Юзеф Крашевский - Борьба за Краков (При короле Локотке)
Уже на проезжей дороге он догнал войтовых слуг и присоединился к ним.
Услышав за собой конский топот, люди сначала испугались и схватились за свои дубины, ожидая нападения, но Мартик весело поздоровался с ними и, сделав вид, что заблудился, стал расспрашивать о дороге. Он выдавал себя за незнакомого с этой местностью слугу одного из краковских панов, пославшего его сюда по своему делу.
Слуги войта стали подшучивать над ним. Дальше поехали все вместе, намереваясь переночевать в городской корчме, и, чтобы выведать от них что-нибудь, Сула притворился простаком. В городской корчме, пользовавшейся дурной репутацией как место сборища всех бродяг, шулеров, а также всех, изгнанных из города, горел еще огонь, и было людно и шумно.
Очутиться здесь одному ночью было опасно, но в обществе слуг войта Мартику нечего было бояться.
Они подъехали как раз в то время, когда целая толпа перепившейся черни вышла с зажженными лучинами во двор корчмы, на котором оказался неизвестно кем и когда убитый человек. Можно было разглядеть уже пожелтевший труп с засохшей раной на груди, с разбитой головой, покрытой запекшейся кровью, часть его одежды была уже кем-то содрана. Некоторые узнали в нем Бериаша-извозчика; делались предположения, что его убили ради двух кляч, которыми он правил.
Случай этот, который во всяком другом месте произвел бы впечатление, здесь был принят с полным равнодушием как самое обычное дело. И только хозяин, смуглолицый мужчина разбойничьего вида, с обвязанной головой, так что виден был только один черный глаз, ворчал недовольно, что труп надо оттащить куда-нибудь подальше от шинка, чтобы он не навлек на него беды.
Те, кто были потрезвее, торговались с ним из-за количества бутылок пива, обещанных им за эту дружескую услугу. Когда подъехали слуги войта, которых сейчас же узнали, гости слегка смутились, а хозяин со вздохом подумал, что придется дать еще больше пива, чтобы и этих заставить молчать.
Мартик не отходил от своих дорожных товарищей. Но они, не разглядевшие его раньше, когда они ехали ночью вместе с ним, теперь, присмотревшись при свете огня, заметили рыцарскую осанку проезжего и поняли, что впали в ошибку. И стали поглядывать на него подозрительно и недоброжелательно.
В этой-то корчме и среди этой толпы бродяг должен был Сула провести ночь. Окружавшие его разбойники всячески пробовали споить его, чтобы потом обокрасть или завязать с ним ссору и иметь предлог напасть на него, но общество войтовых слуг, среди которых он находился, и смелая осанка рыцаря спасли его от беды.
Перед рассветом, когда пастух гнал стадо через Мясницкую заставу и ворота открылись, Мартик въехал один, никем не замеченный, в город, пробрался в замок и тотчас же улегся спать после мучительного путешествия. Заснул так крепко, что слуга его, подросток Юргас, должен был дергать за руку своего пана, чтобы разбудить и доложить, что его желают видеть.
У Мартика была в замке собственная горница, но в ней неудобно было принимать гостей. Быстро вскочив, он хотел бежать к колодцу, чтобы отрезвить себя ведром воды на голову, как вдруг заметил на пороге своей комнаты Мушу.
Надо было, значит, как-нибудь столковаться, хотя он не находил подходящего места. Подумав, Мартик провел своего гостя во двор, где удобно было разговаривать, не боясь, что подслушают.
Муша совершенно иначе, чем в первый раз, и даже с доверием, как к доброму знакомому, приблизился к Суде.
— Знаете ли вы, — сказал он тихо, — что войт Альберт уехал вчера куда-то?
Мартик усмехнулся, довольный собой.
— Знаю, — отвечал он, — знаю даже куда и догадываюсь зачем. Я выследил его шаг за шагом и на рассвете вернулся домой.
Муша, несколько удивленный, покачал головой.
— Куда же? — спросил он.
— В Оломюнц или в Прагу. Еврей улыбнулся.
— Ну значит, вы должны знать и то, о чем я хотел вас предупредить, — прибавил он, — что Герман из Ратибожа и Пецольд также уехали. Если он в Оломюнц, то они в Сандомир, Вроцлав или Околье.
Они взглянули друг на друга. Мартик утвердительно кивнул головой. Теперь они вполне понимали друг друга. Обменявшись еще несколькими фразами, Муша попрощался и ушел, выразив свою готовность помогать Мартику.
Теперь рыцарю хотелось поскорее увидеть Грету. Он считал преждевременным поднимать тревогу в замке, пока еще не все было ясно для него самого.
Он застал Грету еще за туалетом, так как она собиралась в костел, а выходя из дома, всегда старалась так одеться, чтобы обратить на себя внимание. И достигла того, что люди не только указывали на нее пальцами, но шли за нею и забегали вперед. С нею вместе ходил и Курцвурст, но для костела он надевал обыкновенный костюм.
Грета отбросила покрывало, которое собиралась пришпилить к волосам, и крикнула Курцвурсту, чтобы он провел к ней Гамрота. Кто был этот Гамрот, Сула не знал и никогда его не видел.
Вдова, приблизившись к нему, живо шепнула на ухо:
— Не знаете Гамрота? Не знаете, что его брата из мести за сестру войт Альберт приказал посадить в тюрьму и только после усиленных просьб княгини вместо смертной казни наказал изгнанием из города. Гамрот поможет вам против войта, а я ручаюсь за него.
Она говорила с лихорадочным возбуждением, и лицо ее пылало. Окончив свою речь, Грета отошла в своему туалету и занялась охорашиванием, так как сегодня она непременно должна была идти в костел.
Вскоре пришел Гамрот.
С виду это был молодой, красивый человек, но Сула с первого взгляда отгадал в нем шалопая и задиру. Род его был когда-то знатен и богат, но после пожара в доме и лавке они обеднели, а так как в это же время войт выгнал брата его из города, то они все свои беды приписывали ему.
С удовольствием они отомстили бы ему и сами по себе, а тут еще влияние Греты, которая сумела подчинить себе юношу. Перед своим уходом в костел она успела познакомить их. Гамрот в убогом одеянии ремесленника, в переднике, так как он зарабатывал свое пропитание службой у какого-то мастера, охотно предложил свои услуги Мартику.
Хозяйка велела поставить им жбан, пошепталась с тем и другим, кивнула головой Курцвурсту и вышла.
Оба уселись за стол молча, приглядываясь друг к другу, пока наконец мещанин, заметив, что Сула не собирается заговорить первый, не начал сам:
— Мне приказали служить вам, — сказал он, смеясь. — Может быть, я и пригожусь на что-нибудь. Я знаю город, а прежде и меня здесь многие знали.
Он вздохнул и отхлебнул из кубка.
— Если надо что-нибудь придумать против этого разбойника Альберта, который нас погубил, — сказал он, ударив себя кулаком в грудь, — то я с вами, — и протянул Мартику руку.
Начались взаимные вопросы и пояснения. Гамрот оказался понятливым, сообразительным и на все готовым. Пуще всего хотелось ему отомстить врагу и притеснителю всей его семьи.
— Вы можете посылать меня, куда хотите, — сказал он, — я всюду проскользну. Я ведь здешний, знаю оба языка, и слух у меня хороший.
Они условились, как разделить между собой надзор за различными людьми, где встречаться, и за кем должен особенно следить Гамрот. Разговор за жбаном продолжался так долго, что Грета успела вернуться из костела, а они все еще сидели за столом. Увидев ее, Гамрот, обрадованный, что ему предстоит дело, поспешно докончил свой кубок и весело помчался в город. Оставшись наедине с Мартиком, Грета спросила, как понравился ему подручный.
— Ничего себе, — отвечал Мартик, — только очень горяч и, должно быть, легко задирает людей. С человеком, как с разбитым горшком (потому что целых немного), всегда надо знать, до каких пор можно налить воды, чтобы не вытекла, а в общем, — прибавил он, — мне думается, что он добрый малый, и я вам за него благодарен. Вот уже несколько человек будут следить за ними, и черт их возьми, если они уйдут от нас.
— Больше всего следите за войтом, — горячо заговорила Грета. — Он — всему зачинщик.
С этого серьезного разговора Мартик, в котором снова заговорила прежняя любовь, перешел к воспоминаниям прежнего, заговорил о своем былом увлечении ею и поклялся, что он и теперь любит ее ужасно, она же весело хохотала.
— Ну и любите! — сказала она. — Кто знает, если меня не возьмет ни князь, ни воевода, то я, дождавшись седых волос, может быть, и пойду за вас.
У Мартика сверкнули глаза, и он гаркнул:
— Я поклялся, что вы будете моей!
Грета нахмурилась, взглянула на него, пожала плечами и опять рассмеялась.
В то время как они ссорились и мирились, а Грета, взяв в руки цитру, начала наигрывать на ней и напевать, вошел обычный гость вдовы, Павел с Берега. В эту пору дня приходили к ней и другие ее знакомые.
Двери то и дело открывались, и каждый входящий приносил с собой уличные новости.
Кто-то рассказал, что войт поехал в Мехов.