Лен Дейтон - Бомбардировщик
– Завтракать, герр Бах! – крикнула она.
Ни маленький мальчик, ни его отец, для которого она готовила сейчас завтрак, не состояли с Анной-Луизой ни в каких родственных отношениях. Она была членом военизированной трудовой организации, оказывающей помощь матерям и нуждающимся семьям военнослужащих. Немногим более года назад она начала работать у фрау Бах в Крефельде, расположенном в двенадцати километрах отсюда, в районе Рура. Работа ей нравилась, она очень полюбила мальчика, а сама фрау Бах оказалась довольно покладистым человеком. Приблизительно через месяц после того, как Анна-Луиза приступила к своей работе, фрау Бах погибла во время воздушного налета. Герр Бах и его старший сын Петер, рядовой солдат, которому едва исполнилось восемнадцать лет,. были возвращены с русского фронта в Германию. Начальство предложило эвакуировать Ганса в гитлеровский детский лагерь в протекторате Чехословакия, но герр Бах предпочел оставить мальчика под присмотром Анны-Луизы. Ему хотелось иметь какое-то место, о котором он мог бы думать как о своем домашнем очаге, хотя аренда квартиры для одного десятилетнего ребенка обходилась обер-лейтенанту непомерно дорого.
Двоюродный брат герра Баха Герд Белль предложил им занять домик в небольшом городке Альтгартен, неподалеку от нидерландской границы. Когда-то этот домик принадлежал отцу Герда и с тех пор, как тот умер, пустовал. Август Бах, командир радиолокационной станции «Горностай», принял предложение двоюродного брата и, поселившись в его домике, стал называть Альтгартен своим родным городом.
Сейчас, когда его радиолокационная станция находилась на побережье Нидерландов, он имел возможность довольно часто видеться со своим младшим сыном. В прошлое рождество его старший сын Петер также провел свой отпуск дома. Это было отличное время.
– Завтрак готов, герр Бах, – еще раз позвала АннаЛуиза.
– Вы слышали гром? – спросил Бах.
– Я сказала Гансу, чтобы он взял дождевик.
– Это летняя гроза, – заметил Бах. – Она пройдет очень быстро.
– Хорошо бы, – согласилась Анна-Луиза. – Вам ведь так далеко ехать.
Когда Август Бах сел за стол, Анна-Луиза заметила, что он был одет в свой лучший мундир. Он очень нравился ей в форме. Несмотря на свои сорок шесть лет, это был высокий и стройный мужчина, а седеющие волосы лишь мягко подчеркивали его загорелое лицо. На шее у него сверкал орден «За заслуги».
– А где яйцо для вас, Анна-Луиза?
– Их было только два, герр Бах. Куры плохо несутся.
– Тогда возьмите вы. – Он передал ей яйцо и с интересом стал смотреть, как она начала его есть. Она подняла голову и улыбнулась. Анна-Луиза была очень красивой девушкой.
– Герр Бах, – обратилась она к нему после некоторого молчания, – а это правда, что многие девушки будут работать на зенитных батареях? Говорят, что из них даже будут формировать орудийные расчеты?
Бах постоянно опасался, как бы в одно прекрасное время Анна-Луиза не решила, что присматривать за маленьким Гансом – это недостаточный вклад в военные усилия.
– Вы недовольны вашей работой, Анна-Луиза? – спросил он. – Хотите уйти от нас?
– Я никогда не оставлю вас, герр Бах, – ответила она. – Никогда! Я готова присматривать за Гансом всю свою жизнь.
– Ну-ну, Анна-Луиза, таких слишком обязывающих обещаний давать нельзя.
– Но это правда, герр Бах. Я люблю Ганса как родного сына.
– Но тогда почему же вы спрашиваете меня о девушках, которые будут обслуживать зенитные батареи? – спросил Август. Анна-Луиза молча поднялась из-за стола и начала убирать посуду. – Ну что же вы не отвечаете, Анна-Луиза?
– Герр Бах… – медленно начала она. В этот момент она стояла у раковины, повернувшись к нему спиной. Он посмотрел на ее длинные стройные ноги и сильные молодые руки. «Обнаженная, она выглядела бы…» Август сразу же подавил мысль об этом. Она ведь совсем еще ребенок – наверное, на год или два старше его сынапехотинца. Он должен заботиться об этой девушке, а не волочиться за ней.
– Скажите, герр Бах, – опять нерешительно начала Анна-Луиза, – а на вашей радиолокационной станции работают девушки?
Август Бах не рассмеялся, хотя ее слова о девушках в этом пустынном и безлюдном местечке на побережье Голландии красноречиво говорили о том, что Анна-Луиза не имеет ни малейшего представления о строгих и суровых условиях его службы на станции.
– Там нет никаких девушек, Анна-Луиза, – ответил Август. – Об этом там можно только мечтать, – добавил он шутливо, но, взглянув на девушку, заметил на ее лице слезы. Бах достал носовой платок и подошел к ней, чтобы вытереть их. – В чем дело? Что случилось, Анна-Луиза? – спросил он.
Она подняла к нему свое лицо, и в этот момент Август не удержался и горячо поцеловал ее.
– Я люблю вас, герр Бах, – тихо произнесла девушка.
Он погладил ее светлые волосы, и несколько раз прищелкнул языком, надеясь, что эти звуки приостановят ее слезы.
– Я люблю вас, – повторила она. – Что делать, если я люблю вас?
– Во-первых, перестаньте называть меня герр Бах.
– А что скажут люди? – тревожно спросила она.
– А вы думаете, они еще не сплетничают о нас?
– Сплетничают, – согласилась Анна-Луиза, – но это не имеет никакого значения. Я люблю вас.
– И я люблю вас, – медленно произнес он и ясно осознал, что действительно любит ее. Все свои отпуска за минувшие месяцы он провел в одном доме с этой девушкой. И если соседи говорят что-нибудь о них, то удивляться здесь нечему. Он уже не раз спрашивал себя, в какой мере он спешил попасть сюда, в этот дом, чтобы увидеть сына, и в какой мере из-за того, что этот семейный очаг создала Анна-Луиза. Ведь это она готовила ему любимые блюда и проигрывала на патефоне его любимые пластинки. – Я люблю тебя, Анна-Луиза, – повторил он. – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Она умоляюще взглянула на него:
– Но ведь у меня есть родители, герр Бах. Вам надо или побывать у них, или по крайней мере написать им.
– Я сделаю это сегодня же, – сказал Август.
Он снова нежно погладил ее волосы, взял ее руку в свою. Это была тонкая рука, покрасневшая от тяжелой работы, от мытья полов, стирки белья Ганса и рубашек Августа. Часы на расположенной по соседству церкви пробили девять. Мимо их дома, громыхая, проехала повозка, запряженная лошадью. От того, что всего в нескольких метрах от них город жил своей жизнью, интимность в их отношениях казалась еще более заговорщической. Август вытащил шпильки из ее волос, они распустились, и ее лицо в их обрамлении стало еще красивее. Он никогда не видел ее с распущенными волосами. Она улыбнулась, поцеловала его, и он медленно увлек ее в спальню…
– Ты знаешь, – прошептала Анна-Луиза, – я видела эту комнату тысячу раз с самых различных мест. Я видела ее даже из-под кровати, когда забиралась туда, протирая пол… Но мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь увижу эту комнату вот из такого положения…
На прохладной, туго накрахмаленной простыне тело Анны-Луизы казалось теплым, а кожа бархатистой.
– Отныне ты будешь видеть эту комнату из такого положения так часто, как тебе захочется, – сказал он, улыбаясь.
– О, я всегда буду хотеть видеть ее отсюда, – сказала Анна-Луиза серьезно. Она коснулась его лица пальцами, и он уловил резкий запах кухонного мыла, смешанный с запахом ее одеколона. – Герр Август, – прошептала она, – я теперь всегда буду спать в этой кровати?
– Всегда, – ответил он.
Она крепко обняла Августа и прижалась лицом к его сильной руке, обливая ее слезами радости. Он взял со столика манильскую сигару и закурил. Ему хотелось рассказать Анне-Луизе обо всем, что он когда-либо делал или видел, но времени до отъезда оставалось очень мало.
– Ты всегда будешь добрым и ласковым со мной, Август?
Он поцеловал кончик ее носа:
– Доброта в мужчине – это такое качество, которым восхищаются лишь немногие женщины, особенно среди очень молодых и очень красивых.
– Я всегда буду восхищаться тобой, Август. Расскажи мне о твоем ордене, об ордене «За заслуги».
«Почему ее так интересует этот покрытый синей эмалью крест? – подумал Август Бах. – Что он может значить для нее?»
Самолеты были совсем иными, когда он заслужил этот орден. Это были маленькие хрупкие бипланы, сделанные из брусьев, проволоки и пропитанной краской ткани. Не то что современные сложные машины из металла! Их тогда покрывали бесформенными розовато-лиловыми, красноватыми и серыми пятнами. Он помнил даже запахи бензина и аэролака – резкие запахи, от которых першило в горле.
– Я помню день, когда сбил первого англичанина. Была чудесная солнечная погода, на небе ни облачка…
– А тебе было страшно? – спросила Анна-Луиза.
– Я боялся тогда, что кто-нибудь может подумать, будто мне страшно, – ответил Август. Это был обычный ответ на такой вопрос.
– Ты видел пилота этого английского самолета?
