Тимур Литовченко - Орли, сын Орлика
– Тише, Григорий, сейчас еще мне Яшуньку разбудишь… – начала Ганна, однако сын совсем невежливо прервал ее:
– Это ничего, мама, Яшунька и без этого проснется. Берите его и немедленно бегите.
– Ну что ты такое говоришь, Григорий…
Мальчик только брови нахмурил:
– Пожалуйста, мама, делайте, как я говорю и не медлите! Я уже приказал Мишуньке заняться младшими девочками, а Килина…
– Ты?! Приказал?!
Ничего не понимая, Ганна присмотрелась к старшему сыну так, словно видела его впервые в жизни. Мальчуган как мальчуган: невысок ростом, немного приземистый, с маленькими аккуратными губками и светло-карими глазами.
– Да, приказал, а что такого?
– Грицюня!.. – голос Ганны звучал растерянно.
Да, это их с Пилипом первенец… но что этот малыш себе позволяет?!
– Пожалуйста, мама, не забывайте, что в отсутствие отца старший мужчина в доме – я. Поэтому имею полное право распоряжаться.
Вот тебе на!
Вообще-то Григорий мало похож на Пилипа. Теперь же, в момент опасности, мальчик наклонил голову, словно бычок, сделал несколько шагов вперед, как-то нехорошо сузил выпученные светло-карие глаза и окончательно стал похожим на покойного своего деда Павла Герцика. Вылитая дедова копия! И процедил сквозь зубы в его же манере:
– Мама, поймите: началась стрельба. Стреляют там – значит, вскоре здесь также начнут. Короля Карла защищают казаки и драбанты. Нас защитить некому, кроме…
– Сыночек, но почему ты решил, что нас нужно защищать? Ведь турки и крымцы – это наши союзники…
Ганна все еще пыталась притворяться непоколебимо-спокойной. Впрочем, на Григория ее игра впечатления не произвела. Он приблизился на шаг и сказал еще резче:
– Мама, очень прошу вас: хватит разговаривать со мной, словно с маленьким ребенком! Сейчас не время для успокоения. Килина ждет вас около задних дверей. Забирайте скорей Яшуньку и…
– Но послушай, Григорий!
– К тому же, я не девочка, – добавил сдержанно.
Сделав над собой усилие, Ганна сказала все еще спокойно:
– Хорошо, хорошо. Только откуда ты знаешь, кто там стреляет…
– Думаете, я спал, когда отец ушел сегодня из дома?
– Грицю!
– К тому же, я целый год прожил заложником в Бахчисарае.
Бедная женщина аж задрожала. Значит, мальчик все знал и прекрасно понимал? Или, по крайней мере, приблизительно представлял?
– А что, мама, разве вы думали, что ваш Григорий – маленький дурачок, который даже не догадывается, почему отец везет его в Крым и оставляет под опекой «доброго» хана Девлет-Гирея?
Неизвестно, что именно ответила бы на это Ганна (мысли в голове у нее путались), но в следующий же миг в дверях появилась встревоженная Килина со старшими девочками, Настей и Варкой. Увидев их, Григорий воздел над головой сжатые кулаки и гаркнул так, как это делал отец:
– Кил-л-лина, дур-ра ты стар-рая! Я ж тебе приказал!..
А дальше понеслось кувырком…
Проснулся в колыбельке и захныкал Яшунька.
Ганна инстинктивно бросилась к колыбели.
Килина отшатнулась, поскольку не ожидала такого всплеска гнева от десятилетнего мальчика.
Настя и Варка нерешительно подались к брату, чтобы успокоить его.
С улицы донесся неразборчивый гам и крик.
Григорий стремглав подскочил к окну, припал к кругу в изморози, который продышала мать, вскрикнул, рванулся к развешенному по стенам оружию, выхватил одну из отцовских сабель и, оттолкнув мать, стремглав бросился на улицу, занеся клинок над головой.
Ничего не понимая, Ганна с грудным ребенком на руках, Килина, Настя и Варка побежали за ним…
Да так и замерли прямо на крыльце!
К хате приближались десяток турецких мамлюков, на лицах которых читались лишь злость и ненависть. Даже снег скрипел под их сапогами как-то враждебно и зловеще.
Но дорогу туркам преградил Григорий, гневно крикнувши юношеским фальцетом:
– Наза-а-ад!.. Наза-а-ад, нехристи-бусурмане! Наза-а-ад! Во-о-он! Пош-шли отсюда вон!!!
Мамлюки явно опешили, не ожидая встретить какого-либо сопротивления…
В следующий миг Григорий недовольно оглянулся на женщин и отступил на шаг, делая знаки свободной рукой: дескать, скорее в дом, а там к задним дверям – и прочь отсюда!
Тут в переулке появились еще солдаты. Вероятно, передние испугались, что товарищи сочтут их трусами и, чего доброго, засмеют…
Поэтому сразу бросились на мальчика.
Все вместе.
Десять на одного.
Впрочем, переулок был слишком узким, поэтому впереди всех оказались лишь трое мамлюков…
Звякнула сталь – и кривой клинок правого воина отлетел в сторону. Средний охнул, упал на колени и схватился за живот. Снег на дороге словно украсили крохотные алые ягодки клюквы. Не растерялся лишь тот, что был слева – Григорий едва успел увернуться от его ятагана. Но при этом отскочил просто в руки мамлюка, которого только что разоружил. Теперь большая и тяжелая (как для десятилетнего мальчишки) отцовская сабля скорее мешала мальчику, чем помогала обороняться… А тут из переулка подскочили еще двое врагов, и через полминуты все было кончено: с радостными криками мамлюки потянули связанного веревками Григория в глубь переулка. Тот лишь кричал и ругался по-турецки, да какой в том смысл?! Раненого мамлюка подхватили под руки и повели следом.
– Гри-и-иць!!!
Не помня себя, горемычная Ганна бросилась следом. Несколько обозленных мамлюков с большим трудом удержали и остановили женщину, которая безуспешно пыталась помочь сыну. Только тогда Ганна в конце концов поняла, что грудное дитя куда-то исчезло, поблизости также нет ни Килины, ни Насти с Варкой.
– Де-е-ети-и-и! Де-точ-ки-и-и-и! – заголосила она и с новой силой забилась в державших ее руках турок. Оглянулась на лачугу: окна и двери распахнуты настежь, из окон на снег вылетают какие-то пожитки, на крыльце – толпа мамлюков.
Но дочерей и старой служанки там не было… Может, все-таки убежали?
Снова поглядела в глубь переулка – и помертвела: отчаянно жестикулируя, поминая «шайтана» и другую нечистую силу, мамлюки смотрели, как один из них обматывал ноги Григория возле лодыжек крепкой веревкой, другой конец которой был приторочен к седлу всадника. Тот белозубо скалился, наблюдая за ужасными приготовлениями.
– Гри-и-иць!!! Гри-и-и-и-иць!!! Не-е-е-ет!!!
Кто-то ударил Ганну по лицу. Во рту появился солоноватый привкус крови, но она продолжала отчаянно вырываться и вопить под довольный смех мамлюков.
Совершенно неожиданно гам толпы перекрыл мощный властный окрик, и солдаты мигом умолкли. Женщина оглянулась на голос и увидела между двух домишек молодого турка в богатой одежде, а с ним…
– Сенатор Сапега! Сенатор, помогите!
Важного вида поляк изумленно осматривал сцену, открывшуюся его взору. Тем временем знатный турок что-то зло выкрикивал, обращаясь к мамлюку, связывавшему Грицю ноги. Тот кричал в ответ, тыкая пальцем в сторону раненного мальчиком товарища, лежавшего неподалеку на снегу. И без толмача можно было понять, о чем они спорят.
– Сенатор! – снова отчаянно вскрикнула Ганна и попыталась вырваться из рук схвативших ее. И тут же молодой человек размахнулся и с такой силой ударил мамлюка в ухо, что тот повалился в снег просто Грицю под ноги. А всадник, невозмутимо наблюдавший за спором, вдруг взмахнул нагайкой. Вороной заржал, вздыбился, рванулся вперед, веревка натянулась, мальчик завалился на спину…
– А-а-а!!! – закричала Ганна, у которой все поплыло перед глазами.
– А!.. – дружно выдохнули мамлюки.
И грянул выстрел, конь захрипел, передние ноги подломились, всадник вылетел из седла и кубарем покатился по примятому снегу.
– Э-э-э!.. – разочарованно откликнулись турецкие воины.
В предсмертных судорогах молотил копытами вороной. Рядом корчился Григорий, напрасно стараясь если не распутать, то хотя бы ослабить веревку. А над ними стоял довольный собственной меткостью сенатор Сапега с пистолем в руке. Стоял и весело улыбался.
В самом деле, теперь мальчику ничто не угрожало. Возможно, чтобы лишний раз продемонстрировать благосклонность к Григорию, молодой турок лично разрезал его путы и помог встать. Мамлюки неохотно отпустили Ганну, горемычная женщина мигом бросилась к мальчику, обняла и расцеловала его.
– Не надо, мама… Ну не надо же, прошу! – Сын явно стеснялся того, что мать ведет себя с ним, словно с маленьким. В конце концов мягко, но настойчиво отстранился от нее и спросил по-турецки: – А где моя сабля?
Молодой турок, все еще стоявший рядом, грозно позвал мамлюков. Те вмиг принесли клинок. Григорий хотел было взять его, но знатный молодой человек отрицательно мотнул головой и забрал саблю себе. Григорий сердито дернул плечом и обратился к Ганне:
– Кстати, мама, познакомьтесь: это принц Калга-Султан, сын его величества.
Пока Ганна порывисто целовала принцу руки, а тот принимал знаки признательности с горделивым величием, Григорий добавил по-турецки:
