Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
С наступлением темноты Феофан снял наконец доспехи василевса Льва: с непривычки он очень устал и поначалу ощутил облегчение. Но сейчас ему стало неуютно без панциря. Даже в разгар боя до него не долетела ни одна скифская стрела, но теперь казалось, что целые тучи этих стрел могут вырваться из тьмы в любое мгновение. Царский доспех хорошо ему послужил: клибанион, сверкая позолотой сквозь клубы дыма, как солнце в тучах, воодушевлял стратиотов. Возможно, даже внушал ужас варварам – если им удавалось его разглядеть издалека.
Десять огненосных судов застыли на якорях перед устьем Боспора Фракийского. Хеландия стратига находилась в острие клина – глубже всех в проливе. Бой был удачен – лишь десятая часть скифских лодок прорвалась к Керасу и Константинополю и еще сколько-то прибилось к берегу возле Иерона-западного. Среди хеландариев тоже имелись убитые и раненные скифскими стрелами, но не слишком много – по паре десятков человек на каждом судне. Сейчас мертвых и раненых уже снесли вниз, на палубах прибрали. Еще в сумерках кентарх, Иоанн, доложил, что судно готово принять новый бой, – хотя на лице его ясно отражалась надежда, что от этого Господь убережет.
Мысль выстроить меру клином подсказал Роман, сам бывший друнгарий царского флота. Когда скифские лодки исчезли с глаз, а перестроение было завершено, Феофан вызвал к себе Иоанна и Зенона – доместика схол. Втроем они устроили военный совет.
– Итак, скифы теперь окружают нас с трех сторон, – заявил Феофан, изо всех сил делая вид, будто у него не холодеет в груди при мысли об этом. Лезли в голову уподобления зажатому меж Сциллой и Харибдой, но патрикий гнал их: он охотник, а не дичь. – Сколько-то их прорвалось к Городу, сколько-то прибилось у Иерона-западного, а основная часть скрылась на побережье с востока от пролива. Чего, по-вашему, игемоны[172], нам следует ожидать в ближайшее время и как к этому готовиться?
– А ты, стратиг, чего ожидаешь? – спросил Зенон.
Он привык руководить конным строем, а не судами, и на чужом поле предпочитал исполнять приказы.
– Не попытаются ли скифы ночью, во тьме, вновь подойти к нам? – Феофан окинул взглядом обоих советников. – Когда мы не будем их видеть и не сможем вовремя дать огнеметный залп.
– Если подойдут те, что за проливом, их встретят крайние суда, – ответил Иоанн. – До нас они не доберутся. А тем, с Божьей помощью, придется принять бой.
– Следует ли нам тогда идти к ним на помощь?
– Только тем судам, что стоят к ним ближе. Но я бы советовал им не зажигать огней, чтобы не выдать своего местоположения.
Феофан счел этот совет мудрым: кивнув, отправил мандатора передать приказ.
– А те, что ушли к Иерону? Не следует ли нам ожидать нападения от них?
– Их слишком мало, и они сильно потрепаны, – заметил Зенон. – Туда отошли те, что попали под огнемет. Сколько бы там ни осталось способных вести бой, не думаю, что у них хватит отваги попробовать «морской огонь» еще раз, клянусь головой святого Димитрия!
– Так, может, нам стоит самим напасть на них? Ведь к Иерону мы можем подойти.
– С борта мы можем пожечь их лодки у причала, но сами они укроются в зданиях заставы, – сказал Иоанн. – Да и разумно ли ввязываться в бой, когда у нас другие скифы за спиной? – Он показал вдоль пролива в сторону города.
– Так, может, нам следует часть хеландий послать к Городу и попытаться настичь тех, кто ушел туда?
– Они уже высадились, – предсказал Зенон. – Если бы мои люди были в седле, как им привычно, то мы порубили бы скифов, не успеешь «Отче наш» прочесть. Плевать, что их больше – против моих катафрактов они что щенки. Но воля василевса посадила нас на суда вместо седел, и теперь окрестности Города никем не прикрыты.
И так-то заросший бородой почти до самых глаз, сейчас доместик схол имел совсем мрачный вид.
– Так если Керас не прикрыт, ты полагаешь, нам следует пойти к нему?
– Я полагаю, нам не следует разрывать меру и рассеивать силы, – вместо Зенона ответил Иоанн, более сведущий в корабельных делах. – Если те скифы вошли в Керас, мы туда не войдем из-за глубин и лишь сможем помешать им выйти обратно. А если те скифы уже на берегу, то «морской огонь» против них бесполезен. Зато если мы своим уходом ослабим защиту пролива, то и все скифское войско очень быстро окажется в Керасе, а нам куда важнее преградить путь тем, кто сейчас стоит в море. Пока их там немного, они чуть пощиплют предместья. Но если прорвутся все – это будет осада.
– Значит, вы оба считаете, нам надлежит оставаться здесь и не позволить скифам с побережья вновь войти в пролив?
– И соединиться с теми, кто уже в проливе, – подхватил Иоанн. – Это будет наиболее мудрое решение, стратиг, ты прав!
Успокоенный, Феофан отпустил обоих отдыхать. Совет оставаться на месте он принял с готовностью: вновь куда-то двигаться и искать боя его совсем не тянуло.
Нужно было отдохнуть, но первое в жизни сражение вдохнуло в Феофана такое возбуждение, какого он не знал никогда в жизни. Оскопленный в детстве, он был чист от всего того, что нарушает душевное равновесие обычных людей, и мало что будило в нем бурные чувства. Он жил умом и гордился своей способностью сохранять хладнокровие и трезвость мысли. Даже пытался как мог осторожно научить своему взгляду патриарха – бедняга Феофилакт никак не мог смириться с тем, что отцовская воля отняла у него мужественность, а с ней столько жизненных удовольствий еще в то время, когда он даже не понимал, что происходит. И ту уравновешенность, какой Феофан гордился, он презирал.
Но сегодня Феофан пережил нечто особенное – нечто такое, с чем разум не мог справиться. Море и огонь, жизнь и смерть бурлили вокруг него. Сотни людей у него на глазах принимали мучительную гибель. Против воли Феофан не мог подавить жалость: ведь пламя от «влажного огня» становилось для язычников лишь преддверием вечного адского пламени. Казалось, души сгоревших и утонувших все еще где-то рядом. Казалось, их мертвые глаза смотрят из
