Патрик Вебер - Катары
— Пойдемте прямо ко мне, — сказал он, — у меня сохранилась газета с репортажем об этом событии.
Улыбнувшись, профессор добавил, что вообще-то недолюбливает журналистов, но имеет привычку хранить их продукцию для растопки.
Ле Биан прочитал статью. Незадачливая похитительница была в ней описана совершенно точно. У историка не осталось сомнений: это Бетти его опередила. Конечно, белокурая хитрюга всей правды ему не сказала. Взбешенный тем, что его обдурили, как малолетнего, Ле Биан подумал: верно, у нее и вправду есть талант для ремесла актрисы, о котором она мечтала всю жизнь…
Мирпуа
Бертрана загрызло отчаянье. А когда оно давало ему пару минут передышки, тотчас вместо нее начинала грызть совесть. Он не знал, как ему поступать после того, как Ле Биан побывал в библиотеке. Тогда он было решил подчиниться уставу Ордена и обо всем уведомить Доброго Мужа. Но он тут же убедился, как хорошо работала его стража: она была уже на площади. Положение разом стало безвыходным. Он попал между двух огней и навсегда осужден драться с одной из сторон, повинуясь приказам другой. Тогда он имел наивность подумать, что его последний шанс в бегстве. Одной секунды хватило, чтобы зачеркнуть все, чем он жил каждый день: магазин, брань хозяйки, принудительные работы на Орден… Он все это бросил, сам не зная, куда направится.
Шел день за днем, а он все еще сидел в Мирпуа, в нескольких шагах от собственной квартиры, посреди забывшего о нем мира, пойманный в мышеловку, словно крыса. Положиться он мог на помощь Жоржетты — старой подруги его матери; она поселила его у себя в доме на чердаке, не задавая лишних вопросов. Такова уж была Жоржетта: никого никогда не осуждала. И во время, и после войны у нее было много друзей и врагов в обоих лагерях. Была бы дружба, остальное ее не интересовало: потому она и согласилась с риском для себя приютить беглеца.
Чтобы Бертран не рисковал, выходя из убежища, Жоржетта регулярно приносила ему поесть-попить. Обычно она появлялась в обед ближе к вечеру, но сегодня пришла чуть раньше обыкновенного. Условный знак был подан обычный: три тихих стука, потом четвертый громкий. Бертран встал с матраса, на котором валялся почти все время. Он открыл дверь и увидел жестяную банку, в которой старушка всегда приносила хлеб, сыр, ветчину и что-нибудь из фруктов. Молодой человек выглянул в коридор, но Жоржетты уже не было. Бертран ничуть не встревожился: должно быть, дел много, подумал он и принялся поскорее вскрывать коробку: голод мучил его уже несколько часов. Трижды он пытался отвинтить крышку, но она все время почему-то заедала. Еще одно последнее усилие — и банка открылась.
— Аааааа!
Увидев то, что внутри, Бертран завопил от ужаса; его пробил жуткий жар. Выпала из рук жестяная банка, а в банке той лежала окровавленная отрубленная кисть. Кисть руки пожилой женщины. Бертран заметил такое, отчего опять чуть не заорал: на безымянном пальце колечко с изображением Богородицы. Это было кольцо Жоржетты! Бертран вышел из комнаты и пошел по коридору. Голова трещала от мыслей так, что чуть не лопалась. Они нашли его и убили Жоржетту за то, что она его приютила! Еще оставалось время бежать, но терять нельзя было не секунды. Скорей на лестницу! Он проскочил первый пролет, бежал уже по второму, и тут кто-то просунул между двумя ступенями железный прут. Бертран на всем бегу споткнулся и полетел вниз.
— Неееет!
Он хотел было ухватиться за перила, но на такой скорости это было немыслимо. Бертран полетел вниз головой, скатился по ступеням и остановился на площадке, стукнувшись башкой о стенку. Голова страшно загудела — и он услышал знакомый голос:
— Тише, Бертран… Надеюсь, ты не очень сильно расшибся?
Добрый Муж стоял перед ним и похлопывал железным прутом себя по ладони.
— Так внезапно все случилось, — продолжал он с жалостью в голосе. — Бедная Жоржетта знает, как это бывает. Опасно, знаешь ли, резать мясо такими острыми ножами. Жаркое, кстати, вышло отменное. Что ж это я все только о себе думаю! Надо было и с тобой поделиться.
— Пощадите меня! — взмолился Бертран.
Добрый Муж размахнулся прутом и врезал Бертрану по ребрам. От боли тот чуть не потерял сознание.
— Тебя пощадить? Теперь ты меня просишь пощадить, а сам предупредил нормандца, что ему грозит я даже не знаю что. Камнями в окошки кидался, мальчишка ты этакий! Да не просто мальчишка, а паршивый сорванец! Ах, бедный Бертран, не забыл ты старые военные привычки. У тебя ведь всегда была страсть к предательству — разве не так?
— Пожалейте меня, — простонал юноша.
Добрый Муж взял острый прут обеими руками и вонзил Бертрану глубоко в ляжку, приколов к полу, как энтомолог бабочку.
— Долго ты еще будешь просить пощады? — громко крикнул он. — Из-за тебя Жоржетта не дожила положенного времени на заслуженной пенсии. Будь моя воля, ты уж поверь, от тебя бы сейчас мокрое место осталось. Да вот у главного на тебя другие виды.
Он еще сильнее нажал на острый прут в ноге, а потом вдруг резко вырвал его.
Бертран чуть не умер от невыносимой боли. Он громко рыдал и не заметил, как внизу открылась дверь на улицу. Но Добрый Муж это заметил. Он перегнулся через перила и крикнул:
— Иди сюда! Ждем тебя с нетерпением.
ГЛАВА 62
Ле Биан сел в купе скорого поезда до Ниццы. Он все больше и больше чувствовал себя кладоискателем; теперь ему предстояло новое путешествие. Тринадцать лет спустя он шел теми же путями, которыми ходил Ран, и встречал те же препятствия. Вернувшись из Кёльна, он полетел прямо в Юсса-ле-Бен откровенно поговорить с блондинкой, которая, оказалось, открыла ему не все карты. К своему изумлению, он обнаружил, что бар наглухо заперт. Он расспросил хозяйку булочной и узнал, что «эта Бетти», как та ее называла, отправилась на отдых. Куда именно, торговка не знала, только заметила не без яда: как это она решила отдыхать, когда дела у нее идут совсем не здорово? Историк еще раз заглянул через стекло убедиться, что не проглядел какого-нибудь тайного знака, и тут какой-то прохожий его спросил, не ищет ли он чего. Прохожий назвал себя завсегдатаем в заведении Бетти, и рассказал: хозяйка уехала в Ниццу отдохнуть, остановилась на несколько дней в таком-то отеле. Впопыхах Ле Биан ничуть не удивился, что так легко узнал все, что ему нужно, а тотчас помчался на вокзал за билетом на Лазурный Берег. Прохожему он сказал «спасибо» и больше о нем не думал. А тот пошел на почту и позвонил своим начальникам, а те его поблагодарили за хорошую службу. Уже пошел обратный отсчет времени, и важней всего было теперь, чтобы Ле Биан не потерпел неудачу так близко от цели. Прохожий помнил слова одного катарского трактата: «Мы же говорим, что есть мир иной и иные существа непорочные и вечные, в них же наша радость и надежда».
Историк внимательно изучил все, что нашел в Кремоне, Леоне и Брюгге, но ему была нужна еще одна деталь. Без нее он не мог понять, что же именно завещали катары потомкам. Грааль, поиск которого стал целью жизни Отто Рана, который он так и не раздобыл, оказался не священной чашей из камня, упавшего с венца Люцифера, не ларцом драгоценных камней, не золотым мечом. Нет, это была рукопись на пергаменте, разрезанная по вертикали на четыре узких полоски. Чтобы понять их смысл, надо было сложить все четыре части вместе четырьмя столбцами. Ле Биан смотрел в окно. Чем ближе он подъезжал к приморскому курорту, тем меньше места за окном напоминали горы Лангедока. Он думал, что с тремя частями головоломки против одной у него сильные позиции для переговоров с Бетти. И клялся себе, что на сей раз актерка ему свинью не подложит.
Тело блондинки вполне выдерживало сравнение с дамами лет на пятнадцать моложе, которые толпились вокруг купальни. Когда Ле Биан пришел в отель, она вытянулась на лежаке и внимательно читала иллюстрированный журнал о кино. Она была в красном купальнике, а волосы ее никогда прежде не казались такими длинными и светлыми. Бетти даже не заметила, что чья-то тень загородила ей солнце. Должно быть, подумала она, это опять тот официант, зеленоглазый брюнет, который каждые полчаса подходит к ней с вопросом, не желает ли она чего-нибудь выпить. Она задумалась об этих красивых зеленых глазах, но ей показалось странным, что тень нависла над ней и не движется. В конце концов она подняла голову, нацепив на нос солнечные очки. Может, она и удивилась, увидев, что над ней, подобно большому зонтику, стоит Ле Биан, но заметить ее удивления было никак нельзя.
— А, это вы? — только и сказала она.
Обалденная все-таки женщина, подумал Ле Биан.
В том, собственно, смысле, что с ней обалдеть можно. Он решил подыграть ей по тем же нотам:
— Не желаете чего-нибудь выпить?
Она заказала анисовый ликер: видно, и в этом роскошном убранстве она оставалась верна милым привычкам деревенского бара в Юсса-ле-Бен. Когда зеленоглазый официант принес две рюмки, Ле Биан уже задал вопрос, который привел его сюда.
