысков»… А было тогда этому «комиссару» всего девятнадцать лет.
То, что он делал на Дону, конечно, нельзя считать некими перегибами, как полагают и до сих пор. Какие же перегибы, если была даже эта палаческая должность — «комиссар арестов и обысков»?.. Это был официальный курс и политика того времени. Перегибами эти зверства назовут позже, когда изменится курс и политика партии и надобность в палачах народа отпадет…
Михаил Шолохов знал о Малкине как из документов Вешен-ского восстания, которые были предоставлены только ему, так и по рассказам жены Марии Петровны. Ведь Малкин останавливался на квартире у Громославских. Мария Петровна потом вспоминала: «Да, вот комиссар Малкин, тот самый, что расказачивал станицу Букановскую… Кстати, он тогда стоял у нас на квартире. Щеголеватый был, на день менял по две-три шинели, а то ходил весь в коже… Заявится в дом и, не раздеваясь, в сапогах — бряк на кровать… Лежит и наганом играется, подбрасывает его под самый потолок…»
