Фридрих Клингер - Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад
Микелотто схватил руку кардинала, стал благодарить его за оказанное доверие, привел многочисленные доказатель ства своей верности и преданности и удалился, чтобы предупредить своих помощников о поручении.
Фауст и дьявол также получили приглашение на этот ужин. Среди гостей царило веселье. В этот вечер Франческо был особенно нежен с братом, но решение Чезаре осталось непреклонным. После ужина он простился с матерью и отправился в Ватикан, чтобы выслушать последние распоряжения папы. Франческо пожелал проводить брата, чтобы еще несколько минут побыть вместе с ним. Фауст и дьявол последовали за ними. Вскоре Франческо расстался с кардиналом, шепнув ему на ухо, куда он намерен отправиться. Кардинал, смеясь, пожелал брату удачи, обнял его и простился. Он поспешил в Ватикан, закончил там свои дела, встретился на условленном месте с убийцами и дал им указания. Фауст остановился в Риме у сестры одного principe[14], и дьявол, знавший, что развязка мрачной драмы близка, устроил так, что они с Фаустом оказались на берегу Тибра как раз в тот момент, когда Микелотто велел бросить в реку труп убитого герцога. Фауст хотел кинуться на убийц, но дьявол удержал его, сказав:
— Не подходи к ним и не шуми, чтобы никто тебя не заметил, — их в Риме тысячи, а находясь в Ватикане, даже со мной, ты рискуешь жизнью, если только они заметят, что ты за ними наблюдаешь. Убитый, которого они бросили в воду, — Франческо Борджа, убийца — его брат, и то, что ты сейчас видишь, — только пролог к тем злодеяниям, которые когда-нибудь удивят даже ад.
Он раскрыл перед Фаустом весь мрачный заговор и пересказал ему речь кардинала, обращенную к Микелотто. Неожиданно для дьявола Фауст ответил холоднее, чем тот ожидал:
— В конце концов я меньше, чем ад, удивляюсь их поступкам. Чего еще и ждать от семьи, где отец кровосмесительствует с дочерью, а его сыновья — со своей сестрой? Папа зовет себя непогрешимым, наместником бога на земле. Люди этому верят, и тот, кто поставил его на это место, по-видимому доволен его поступками. Так что же могу сказать я, Фауст, от которого церковь требует поклонения папе? Но, дьявол, на того, кто скажет мне еще хоть одно доброе слово о людях, я кинусь как дикий зверь. Идем спать! Ты прав: в сравнении с нами, особенно с теми из нас, кто носит рясу, дьявол — просто глупец. О, почему я не родился в счастливой Аравии, где пальма была бы моим кровом, а природа — моим богом!
13
Весть об убийстве герцога Гандии быстро распространилась по Риму и по всей Италии. Папа, потрясенный и подавленный, предавался такому безумному отчаянию, что трое суток не ел и не пил. Когда же труп Франческо был наконец найден в Тибре, папа дал строгий наказ во что бы то ни стало найти убийц. Дочь папы, которая догадалась, кем был нанесен удар, немедленно сообщила своей матери Ваноцце о строгом повелении Александра, и та на следующую ночь отправилась в Ватикан. В эти траурные дни одному только дьяволу, пользовавшемуся особым благоволением папы, дозволялось находиться в его покоях. При появлении знатной матроны он немедленно удалился, отыскал Фауста, утешавшего Лукрецию, и повел его к двери, ведущей в папские покои, чтобы он мог подслушать разговор папы с Ваноццей.
Подойдя к двери, они услышали, как папа говорил:
— Кардинал — братоубийца! А ты, их мать, сообщаешь мне об этом так холодно, как будто Чезаре отравил кого-нибудь из рода Орсини или Колонна! Вместе со своим братом он убил и свое доброе имя, до основания разрушил то величественное здание, которое я стремился воздвигнуть при помощи моей семьи. Но этот смельчак не уйдет от моего наказания и моего мщения!
В а н о ц ц а: Родриго Борджа, ты спал сначала с моей матерью, потом со мной, теперь ты спишь с нашей дочерью, и кто перечислит имена всех тех, кого ты тайно велел убить и отравить? И все же ты — пана. Рим трепещет перед тобой, весь христианский мир поклоняется тебе и зовет тебя непогрешимым. Видишь, как много зависит от того, какое положение занимает человек, совершающий преступление. Я — мать их обоих, Родриго, и я знала, что Чезаре убьет Франческо.
П а п а: О ты, бесстыдная!
В а н о ц ц а: Да, я такая, но такой я стала благодаря твоей школе. Холодный, медлительный, слабый Франческо должен был уступить место пламенному, энергичному Чезаре, чтобы именно он осуществил тот блестящий план, о котором ты говорил мне, вступая на панский престол. Франческо был рожден, чтобы стать монахом; Чезаре же судьбой предназначено быть героем. Поверив пророчеству, я дала ему это имя{84}. Только он способен уничтожить всех мелких и крупных тиранов Италии и завоевать корону. Он должен стать гонфалоньером{85} папского престола и сделать Борджа повелителями всей Италии. Разве ты не этого хочешь? Или ты убивал и отравлял только ради одного Франческо? Какая польза была бы нам от этих преступлений, если бы Чезаре остался кардиналом, а убитому им трусу пришлось бы когда-нибудь отстаивать вашу добычу? Когда тебя не станет, защиты я могу ждать только от Чезаре, который уважает свою мать, а тот холодно пренебрегал мною и искал только твоего расположения, в надежде на твою помощь. Чезаре понимает, что женщина, подобная мне, сумевшая родить героя, сумеет и указать ему путь к бессмертию. Успокойся, Родриго, будь мудр и знай, что руку, которая убила твоего любимца, направляет такой смелый дух, что она не пощадит и отца, если он посмеет сорвать покров с этого убийства, вызванного необходимостью.
П а п а: Величие твоего духа, Ваноцца, заражает меня и в то же время пугает. Франческо мертв, а Чезаре жив. Пусть он живет, пусть будет первенцем! Он станет великим, раз того желает сама судьба.
Папа позвонил, велел подать ужин и окончательно развеселился.
Ф а у с т: Дьявол, избавь мир от этого чудовища! Иначе ты на себе испытаешь ярость, которую вызывает во мне само его существование.
Д ь я в о л: Ты опять, как истинный сын праха, говоришь бессмыслицу. Ты забыл, кто этот человек, чей он наместник на земле? Ты забыл, кто я, каковы мои возможности и права?
Ф а у с т: Ты должен!
Д ь я в о л: Иди и охлади свой пыл в объятиях его распутной дочери. Радуйся, что ты столь близок с тем, кто обладает властью. Быть может, эта близость принесет тебе пользу в день Страшного суда.
14
О Франческо забыли. Папа был занят только одной мыслью: какая же арена действий больше всего соответствует отважному духу Чезаре, где он сможет найти наиболее достойное применение своим могучим силам? Чезаре между тем короновал неаполитанского короля руками, обагренными кровью брата, и это вызвало в душе Фридриха Неаполитанского мрачные предчувствия, которые впоследствии полностью оправдались{86}.
Дьявол позаботился о том, чтобы Фауст был осведомлен обо всех подробностях, и тот, злобно смеясь, смотрел, как кардиналы и все послы Испании и Венеции (им также было все известно) вышли к городским воротам навстречу братоубийце и в полном составе консистории, с триумфом проводили его на аудиенцию к папе, который принял сына чрезвычайно приветливо. В день возвращения Чезаре Ваноцца сняла траур и вечером устроила празднество, на котором присутствовала вся римская знать.
Вскоре после этого Чезаре сбросил опротивевшую ему кардинальскую шляпу, сменил ее на меч и был торжественно посвящен в гонфалоньеры папского престола.
Дьявол с радостью наблюдал, как Фауст самыми разнузданными наслаждениями старается заглушить сомнения, которые начинали терзать его сердце. Он видел, как каждая низость, свидетелем которой становился Фауст, все больше ожесточала его сердце, как его ослепленный ум окончательно убеждался в том, что все происходящее перед его глазами коренится в самой природе человека и что этим мерзостям следует так же мало удивляться, как тому, что волк есть хищник, безжалостно раздирающий все, чем он может утолить свой голод. Дьявол поддерживал размышления Фауста софизмами, из которых впоследствии философы создали целые системы. Он расточал все богатства земли, добывая отовсюду драгоценности, а Фауст неистовствовал среди римских дев и женщин, уничтожал счастье бесчисленных семей и все же не мог насытить свою жажду разрушения, так как считал, что человечество все равно обречено на гибель. Уроки Лукреции давно отравили его чувства, сладострастие убило дремавшие в нем добрые порывы. Если раньше он только ненавидел людей, то теперь к этой ненависти присоединилось еще презрение, и дьявол уверял его, что именно отношение к людям отличает умного человека от глупца. Узы, связывавшие его с человечеством, порвались, и он пришел к выводу, что миром правит рука деспота, который, не заботясь об отдельных людях, следит только за развитием и сохранностью целого. Теперь мир казался ему бурным морем, в которое бросили род человеческий, предоставив его произволу дикого ветра. Одного этот ветер разбивает о скалу, а другого прибивает к гавани, причем тот, кто погиб, не справившись со стихией, должен еще отвечать за это, хотя ему дали руль, сделанный из негодного материала и сломавшийся при первом ударе волн.
