Джейн Харрис - Наблюдения, или Любые приказы госпожи
Миссус боролась с горячкой весь вечер до поздней ночи. Лишь раз ей стало хуже, и я чуть было не послала за доктором, но холодные компрессы в конце концов сбили жар, и она перестала метаться в постели. Господин Джеймс перед сном еще раз сунул свой клюв в дверь, но когда увидел, что жена по-прежнему в беспамятстве, бесшумно удалился. Полночь наступила и прошла. Новый год! Но у нас никакого праздника. Около часа пополуночи поднялся сильный ветер, закружил вокруг дома. Он сотрясал оконные стекла и завывал в каминной трубе, выдувая в комнату клубы дыма. Зольные феи кружились в воздухе и опускались на нас с миссус, мне приходилось смахивать их с ее милого личика. Ах, какая она была красивая! Но казалось, ничто не могло ее разбудить, она спала крепким сном младенца.
Я решила поутру приготовить для миссус бульон, если она будет в состоянии принимать пищу. Хорошо, что за ней ухаживала не моя мать. Бриджет и не подумала бы сварить бульон, она вообще никогда не стряпала без крайней необходимости. И Джо Димпси не лучше, у него на все болезни был один совет. «Пинта виски да хороший перепихон, и завтра будешь здоровее лошади», — всегда говорил он.
Пожалуй, я не стала бы рекомендовать миссус такое лечение.
В какой-то момент я прилегла на покрывало рядом с ней и обняла. Я и в мыслях не имела ничего непочтительного, просто хотела согреть и утешить бедняжку. По крайней мере у нее есть человек, готовый о ней заботиться. Пусть даже это всего лишь я — скверная девчонка, которая пытается начать новую жизнь. Я продолжала искать оправдания своим гадким поступкам. Обычно я не заморачиваюсь подобными вещами, но тогда все никак не могла отделаться от горестных размышлений о своем воспитании. Вот если бы то, да если бы сё. Вот если бы моя мать была не такой, какая есть, и прочая и прочая. Лежа там рядом с миссус, я невольно вспомнила прежние дни в Дублине, когда мы с Бриджет частенько теснились на одной кровати. То есть до появления Джо. После я спала на тюфячке на полу. На нем же я сидела, когда мать впервые красила мне лицо. Закончив со мной, она накрасилась сама и вывела меня из дома. На улице она остановилась рассмотреть свое отражение в оконном стекле, а потом с улыбкой глянула на меня и спрашивает:
— Кто я такая?
Нет, она вовсе не сошла с ума. Она часто задавала мне этот вопрос, и я знала нужный ответ.
— Ты моя старшая сестра.
— Совершенно верно, — кивнула Бриджет.
Такая у нее была тщеславная прихоть. Ей не хотелось, чтобы люди думали, будто у нее есть ребенок, а потому я всегда говорила, что мы с ней сестры, и нас повсюду считали за сестер.
Она отвела меня на широкую оживленную улицу и поставила под фонарем рядом со стоянкой кебов. В ожидании седоков несколько извозчиков спали, примостившись на подножках своих экипажей.
— Улыбнись, милая, — говорит Бриджет. — И не переставай улыбаться.
Две ее подружки, Кейт и Элиза-Роза, разряженные в пух и прах, стояли под соседним фонарем и ждали кого-то (во всяком случае я так подумала). Моя мать подошла к ним, что-то сказала, и все трое повернулись и посмотрели на меня. Элиза-Роза почему-то казалась расстроенной, а Кейт весело крикнула: «Ежели там чего поникнет и сморщится, детка, разыщи меня, я одолжу тебе крахмальчику».
Я не поняла, о чем она говорит и почему так громко рассмеялась собственным словам, но решила, что скорее всего речь идет о каких-то тонкостях зонтичного ремесла. Похоже, ни Элизе-Розе, ни моей матери совет Кейт не понравился: Элиза пихнула ее локтем, а моя мать сердито на нее зыркнула и вернулась ко мне.
Когда к нам приблизился джентльмен во фрачной паре, я предположила в нем хозяина зонтичной лавки. Именно такими сытыми и жизнерадостными господами мне представлялись владельцы подобных заведений. Он был румяный, с навощенными усиками, в разноцветном шарфе и с розочкой в петлице. Моя мать отошла с ним поодаль. Я не слышала, о чем они разговаривали, но несомненно речь велась обо мне, поскольку оба поглядывали в мою сторону, а пару раз, когда джентльмен не смотрел, мать стрельнула на меня глазами и оскалила зубы, точно дикая обезьяна — сперва я удивилась, но потом сообразила, что она напоминает мне улыбаться.
Бриджет взяла что-то у мужчины, а после вернулась ко мне, опустилась на колени и заглянула мне в лицо.
— Послушай. Я хочу, чтобы ты пошла с этим джентльменом и делала все что он скажет, послушно и вежливо. Если ты сделаешь все как надо, без всяких капризов и выкрутасов, мы с Джо возьмем тебя с собой. Ты меня слышишь?
Как я могла не слышать, если она находилась прямо передо мной?
Я пошла с мужчиной, как она велела. Мы стали удаляться от шумных улиц. Всякий раз, когда он искоса взглядывал на меня, я старательно улыбалась. Наконец (ввек этого не забуду) он откашлялся и сказал бранчливым тоном: «Будь ты жителем африканского континента, ты бы по всей вероятности уже была замужем за черным туземцем с костью в носу».
Неискушенная в светских обычаях, я понятия не имела, как лучше ответить на данное замечание, чтоб получилось вежливо, ну и решила промолчать. Джентльмен на целую минуту погрузился в сосредоточенное раздумье, потом наконец произнес:
— Вижу, тебе этого хотелось бы.
— Что, сэр? Прошу прощения?
— Тебе хотелось бы выйти замуж за туземца с костью в носу.
Я помотала головой.
— О нет, сэр… мне этого нисколько не хочется.
— Тогда почему ты так улыбаешься?
— Не знаю, сэр.
Он громко расхохотался, позабавленный моим ответом, но потом вдруг резко умолк и нахмурился.
— Верно ты дурочка, — коротко промолвил он и на ходу принялся всматриваться в мое лицо, ища признаки умственной отсталости.
— Да идите вы к черту! — выпалила я, но тут же вспомнила, что должна держаться вежливо. — Извиняюсь, сэр, я никакая не дурочка. Я все на лету схватываю. И сделаю все в точности, как вы велите.
— Рад это слышать, — сказал он. — По крайней мере ты перестала склабиться как идиотка.
Я и вправду перестала, потому что мне внезапно захотелось плакать. Какой-то дурацкий разговор про черных туземцев и идиоток. Хоть бы Бриджет пришла и забрала меня домой. Но потом я вспомнила, что они с Джо уезжают в Чортландию и я должна пойти с этим джентльменом и послушно сделать все, что он скажет, иначе меня оставят здесь питаться объедками и спать на пороге у бакалейщика.
Немного погодя он завел меня в переулок сбоку от какого-то театра. Я никогда еще не была в театре. Пару раз я слышала восторженные рассказы материных подружек про то, как они тихонько проскользнули внутрь через заднюю дверь и в какую-то щелку глядели на сцену, где выступал сам неподражаемый Джон Дрю. Я вообразила, что этот господин тоже знает тайный вход в театр и ведет меня посмотреть конец представления, прежде чем мы отправимся на работу в лавку. Поэтому я шла с ним очень даже охотно.
На полпути по переулку он затащил меня в темную нишу в стене. Там действительно находилась дверь, но запертая на засов с толстой цепью. При виде ее я испытала разочарование, что нам так и не удастся посмотреть спектакль, но уже в следующий миг оно сменилось паникой, поскольку джентльмен вдруг наклонился и засунул язык мне в ухо. Я попыталась увернуться, но он зажал меня в угол, и мне было некуда деваться. Дальше все происходило будто во сне: вот с него слетает шляпа и катится по земле, вот он лихорадочно возится с гульфиком, вот подхватывает меня и прижимает к стене. Тогда я еще мало чего знала, но успела повидать достаточно всякого, чтобы понять что сейчас произойдет, а я не была уверена, нравится ли мне это. Конечно же, подумала я, моя мать имела в виду совсем другое.
— Простите, сэр, — пролепетала я. — Но что насчет зонтов?
В нише было темно, и я не видела толком лица мужчины, но он несколько смешался.
— Зонтов? — переспросил он, совсем не сердито. — Ты о чем?
— Сэр, я это должна делать?
Он погладил меня по голове и вздохнул.
— Да, детка. И у тебя замечательно получается. Ты просто не дергайся и… а ну-ка… — Он приспустил мои панталончики поудобнее. — Так-то лучше. Все в порядке?
Я кивнула, надеясь, что в темноте он не видит слез, подступивших к моим глазам. Теперь у меня не осталось ни малейших сомнений в его намерениях.
— Ну вот, — сказал он. — Раз все в порядке, значит, тебе будет почти не больно.
Когда дошло до дела, меня затошнило от одной мысли об огромном грязном шишаке, запиханном в меня, и потому я вообразила взамен него обычный зонт (собственно, боль была такая, будто там и впрямь целый зонт), сложенный мужской шелковый зонт, какие я мастерила бы в лавке, если бы мы туда пошли и если бы она вообще существовала — а до меня наконец начало доходить, что никакой зонтичной лавки нет и никогда не было.
В течение недели я еще пять раз поработала девственницей, с пятью разными джентльменами, и к субботе у нас набралось достаточно денег на дорогу в Чортландию. Сперва Бриджет говорила, что Джо поплывет на одном корабле с нами. А ближе ко дню отбытия она сообщила, что он поехал вперед и мы с ним встретимся в Глазго. В ответ на все уточняющие «когда» и «где» мать не могла придумать ничего лучше «да какая тебе разница».
