Конн Иггульден - Боги войны
Юлий стоял, ошеломленный, не веря своим глазам: воины, которых он сам учил воевать, мчались мимо него с поля боя. Центурионы бешено вопили приказы, но люди были совершенно сломлены — легионерами Третьего овладел страх.
Впереди раздался топот конницы, и у Юлия упало сердце. Его солдаты бегут, а Помпей наступает. Юлий выхватил знамя у бегущего знаменосца Третьего и стал яростно им размахивать.
— Третий, ко мне! — рычал он.
Толпа обезумевших людей продолжала нестись мимо. Юлий увидел, как плотной тенью приближается конница, и понял, что ему недолго ждать смерти. В диком хаосе всеобщего бегства Юлием овладело мрачное безразличие. Легионеров Третьего не остановить, скоро командующий останется здесь совсем один. У него заболели руки, и он опять вспомнил про Брута. Интересно, как тот примет новость о гибели бывшего друга? Да, Юлию есть о чем пожалеть.
Земля дрожала — неслись галопом сквозь тьму тысячи экстраординариев Помпея.
Несколько бойцов Третьего опомнились и сплотились вокруг своего командующего.
Новый сигнал горна разорвал ночной воздух, и вражеские конники вдруг резко остановились, вздыбив коней. Впрочем, это ничего не меняло. От них все равно не уйти. Ожидая конца, Юлий удивлялся собственному безразличию. Все произошло очень быстро, и трудно было поверить, что удача от него отвернулась. У Помпея в Риме больше нет соперников. С Марком Антонием диктатор разделается без труда — отправит в изгнание или попросту убьет.
Тяжело дыша, Юлий оперся на древко знамени. С воинами, стоящими рядом с ним в темноте, он говорить не хотел — он презирал их. Слишком давно Юлий в последний раз испытывал страх, так давно, что уже не помнил. Неизвестно почему — сыграли тут роль пример Юлия-старшего, уроки Рения или мужество Тубрука, — но отвага никогда не покидала Юлия. Ведь если человеком управляет страх, его постигнет неудача, как бы он ни старался. А боязнь боли нужно просто преодолеть. В конце концов, что такое боль? Рану можно вылечить, и даже неизлечимая рана лучше, чем позор на всю жизнь. Юлий знает калек, которым есть чем гордиться. Они носят свои увечья и шрамы с тем же мужеством, что и получали.
Юлий поднял голову и спокойно ждал неприятельского сигнала к атаке. Он не закричит и не побежит.
Помпей ехал во главе конного отряда. Каждый толчок отдавался резкой болью в животе, от которой темнело в глазах. Он услыхал сигналы тревоги и прервал проверку, чтобы выяснить, в чем дело. Увидев бегущих легионеров Цезаря, командующий озадаченно прищурился. К нему галопом подлетел Лабиен. Ответив на приветствие, Помпей спросил:
— В чем дело?
— Ночная атака, господин. Мы ее отбили, и сейчас наша конница их растопчет.
Оба смотрели, как бегут, растворяясь в темноте, легионеры Цезаря. Помпей обратил внимание на смутную фигуру, ожесточенно размахивающую знаменем. Потом воин воткнул древко в землю, и полотнище забилось на ветру. Воин стоял почему-то совершенно спокойно, повернувшись к врагу — светлым пятном белело лицо. Помпей, заподозрив подвох, нахмурился.
— Это победа, господин, — нетерпеливо сказал Лабиен. — Позволь мне взять экстраординариев и прикончить их.
— Это ловушка, — заявил Помпей, — я уверен. Слыханное ли дело, чтобы солдаты Цезаря вот так бежали с поля боя? Противник только и добивается, чтобы мы погнались за ними в темноте. Нет! Всем оставаться на позициях до рассвета.
Лабиен сделал глубокий вдох — он едва сдерживался.
— Господин, не может быть. Неприятель потерял сотни воинов.
— Вспомни, Лабиен, как Цезарь послал в наш лагерь троих центурионов на смерть — лишь для того, чтобы поколебать верность моих воинов. Это многое о нем говорит. Он хитрец, но меня ему не обмануть. Мой приказ ты слышал.
Лабиену стало ясно — Помпей скорее умрет, чем передумает. Выбора у заместителя не было.
— Да, господин. — Лабиен наклонил голову. — Я остановлю солдат.
Он старался не выдать своих чувств, однако Помпей все понял. Страдая от приступов мучительной боли, он заставил себя продолжить:
— Ты отлично себя проявил. Я не забуду твоей преданности.
Посмотрев в сторону лагеря, Помпей увидел, что знаменосца уже поглотила тьма. А знамя осталось трепетать тусклым пятном. Взглянув еще раз на Лабиена, командующий пришпорил коня и ускакал, сопровождаемый своей конницей.
Солдаты, как и Лабиен, испытывали досаду и разочарование. Никакая это не западня. Лабиен видел достаточно сражений, чтобы уловить момент, когда враг пошатнулся. Иногда такое случается из-за одного труса, бросившего оружие, а иногда и вовсе от каких-то неведомых причин. Мужество вдруг покидает людей, которые час назад даже и помыслить о таком не могли.
Лабиен вглядывался в ночь, яростно сжимая кулаки. К нему подъехал помощник и замер. Лабиен не нашел слов, которые мог бы произнести вслух.
Стараясь за суровостью скрыть досаду, он жестко приказал:
— Пусть солдаты построят здесь укрепленный лагерь. Это нас задержит, но что поделать.
Словно опасаясь сказать лишнее, Лабиен сжал губы, и заместитель, отсалютовав, направился передать приказ. Лабиен ловил на себе взгляды солдат и гадал — понятно ли им, что произошло.
— Вы отлично справились сегодня, — похвалил он, повинуясь порыву. — По крайней мере Цезарь получил хороший урок.
От похвалы солдаты ожили, и вскоре все пошло своим чередом. Вернулась когорта, которую посылали на западный конец, — по сравнению с теми, кто принял бой, ее солдаты были полны сил. В битве им не пришлось участвовать, но Лабиен сказал легионерам что-то ободряющее, а потом отправился в свой шатер — писать официальный отчет. Там, при свете единственной лампы, он долго сидел, уставившись в пространство.
Юлий в оцепенении шагал сквозь тьму. От усталости и потрясения он стал каким-то неповоротливым; каждый куст и каждая колючка, казалось, хотят его задержать. Рядом шли несколько солдат Третьего, но только богам известно, куда разбежались остальные. Подобного поражения у него не бывало, и Юлий впал в апатию. Полководец никак не мог понять, почему остался жив. Вражеская конница не стала атаковать, и он решился оставить знамя и показать Помпею спину. Но и тогда не сомневался, что противник последует за ним. Юлий узнал диктатора издалека — красный плащ развевался на ветру. Нетрудно представить злобную радость Помпея при виде погибшего врага. В какую-то минуту Помпей — Юлий это почувствовал — смотрел прямо на него. И все же консулу позволили ускользнуть и укрыться среди своих воинов.
Юлий услыхал невдалеке топот множества ног и вынул меч, уверенный, что его настигают солдаты Помпея. Увидев Домиция, он ничего не сказал — у него не было сил. Легионеры Третьего опозорили себя и теперь шли, пристыженно опустив головы. Строй солдаты не держали и шагали не в ногу, напоминая скорее шайку грабителей, чем отряд воинов. Никакие приказы не отдавались. Казалось, поражение лишило их права называться римскими легионерами. Юлий впервые видел солдат в столь жалком состоянии, тем не менее жалости к ним не испытывал.
Уже светало, когда они добрались до главного лагеря. Только тогда Юлий окончательно понял, что Помпей и вправду разучился воевать. Иначе нельзя объяснить поведение диктатора. Домиций хотел заговорить, но Юлий остановил его взглядом. Часовые пропустили их, не требуя пароля и ни о чем не спрашивая. По жалким лицам солдат они поняли все.
Юлий вошел в свой шатер; прежде чем сесть за стол, где лежала карта, командующий снял шлем и меч и с грохотом отшвырнул. Подперев голову руками, он задумался о событиях минувшей ночи. Ему было страшно, когда Помпей смотрел на него, но бояться — не позорно, позорно бежать. Солдаты должны стоять, истекая потом от страха. Должны выносить боль и усталость. Должны побороть в себе слабость и держаться насмерть. В этом сила Рима — и солдаты это понимают не хуже Юлия. И все же Третий побежал.
Услышав шаги, Юлий выпрямился и глубоко вздохнул. Первым в шатер вошел Цирон, за ним — Регул, Октавиан и Домиций. Без всякого выражения уставился Юлий на замершего перед ним Домиция. Неужели его полководец тоже сегодня струсил?
Домиций был в грязи и выглядел изможденным. Он вынул меч и положил на стол перед Юлием:
— Господин, прошу освободить меня от командования.
Юлий не ответил. Домиций нервно сглотнул и продолжил:
— Я… не смог вовремя добраться до места, господин. Мне нет прощения. Я подаю в отставку и возвращаюсь в Рим.
— Если бы неприятелем командовал человек, умеющий побеждать, меня бы уже не было, — тихо проговорил Юлий.
Домиций молча смотрел перед собой.
— Расскажи, что произошло, — потребовал командующий.
У Домиция вырвался глубокий вздох.
— У нас на пути оказалась река, слишком глубокая, чтобы переправиться. Я видел твой сигнал, но мы еще стояли на другом берегу. Пока мы отыскивали брод, время ушло — горнисты Помпея протрубили тревогу. Я принял решение не вступать в бой. Мы переправились обратно и вернулись в лагерь.
