Виктор Поротников - Спартанский лев
До конца года, когда все выборные магистраты в Спарте слагали свои полномочия, оставалось ещё около месяца. Поэтому эфоры решили дать возможность Тимону попытаться улучшить положение в Лимнах если не с рождаемостью, то хотя бы с уменьшением числа вдовствующих спартанок.
Тимон и за это был признателен, хотя в душе понимал, что вряд ли сможет за месяц сделать то, чего не смог и за год.
Желая приучить людей к коллективизму и взаимовыручке, законодатель Ликург разделил всё мужское население Спарты на возрастные группы. Начиная с семи лет спартанские мальчики пребывали в илах[27], отрядах по пятнадцать—двадцать человек. Эти отряды жили в особых помещениях, куда был запрещён доступ родителям и родственникам маленьких спартанцев. Во главе илы стоял иларх, как правило, юноша до двадцати лет, заслуживший это право своим безупречным нравственным обликом. Несколько ил объединялись в более крупное подразделение, называвшееся буем.
Во главе буя стоял буаг, избиравшийся самими детьми из числа илархов.
Таким образом сыновья спартанских граждан с самых юных лет приучались к дисциплине и суровому распорядку, царившему в илах, напоминавших военный лагерь.
Помимо обычных школьных занятий, где детей обучали читать, писать и считать, педагоги заставляли своих воспитанников играть в подвижные коллективные игры, развивая сноровку и смекалку. Всех детей без исключения учили плавать, преодолевать различные препятствия, лазить по деревьям. С десяти лет мальчиков обучали музыке и танцам, преимущественно военным, демонстрирующим ловкость и умелое обращение с оружием.
В шестнадцать лет юные спартанцы становились эфебами[28], то есть «выпускниками».
Теперь их распределяли по агелам, группам по двадцать пять — тридцать человек. С этой поры главный упор в воспитании делался на развитие силы, выносливости, умении терпеть боль. Во главе агелы стоял агелат. Им был отец одного из эфебов, имевший заслуги перед государством. Агела была прообразом будущего воинского подразделения — эномотии[29].
Достигнув восемнадцати лет, спартанские юноши становились миллирэнами, иными словами «кандидатами».
Миллирэны всей агелой вступали в спартанское войско и были обязаны два года нести службу в пограничных городках. Агела преобразовывалась в эномотию, которая в свою очередь делилась на ещё более мелкие подразделения — филы[30]. Отныне главной обязанностью юношей, ставших воинами, было постижение нелёгкой армейской науки. Они должны были за два года научиться владеть мечом и копьём, совершать различные перестроения в полном вооружении, перевязывать раны и выдерживать длинные переходы в жару и холод, днём и ночью.
Только после этого миллирэнов допускали к присяге. В двадцать лет присягнувшие спартанские юноши становились ирэнами, то есть «достойными». Они по-прежнему большую часть времени проводили в военном стане, но уже не на границе, а поблизости от Спарты. Ирэны ещё не имели гражданских прав, они лишь готовились стать полноправными гражданами. Для этого им было необходимо доказать свою доблесть, честность, непорочность и завести семью.
В тридцать лет ирэны становились спартиатами, то есть спартанскими гражданами. У них появлялось право участвовать в народном собрании, быть избранными на любую гражданскую должность кроме эфората и герусии, а также на любую военную должность кроме гармостов[31] и лохагов[32]. Всякий спартанец, вступивший в гражданский коллектив, получал от государства участок земли — клер. Обрабатывать этот участок обязаны были государственные рабы — илоты, отдававшие половину урожая своему господину.
Все женатые спартанцы объединялись в сисситии, так назывались коллективные трапезы, проходившие в вечернее время. Если утром и днём спартанский гражданин мог разделить трапезу дома с супругой, то вечером он был обязан находиться в кругу своих сотрапезников. На этих коллективных трапезах граждане не просто утоляли голод, здесь прежде всего обменивались новостями, вели беседы на различные темы, приглашали друг друга в гости, советовались по поводу дел.
В каждой коме, на которые делилась Спарта, было по шесть об — родовых объединений. Каждая оба имела свой дом сисситий. В каждом было несколько групп сотрапезников, которые подбирались по родству и знатности. Сотрапезников в одной группе могло быть от пятнадцати до тридцати человек в зависимости от числа граждан, имевших доступ на сисситии в той или иной обе. Каждый сотрапезник ежемесячно приносил медимн[33] ячменной муки, восемь хоев вина, пять мин сыра, две с половиной мины смокв и немного денег для покупки мяса или рыбы. Если кто-то из сотрапезников совершал жертвоприношение или охотился, то для общего стола поступала часть жертвенного животного или добычи. Те, кто не вносил необходимые взносы, на общественные трапезы не допускались. Не допускались туда и граждане, запятнавшие себя каким-нибудь преступлением, трусостью в сражении, либо неожиданно овдовевшие. Не посещавшие сисситии спартанцы соответственно лишались части гражданских прав. Эти люди имели право участвовать в народном собрании и служить в войске, но их нельзя было выбирать ни на какую должность.
* * *Выйдя из эфорейна, Тимон отправился не к себе домой, а в гости к спартанцу Эвридаму, который вот уже несколько лет жил один без жены. Супруга Эвридама скончалась при родах, произведя на свет третьего сына. В связи с этим получилась довольно забавная ситуация. По спартанским законам, спартанец, имевший троих сыновей, освобождался от многих государственных повинностей. И Эвридам имел эти привилегии, но в то же время он был ограничен в гражданских правах из-за своего затянувшегося вдовства.
Эвридам был ещё не стар, всего сорок шесть лет. Однако участие во многих битвах с врагами ему дорого обошлось. В сражениях он потерял левый глаз и четыре пальца на правой руке, а также сильно хромал на правую покалеченную ногу. Кроме этого лицо Эвридама было покрыто ужасными шрамами, так что смотреть на него без содрогания было невозможно. Хромота и отталкивающий внешний вид отпугивали от Эвридама всех женщин, поэтому он жил с рабыней, захваченной им в одном из походов.
Старший сын был уже эфебом, двое младших пребывали покуда в детских илах. Мальчики виделись с отцом лишь несколько раз в году по большим праздникам, всё остальное время проводя в кругу своих сверстников.
Эвридам удивился, увидев Тимона на пороге своего дома.
— Заходи, гармосин! — с беззлобной иронией промолвил хозяин, выслушав приветствие нежданного гостя. — Рад тебя видеть. Зачем-то я тебе понадобился, не иначе.
Единственный глаз Эвридама с нескрываемым любопытством сверлил Тимона, который чувствовал себя довольно неловко.
Действительно, когда-то Тимон был частым гостем Эвридама. Тот был в своё время здоров и крепок, стоял во главе эномотии и обладал всеми гражданскими правами. Потом у Эвридама умерла жена, а его самого постоянно преследовали тяжёлые раны и увечья. В конце концов, Эвридам был отчислен из войска и забыт не только властями, но и многими друзьями.
— У меня к тебе серьёзный разговор, — выдавил Тимон, слегка прокашлявшись, чтобы скрыть волнение.
— Тогда прошу в экус[34]. — Хозяин сделал гостеприимный жест в сторону не самого большого, но самого светлого помещения в доме.
Эвридам действительно был рад встрече с Тимоном.
Проходя через мужской мегарон[35], Тимон покосился на молодую тёмноволосую женщину, небрежно одетую, с большим некрасивым носом. Это была рабыня Эвридама, которая не только ублажала своего господина на ложе, но и делала всю работу по дому. В данный момент она готовила обед, подкладывая в огонь очага корявые поленья. На огне стоял большой глиняный горшок, в котором булькало какое-то варево, судя по запаху, чечевичная похлёбка.
Рабыня бросила на Тимона любопытный взгляд, поправив при этом растрёпанные пряди своих чёрных вьющихся волос.
Оказавшись в комнате для гостей, залитой красноватыми лучами закатного солнца, которые пробивались в помещение через узкие окна под самым потолком, Тимон без приглашения сел на стул.
Обстановка в комнате была бедна, почти убога. На двери выцветшая занавеска. Трёхногий обшарпанный стол. Два скрипучих стула. В углах густая паутина. Давно не белёные стены потемнели от копоти светильников, которые зажигались в доме в вечернее время. Единственным украшением комнаты был мозаичный пол, на котором из разноцветных речных камешков были выложены фигуры двух сражающихся гоплитов[36].
