Кредиторы эшафота - Алексис Бувье
Тот, кого звали Андре, весь погруженный в ужасные мысли о казни, едва ли слышал, что говорил ему Винсент.
Он качал головой, повторяя:
— Все кончено! Его казнили!
— Андре, — сказал Винсент, — не будем больше о нем говорить, а то нам не хватит мужества исполнить свой долг. Мы пришли поговорить с тобой о серьезных вещах.
— О серьезных вещах… — повторил молодой человек, поднимая голову.
Затем он пододвинул к камину два кресла, жестом приглашая братьев садиться, и, стоя перед ними, произнес:
— Теперь, друзья мои, я слушаю вас.
Винсент задумался на несколько минут, затем поднял голову и, пристально взглянув на Андре, сказал:
— Андре, прежде чем я продолжу, ты должен поклясться мне, что ответишь откровенно на мой вопрос. Поклянись!
— Клянусь тебе, что я скажу истину, — отозвался Андре, стараясь по лицу своего друга угадать, что он может у него спросить.
— Ты клянешься?
— Да, клянусь.
Винсент встал и, остановившись перед Андре, посмотрел ему прямо в глаза.
Шарль также поднял голову и глядел на Андре.
Тогда старший брат заговорил.
— Андре, веришь ли ты в виновность нашего отца?
Молодой человек побледнел. Его губы задрожали. Было очевидно, что он затруднялся ответить. Он, казалось, колебался, и братья, наблюдавшие за ним, уже начали хмурить брови. Но он, секунду помедлив, сказал:
— Клянусь вам, я не считаю его виновным!
И он в свою очередь взглянул на братьев, пытаясь понять, какое впечатление произвел его ответ.
Братья с благодарностью улыбнулись.
— В таком случае, я могу говорить с тобой откровенно, — сделал вывод Винсент, садясь на прежнее место.
— Разве вы сомневались во мне?
— Со времени ареста нашего отца ты не был у нас ни разу.
— Я извинился в письме.
— Это правда, но…
— Но, — перебил Андре, — вы подумали, что то, что я писал, было неискренним.
Братья наклонили головы в знак согласия.
— Вы подумали, что я оставляю вас в минуту несчастья, но вот истина: обвинение, выдвинутое против вашего отца, должно было расстроить предполагавшийся союз между вашей сестрой и мной. Со времени ареста Корнеля Лебрена вы отправили Маргариту к родственникам, чтобы спокойно посвятить себя следствию, которое должно было доказать невиновность вашего отца. Мои посещения для вас были бесполезны, я стеснил бы вас, а я не хотел этого. Мне казалось более приличным написать вам, что ввиду поразившего вас несчастья я прекращаю мои визиты, но готов служить вам каким бы то ни было способом.
— И это были истинные твои мысли?
— Да, я так думал и думаю.
— У тебя не было желания избежать общения с семьей убийцы?
— Я не верю в то, что Корнель Лебрен был убийцей, — твердым голосом ответил Андре. — Я был другом господина Лебрена — я продолжаю оставаться другом его сыновей.
— Мы явились просить у тебя большего, Андре.
— Говорите.
— Андре, ты любишь нашу сестру Маргариту?
— Я люблю ее по-прежнему.
— Наша сестра любила тебя. Мы явились спросить у тебя: сохранил ли ты к дочери казненного ту любовь, которую питал к ней раньше? Мы хотим узнать, достаточно ли ты ее любишь, чтобы жениться на ней? Если ты скажешь «нет», мы не будем испытывать к тебе ни вражды, ни ненависти. Надо быть сильным человеком, чтобы оградить дочь от падающей на нее тени обвинения, из-за которого пострадал ее отец.
Вопрос прозвучал категорически, нельзя было отделаться пустыми словами, и молодой человек понял это. Он опустил голову и страшно побледнел.
— Жениться на Маргарите… — повторил он вполголоса и смолк.
Братья ждали несколько минут, наблюдая за ним, но видя, что он не отвечает, переглянулись, покачав головами, и встали.
— Прощай, Андре, — сказал старший, — мы поняли тебя и не имеем права осуждать.
— Бедная Маргарита! — проговорил Шарль.
Они хотели выйти из комнаты, но Андре бросился к двери и, преградив им дорогу, вскрикнул:
— Я не сказал, что отказываюсь. Я даже не знаю, о чем думал. Просто мне пришли в голову требования светского общества, с которым человек вынужден иметь дело. Я, как и вы, убежден в невиновности вашего отца, но для всех других она будет дочерью казненного. Но я не отказывался, я только обдумывал положение, которое готов принять. Дети не отвечают за своих отцов. Дочери, выходя замуж, принимают новое имя, и даже если бы отец был виновен и Маргарита носила его имя, то и тогда она все-таки ни в чем не виновата, а моя любовь достаточно велика, чтобы защитить ее от тех, кто стал бы искать в ней кого-либо другого кроме мадам Берри. Шарль! Винсент! Мои дорогие братья, я прошу у вас руки Маргариты Лебрен, вашей сестры.
Несчастные молодые люди с мокрыми от слез глазами нежно пожали руку Андре. Затем все трое уселись вокруг камина, и Андре продолжал:
— Помолвка была уже объявлена, все было готово, поэтому понадобится немного времени, чтобы все завершить. И я полагаю, что вы желаете ускорить заключение этого брака.
— О, да. Мы мужчины и должны все перенести, но Маргарита остается без семьи, так как молодая девушка не может жить с двумя молодыми мужчинами.
— Я совершенно с вами согласен.
— Случившееся несчастье должно тяжело на нее подействовать! Она любит тебя, и ты один дашь ей силу, необходимую для того, чтобы противиться горю. Ты ее любишь, и мы снова убедились, что ты честный человек, вполне достойный любви, которую ты ей внушил. Мы знаем, что она будет счастлива. Завтра же мы займемся всем необходимым, и через две недели вы будете женаты.
— Да, мы обвенчаемся как можно проще и не будем приглашать никого, кроме свидетелей.
— О нет, — перебил Винсент, — свадьба будет тихая, но такая, какая должна была быть. Мой отец требовал этого. Она будет венчаться в белом.
— Что ты говоришь? — произнес с удивлением Андре.
— Мы не будем носить траура по нашему отцу. Он мученик, и его смерть должна быть нашей славой.
— Как только Маргарита выйдет замуж, вы, по всей вероятности, станете искать настоящего виновного?
— Нет, эти поиски нам запрещены, — отвечал Винсент, следуя заранее обговоренному плану.
— Вы правы, друзья мои, постарайтесь забыть это.
— Да, мы забудем, — отозвались братья со странными улыбками.
— Разве Маргарита уже вернулась от тетки?
— Нет, мы вызовем ее завтра, и с завтрашнего дня ты будешь каждый день приходить к нам обедать.
— Отлично!
— У меня к тебе большая просьба. Пожалуйста, не говори ни слова при Маргарите о нашем отце.
— Бедняжка! Разве она ничего не знает?
— Нет, она все знает, но для нее и для
