Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны
Держать душу человеческую на своей ладони, словно камешек. Чувствовать, как умирает женщина, но вернуть ее к жизни своими усилиями! Даже королю не дано такой власти. Избранные.
Может ли он выучить еще больше, чем уже знает? Насколько больше? «Как это, — спрашивал он себя, — выучить все, чему только могут научить другие?»
В первый раз он осознал, что горячо желает сделаться лекарем. Иметь настоящую возможность бороться со смертью! У него появились новые мысли, которые то приводили его в неописуемый восторг, то причиняли жестокие душевные муки.
Наутро он направил повозку к Вустеру, следующему городу на дороге к югу, на берегу реки Северн. Впоследствии Роб не мог вспомнить ни реки, ни дороги, ни того, как он погонял Лошадь — вообще ничего из той поездки. Вустерские горожане, разинув рты, глазели, как красная повозка прокатила по площади, совершила круг, не останавливаясь, а потом выехала из города по той же дороге — но в обратном направлении.
* * *Деревушка Лактеберн в Лестершире была слишком мала, чтобы иметь собственный трактир, однако вовсю шел сенокос, и Роб остановился у луга, где орудовали косами четверо мужчин. Тот, что шел по прокосу ближе к дороге, оторвался на минутку от работы и объяснил, как проехать к дому Эдгара Торпа.
Старика Роб отыскал на огороде: тот, стоя на четвереньках, собирал лук. Роб сразу же, с чувством странного волнения, заметил, что Торп видит. Правда, старика одолевали боли в суставах и, хотя Роб помог ему подняться на ноги и распрямиться еще минуту-другую стонал и охал, пока они не смогли нормально беседовать.
Роб принес из фургона несколько пузырьков со Снадобьем и сразу откупорил один из них, что очень обрадовало хозяина дома.
— Я приехал сюда расспросить вас о той операции, которая вернула вам зрение, мастер Торп.
— Вот как? А отчего это вас интересует?
— У меня есть родич, — поколебавшись, солгал Роб, — который нуждается в таком же лечении, вот я и расспрашиваю, чтобы передать ему.
Торп отхлебнул из пузырька и вздохнул.
— Надеюсь, что он человек сильный и мужества ему не занимать, — проговорил он. — Меня привязали к креслу за руки и за ноги, вот как это было. Веревки врезались в кожу, плотно прижимая голову к высокой спинке. В меня влили не одну чарку, пока я не отупел от выпивки, а вот тогда лекарские помощники поддели мне веки крючками и держали, чтобы я не мог моргнуть.
Старик закрыл глаза и поежился. Несомненно, он много раз пересказывал эту историю — все подробности излагал четко, без малейшей запинки, — но Роб тем не менее слушал, затаив дыхание.
— Болезнь моя была такова, что видеть я мог лишь то, что находится прямо передо мной, да и то расплывчато. Вот появилась в поле зрения рука мастера Мерлина. В ней зажато лезвие, которое все росло, приближаясь, и наконец воткнулось мне в глаз.
Ах! Боль была такая, что я вмиг протрезвел! Я не сомневался, что он вырезал мне глаз, а не просто удалил из него туман. Я заорал на него, потребовал, чтобы он ничего больше не смел со мной делать. Когда же он продолжил свое, я обрушил на его голову град проклятий и сказал, что теперь-то понимаю, как его презренное племя могло убить нашего кротчайшего Господа.
Когда он воткнул лезвие во второй глаз, боль была столь велика, что я утратил всякое соображение. Очнулся я во тьме кромешной — на глазах моих была повязка, — и почти две недели страдал невыразимо. Но со временем я обрел способность снова видеть, как когда-то давно. И настолько улучшилось у меня зрение, что еще два полных года я прослужил переписчиком. Потом пришлось оставить эти обязанности, потому что сильные боли в суставах сделали работу слишком трудной.
«Значит, все это правда», — думал потрясенный Роб. Так, может быть, и остальное, о чем поведал ему Беньямин Мерлин, тоже вовсе не выдумки?
— Мастер Мерлин — самый замечательный врачеватель, какого только доводилось мне видеть, — говорил между тем Эдгар Торп. — Вот только трудно ему избавить мои кости и суставы от болей, это даже удивительно для такого умелого лекаря, — недовольно закончил он.
* * *Роб снова направился в сторону Теттенхолла, разбил лагерь в лощине недалеко от городка и провел там три дня, будто томящийся от любви мужлан, которому и не хватает смелости прийти к возлюбленной, и не удается заставить себя дать ей покой. Первый же крестьянин, у которого он покупал провизию, рассказал, как найти дом Беньямина Мерлина, и несколько раз Роб проезжал в повозке мимо этого низкого крестьянского домика с аккуратным амбаром и надворными постройками, полем, фруктовым садом и виноградником. На первый взгляд ни что не свидетельствовало, что здесь живет лекарь.
На третий день после полудня он повстречал Мерлина на дороге, в нескольких милях от дома.
— Как поживаешь, юный цирюльник?
Роб отвечал, что у него все хорошо, и сам осведомился о здоровье лекаря. Минуту-другую они говорили о погоде, потом Мерлин кивнул, прощаясь:
— Я не могу задерживаться — мне нужно побывать еще у трех больных прежде, чем окончится мой трудовой день.
— А можно, я провожу вас и посмотрю? — с трудом выговорил Роб.
Лекарь обдумал это. Казалось, такая просьба ему очень не понравилась. Он кивнул с большой неохотой.
— Только будь добр ни во что не вмешиваться, — предупредил он.
Первый пациент жил недалеко от места, где они встретились, в крошечной хижине у пруда, по которому плавали гуси. Это был некто Эдвин Гриффит, надсадно кашлявший старик. Роб сразу понял, что тот страдает далеко зашедшей грудной болезнью и через недолгое время сойдет в могилу.
— Как вы чувствуете себя сегодня, мастер Гриффит? — спросил его Мерлин.
Старик зашелся от кашля, отдышался и вздохнул.
— Все так же, и мало о том сожалею, разве что сегодня мне не хватило сил покормить гусей.
— Быть может, мой юный друг позаботится о них, — сказал
Мерлин с улыбкой, и Робу не оставалось ничего делать, как только подчиниться. Старик Гриффит объяснил ему, где держит корм, и вскоре Роб уже спешил с мешком к берегу пруда. Его раздражало то, что лечение этого больного он пропустил — ясно же, что Мерлин не станет тратить много времени у постели умирающего. К гусям он подошел с опаской, знал, какими злобными те бывают. Но гуси проголодались и со страшным гоготом набросились на корм, не заботясь ни о чем другом. Роб поспешил прочь от пруда.
Когда он снова вошел в хижину, Мерлин, к его удивлению, все еще беседовал с Эдвином Гриффитом. Роб никогда раньше не видел, чтобы лекарь выполнял свою работу так неспешно. Мерлин задавал бесконечные вопросы о привычках больного и его питании, о детстве, о родителях, дедушках и бабушках, от каких причин те умерли. Пощупал пульс на запястье старика и еще раз на шее, приложил ухо к груди, послушал. Роб не шевелился, напряженно наблюдая за всем этим.
Когда они уходили, старик поблагодарил его за то, что покормил птицу.
Весь день, казалось, был посвящен уходу за обреченными: теперь Мерлин повел его за две мили, к дому сразу за городской площадью — там угасала, мучась болями, жена управляющего городом.
— Как поживаете, Мэри Свейн?
Она не ответила, только смотрела на лекаря неотрывно. Ответ был вполне ясен, и Мерлин кивнул головой. Он сел, взял руку больной в свои и ласково заговорил с нею. Как и в случае со стариком, он уделил ей на удивление много времени.
— Помоги мне, пожалуйста, повернуть мистрис Свейн, — обратился он к Робу. — Тихонько. Ну, тихонько же. — Когда Мерлин закатил ее ночную сорочку, чтобы вымыть костлявое тело, они увидели на тощем левом боку воспаленный нарыв. Лекарь, не теряя времени, вскрыл его ланцетом, устраняя источник боли, и Роб отметил с удовлетворением, что сделано это было так, как сделал бы он сам. Мерлин оставил пациентке флакон с болеутоляющим настоем.
— Осталось посетить еще одного, — сказал Мерлин, когда они затворили за собой двери дома Мэри Свейн. — Это Танкред Осберн. Сегодня утром приходил его сын, сказал, что тот поранился.
Мерлин привязал повод своего коня к повозке, а сам уселся на козлы, рядом с Робом, чтобы веселее ехалось.
— Как там глаза твоего родича? — любезно осведомился, лекарь.
Ну, конечно же, Эдгар Торп не мог не рассказать о его расспросах, догадался Роб и почувствовал, как краска заливает щеки.
— Я не собирался обманывать его. Хотел только убедиться сам, что дала ему операция, — объяснил он. — А объяснить, почему это мне интересно, было проще всего так.
Мерлин улыбнулся и кивнул. По дороге он рассказал о том, каким образом удалял катаракты на глазах Торпа.
— Это операция такого рода, которую я никому не советовал бы делать в одиночку, — подчеркнул он, и Роб согласно кивнул, потому что не имел желания вообще оперировать чьи бы то ни было глаза!
