Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня

Юноши долго бродили вокруг знаменитых строений, пытаясь представить себе, как строились эти чудеса мира, как жили люди вокруг них. На обратном пути Такемт обратил внимание Айстиса на каменную голову, по шею погруженную в песок:

— Большой сфинкс!

Сфинкс действительно выглядел большим: вырезанный из красного песчаника, он поднимался вверх более чем на пятьдесят ступеней.

— Сейчас сфинкс больше чем наполовину засыпан песком, а целиком его размеры огромны![93] Это человек-лев: голова человека, а тело зверя… Обрати внимание, какое у него чудесное лицо!

Айстис взглянул на сфинкса и долго не мог оторвать взгляда от его улыбки, такой загадочной, привораживающей. Улыбка сфинкса проникала в душу, как бы спрашивая: что тут тебе надо, путник, в такой дали от родных краев, где тебя ждет работа, невеста, родители и близкие?

Действительно, что ему нужно? Что увлекает его все дальше и дальше от дома? Одни лишь случайности? Впервые Айстис понял сердцем, что боится и вместе с тем ждет новых приключений, что он пьет их, словно росу, и никак не может напиться! Прошло, казалось бы, не так уж много времени с той поры, когда они, дав клятву Пяркунасу, двинулись в путь, а сколько уже довелось увидеть! Вот что значит путешествовать — каждое мгновение равно вечности!

Солнце стояло на самой середине небосклона, когда подводы добрались до того места, где река распадается на множество больших и маленьких проток, которые несут свои воды в море. Отсюда недалеко уже и до самого большого, по словам Такемта, порта Внутреннего моря — до Александрии…

— Дельта! — закричали путешественники. — Дельта!

Глава пятая

РАБ ЗВЕЗДНОГО ХРАМА

По пути к побережью Такемт рассказал, как был основан город, не уступающий славой Риму.

— Вечный город у многих племен вызывает ужас, — говорил Такемт, — ибо там вершатся их судьбы. Александрия же славится своими учеными. Уже скоро полтораста лет, как Александрия захвачена римлянами, по свет знаний, которым она озаряет далекие края, не померк…

Айстис узнал, что древнего Та-Мери не стало много веков назад, в стране давным-давно господствуют чужестранцы, которые стремятся уничтожить все следы былого величия.

Особую жестокость проявляли персы. Они разрушали храмы, истребляли тысячи туземцев, уничтожая даже богов.

Ненавистью к персам воспользовался греческий правитель Александр Македонский и одолел их, призвав на помощь местное население, которому обещал возродить старые порядки Та-Мери.

Свое слово Александр сдержал. Он вернул жрецам мощь, а сам был провозглашен фараоном. Именно тогда он и основал новую столицу — Александрию[94]. Правда, Александр недолго правил в Александрии. Его снова стали манить далекие края, жажда приключений. Во главе своих дружин он вскоре отправился в дальние страны и больше сюда не вернулся[95].

После смерти Александра Великого его империю — от Испании до Средней Азии, от Балкан до первых порогов Нила — между собой поделили полководцы. Та-Мери достался Птолемеям, которые провозгласили себя фараонами и правили более двухсот лет.

— Птолемеев насчитывалось одиннадцать. В большей степени, чем мужчины, прославилась последняя из этой династии — Клеопатра, — продолжал Такемт. — Она стала фараоном в возрасте восемнадцати лет, а умерла в двадцать девять лет от укуса ядовитой змеи. Свою смерть заранее обдумала. Когда солдаты Октавиана, захватившего Александрию, ворвались во дворец, она не успела покончить с собой. Хитрый римлянин замышлял доставить ее в Рим, закованную в цепи как пленницу. Лишь после этого публичного позора он намеревался ее убить, а голову бросить в Тибр… Клеопатра разгадала коварный замысел Октавиана. Сделав вид, будто смирилась со своей судьбой, она попросила лишь об одной милости: разрешить ей с королевскими почестями похоронить Антония, своего мужа. Октавиан согласился. После похорон мужа Клеопатра приказала приготовить обильный обед. Когда все заняли свои места за столами, вошел крестьянин и принес ей корзину с фигами. Стража у входа проверила корзину, не нашла ничего подозрительного и пропустила крестьянина во дворец. Клеопатра направила Октавиану задолго до этого написанное письмо и заперлась в своих покоях. Получив письмо, Октавиан понял, что его план торжественно расправиться с Клеопатрой рухнул. Слуги, взломав двери и ворвавшись в покой Клеопатры, нашли ее мертвой! Она лежала на золотом ложе в белом платье богини Исиды, с короной фараона на голове. Выяснилось, что крестьянин пронес под фигами во дворец ядовитую змею аспиду…

Айстис слушал, не спуская с Такемта глаз. Такемт вздохнул: история Клеопатры его самого волновала.

— Так закончилась жизнь этой прекрасной царицы. Вместе с последней из Птолемеев угасла и свобода Та-Мери…

Повествование о трагической жизни Клеопатры не выходило из головы Айстиса все время, пока он был в Александрии. А время это было насыщено множеством увиденного. Такемт познакомил его с великолепным маяком на острове Фарос[96]. Маяк напоминал наполовину вытянутый из ножен длинный и прямой меч, самое острие которого золотилось днем и ночью. Днем оно искрилось от прикосновения лучей солнца к бронзовой облицовке верхней башни, а ночью на площадке, расположенной более чем на триста шестьдесят пядей над уровнем моря, горел костер, дрова для которого беспрестанно по спиральной дороге внутри маяка волокли ослики…

Айстис и Такемт ходили и по Мусейону[97] — целому кварталу белых домиков, в которых жили и работали знатоки чисел, небесных светил, других наук. Такемт заманил Айстиса и в закрытый двор, где жили… звери! На солнце грелся крокодил, сонно зевал лев, с сухого дерева глазел леопард…

— Что это? Почему они здесь? — удивился Айстис.

— Жрецы, работающие в Мусейоне, их изучают, — пояснил Такемт, — другие жрецы присматривают за коллекцией деревьев, кустарников, цветов, собранных здесь со всего света…

— А березы в этой коллекции есть?

— Березы? Не слышал о таких деревьях.

— А святой дуб?

Такемт пожал плечами:

— Я зверями, деревьями не интересуюсь. Меня привлекает жизнь людей…

«Никудышная коллекция», — подумал Айстис, но вслух ничего не сказал.

Такемт повел Айстиса в библиотеку[98], которая, хотя и пострадала во время пожара, все еще хранила множество папирусных свитков, восковых дощечек, глиняных табличек на многих языках…

И все это время перед мысленным взором Айстиса была змея, ужалившая Клеопатру. Она мерещилась ему как злой дух, даже когда корабль, на который его пристроили люди центуриона, взял курс на Рим.

…Стоя на палубе, Айстис наблюдал, с каким трудом плывет корабль, поворачивая все дальше на северо-восток. Неуклюжие паруса не разрешали ему плыть в Остию напрямик через море. Приходилось сначала держать путь почти до Малой Азии, а оттуда, пользуясь попутным ветром, плыть в западном направлении, огибая Пелопоннес.

Капитан корабля с беспокойством всматривался в небо. Давление ветра упало так внезапно, что в ушах послышался звон. Капитан тревожился о грузе. «Эол» (так назывался корабль) вез не только дары фараонов, но также золото и стеклянные бусы, изготовленные в Александрии и предназначенные для отправки на север.

Отдельно лежали мешки с пшеницей, связки папирусов, свертки льняных тканей. Квестор порта передал капитану из рук в руки сосуд с золотистой жидкостью.

— Заказ Траяна! — пояснил он и добавил: — Головой ответишь!

— Янтарный лак, — сказал Айстису Такемт, пришедший проводить нового друга. — Только старые александрийские мастера еще умеют вырабатывать такой лак. Его используют для изготовления музыкальных инструментов… Римляне доставляют янтарь, а мы из него делаем лак.

Уже много дней «Эол» плыл на северо-восток мимо зеленых островов. Они показывались то слева, то справа по борту. Их было так много, что древние египтяне прозвали это море Большой Зеленью.

Моряки работали не покладая рук, а пассажиры скучали. Айстис слонялся по кораблю, пока не пристроился на корме и не засмотрелся на пену, похожую на борозду, которую «Эол» оставлял за собой. Он не заметил, как к нему подошел пожилой чернобородый мужчина, одетый так, как было принято в Риме: пепельный плащ поверх туники. Незнакомец тоже взглянул на пену и сказал:

— Дочь Урана — Афродита[99] — родилась из белой морской пены недалеко от острова Китеры… Вот он, этот островок. — Чернобородый указал на темно-зеленый выступ справа. — Легкий, милый ветерок принес ее на остров Кипр. Там вышедшую из волн богиню обступили юные хоры. Они надели на нее золотые одежды, украсили волосы пахнущими цветами. Всюду, куда ступала нога Афродиты, расцветали розы и лилии… Великолепная богиня прибыла на Олимп. Ее поздравили боги. С тех пор золотая Афродита, вечно молодая, самая прекрасная из людей и богов, живет среди богов на горе Олимп…