Сергей Житомирский - Ромул

Царь принял решение и кликнул Гнея. Тот вошёл в покой, готовый слушать и повиноваться.

— Вот, что, Гней, казнь Реи откладывается, — сказал Амулий. — Помести преступницу в восточной комнате тюремной башни. Пусть к ней относятся согласно происхождению, хорошо кормят. Найди повивальную бабку, чтоб смотрела за ней и осенью приняла роды. Кроме неё и служанки никого не пускать.

Глава 2. СУД ТИБЕРИНА

И меж огромных дерев поток,

отрадный для взора:

Это струит Тиберин от песка

помутневшие воды.

Когда стражники привели Рею в просторную комнату с этрусским столом, уставленным красивой посудой, с удобной постелью и двумя креслами, она изумилась. Зачем заботиться о той, кому осталось два дня жизни? Рея спросила об этом принёсшую поесть служанку, но та или ничего не знала, или получила приказ молчать. Прошли два дня, потом три, но ничего не менялось — о казни не было речи.

«Может быть, — подумала Рея, — они считают, что сделав это неожиданно, доставят мне больше страданий?» Но на четвёртый день появилась старая знахарка, которая расспросила узницу о самочувствии, ощупала живот, посоветовала побольше ходить и обещала помочь при родах. Значит, Марс всё-таки вмешался! Теперь Рее стало ясно, что до родов её жизнь вне опасности. А до этого была ещё уйма времени.

Правда, она была оторвана от мира. И служанка, и знахарка наотрез отказались передать её приветы отцу и Порции. Но в конце концов в городе должны были знать, что казнь не состоялась, и она жива, а это уже немало. Рея целыми днями слонялась из угла в угол, много спала. Её хорошо кормили, постель была чистой и мягкой. Она попросила, чтобы из храма принесли её пятиструнную самбуку, и с этого времени могла забываться, наигрывая любимые мелодии, или петь песни, сочинённые когда-то её пропавшим свойственником Асканием:

Пожалейте ту, что хочетволю чувству дать живомуИ тоску вином развеять,Но от страха обмираетПеред тяжестью укоров.Это у неё, несчастной,Легкокрылый сын ВенерыОтобрал и где-то спряталИ корзинку и работу,Образ юноши оставив...

Рея пела, и ей казалось, что возникшее в ней существо, затаившись, прислушивается к её голосу. Теперь собственная судьба мало волновала Рею, она была сосредоточена на том, что происходило у неё внутри, как вёл себя роковой подарок, которым её наградил таинственный ночной гость. Этот живой дар становился всё более самостоятельным. Обычно он был доволен жизнью и лежал смирно, может быть, спал или мечтал, но порой начинал брыкаться, пытался выставить наружу коленки или локти. Рея не знала, был он недоволен или просто резвился. Но стоило ей запеть или заиграть на самбуке, он затихал. Знахарка говорила, что это обычное дело, но удивлялась размерам младенца, качала головой и говорила: «Уж не двойня ли у тебя?»

Ещё он замирал, когда Рея вспоминала странную зимнюю ночь, в которую слышала шёпот: «Не бойся!» и ощущала божественные прикосновения неведомого друга (или губителя?), виновника её нынешних бед. Но она не сердилась — разве можно сердиться на бога? — напротив, воспоминания утешали её. И она втайне надеялась, что когда-нибудь, здесь или в царстве теней, бог снова навестит её.

Единственное окно камеры выходило на запад. Внизу лежало озеро с шалашами рыбаков у берега, луга с пасущимися коровами, рыжие пятна вытоптанной земли загонов, обведённые нитями плетней, серые полоски камышовых навесов. Правее начинался лес, и на его опушке пастушеское селение Ферента. Поросшие травой землянки пастухов издали напоминали бородавки на спине жабы. А где-то далеко впереди, за краем волнистой равнины было море. Там садилось солнце и разыгрывались красочные сцены закатов — таких красивых, когда хочется плакать от восторга, она, кажется, не видела никогда.

Море Рея не видела, но чувствовала его присутствие. Она вспоминала, как девочкой лет десяти побывала там. Тогда она с матерью, братьями, кучей родственников и их детей прожила целое лето в прибрежном Лавренте, городе, возле которого высадился Эней.

Тогда был ещё жив дедушка Прок, и вообще-то мужчины ехали в священный город Лавиний, названный в честь жены Энея Лавинии. Там они остались для исполнения важных обрядов, а женщин и детей отправили развлекаться дальше к морю. Рея вспоминала купание в теплом море, игры на песке, игрушечные крепости, которые они лепили, и прибой, который их без жалости слизывал...

Ах, почему её так невзлюбила Фортуна, хотя дала такое славное детство, так обнадёжила в юности! Рея вспоминала счастливый год перед роковой войной с рутулами, когда с юга вернулся Асканий. Он учился в Кумах, куда уехал мальчишкой, а вернулся юношей, милым, весёлым, внимательным. Как хорошо он пел, какие прекрасные сочинял песни! Рея знала, что нравится ему, и тайно его полюбила. Она любовалась им при каждой встрече, ловила каждый звук его голоса, и всё ждала, что он посватается.

А потом война, ранение отца, его ссора с Амулием, смерть братьев и исчезновение Аскания, который в какой-то день уехал со слугой на охоту и не вернулся. Никто не знает, что с ними стало — задрал зверь или поймали разбойники? Но был слух, что он поругался с отцом и бежал от него, захватив какие-то ценности. А она осталась одна со своей неразделённой любовью, без радостей и надежд.

Отложив казнь Реи, Амулий не забыл о пленнице. Теперь она была рядом: пройдя тайным коридором, он мог заглянуть в щель между камнями, откуда была видна её камера. Он мог наблюдать (и часто это делал), как она ходит, подолгу смотрит наружу, облокотясь о подоконник, или, сидя в кресле у окна, перебирает струны самбуки. Порой она пела песни, сочинённые его исчезнувшим приёмным сыном, и Амулий заслушивался её голосом:

Всякий влюблённый — боец,И есть у Амура свой лагерь.Он их куда ни пошлёт,Службу несут.Возраст Венериных слугТот же, что воину нужен.Жалки — дряхлый боец,Влюблённый старик...

Теперь Амулий понимал, что эту шутливую песню Асканий адресовал ему; почему-то раньше она не задевала его. Но вряд ли Рея имела в виду здесь своего тюремщика, она, не подозревая о слушателе, пела всё подряд.

Ревность стихала. Амулий решил, что, отомстив сопернику, он смог бы смыть с Реи пятно измены и, наверно, даже простить. Какое-то время он думал только о мести, изощрённо по одному допрашивая стражников храма Весты. Но добился только того, что трое из наёмников сбежали, не получив причитавшуюся плату. После этого остальные дружно стали сваливать вину на беглецов, и допросы потеряли смысл.

Тогда он вспомнил о молодости Реи и простил её без всяких условий. Ещё никогда ему не приходилось так сильно и страстно любить. Ранней осенью, когда по словам повитухи до рокового события оставались считанные дни, он велел принести в камеру Реи вазы с яблоками и виноградом, кувшин лучшего вина и пришёл к ней чисто выбритый, в царской мантии.

Рея, предупреждённая о его визите, сидела у стола. Когда Амулий вошёл, она приподнялась в кресле и слегка склонила голову. Лицо её было непроницаемо. Он сел напротив и спросил, хорошо ли с ней обращаются.

   — Да, дядя Амулий, мне не на что жаловаться, — спокойно ответила Рея и замолчала, явно не желая поддерживать разговор.

Тогда Амулий начал давно продуманную речь:

   — Ты знаешь, что совершила запретное, пагубное для города дело, и за это осуждена. Я должен был уже давно поступить с тобой по закону, но тогда пострадал бы и твой ни в чём неповинный ребёнок. Поэтому я устроил так, чтобы ты смогла дать ему жизнь. Но что нам делать дальше? — Он остановился, подождал, но Рея отстранённо молчала, словно речь шла не о ней. Он подался вперёд, поднял над столом обе ладони и продолжил тихим мягким голосом: — Согласись, лучше быть последним подёнщиком на земле, чем главным помощником Плутона в царстве мёртвых. Я желаю тебе добра и предлагаю иную судьбу. Будет объявлено, что правосудие свершилось, и ты, как требует закон, исчезла с лица земли без погребения родными и могилы. Но на деле никто тебя не тронет, даже волос не упадёт с твоей головы. Для себя ты останешься собой, но для остальных превратишься в другую. Ты получишь новое имя, будешь считаться дочерью герников, умбров или сбинов, станешь важной персоной среди дворцовых девушек и ни в чём не будешь нуждаться. При тебе останется твой ребёнок, а со временем я женюсь на тебе, и, если это будет мальчик, а Асканий не вернётся, он станет царём Альбы. Что ты на это скажешь?

Рея молчала со скучающим видом, Амулий начал злиться.

   — Учти, — он повысил голос, — я ведь могу и исполнить закон! И даже если смягчу наказание, например, изгоню из пределов царства, это будет немногим лучше — запятнанную изменой Весте вряд ли где-нибудь примут, а женщину, лишённую защиты, любой сможет сделать рабыней.