Сергей Мосияш - Святополк Окаянный
— Представь, что столб тот твой супротивник, ты встаешь вот так, левым плечом в его сторону. Лук вскидываешь на уровень плеча и, прищуря левый глаз, правым наводишь стрелу на него, а тетиву тянешь правой рукой до самого уха, пока наконечник стрелы не дойдет до кулака левой руки. И, поймав супротивника правым глазом на наконечнике стрелы, берешь чуть выше и отпускаешь тетиву. Не рывком, а просто разжимаешь пальцы. Понял?
— Понял, — кивнул Святополк.
— А теперь смотри, как я это делаю.
Варяжко медленно, чтоб княжич запоминал порядок движений, проделал все и выстрелил. Стрела попала в затесь.
— Попал, попал! — радостно вскричал княжич, словно это он выстрелил.
— Ну, пробуй ты. — Варяжко подал лук Святополку.
Мальчик встал, как и учил пестун, боком к «супротивнику», вскинул лук. Стал натягивать тетиву. Варяжко осторожно взял его за правый локоть, потянул вверх:
— Вот так, чтобы он был на уровне стрелы. А теперь спокойно отпускай.
Стрела попала в самый низ затеси. Княжич был в восторге.
— Молодец, — похвалил Варяжко.
— А куда лучше попадать супротивнику? — спросил Святополк, беря из колчана другую стрелу.
— Лучше всего в горло. На груди его может оказаться кольчуга или калантарь[14]. Но чтоб стрела попала в горло, надо целить противнику в лоб, а то и выше, зависит от расстояния. Вот сейчас ты целил прямо в затесь. Верно?
— Верно.
— И стрела ушла вниз. Бери выше и попадешь в ядро.
Пестун и княжич так увлеклись стрельбой, что забыли обо всем. И потому звать их на обед пришел посыльный от княгини.
— Как? — удивился Святополк. — Уже обед?
Княгиня ждала их в трапезной, где на столе стояли блюда с жареной дичиной, сочивом и фруктами. Тух же были и кувшины с медовой сытой[15].
— Ну, как успехи? — спросила княгиня.
Варяжко не успел и рта раскрыть, как Святополк заговорил, не скрывая детского восторга:
— Ма, я уже попадаю в самое ядро затеси… Знаешь, надо брать выше, чтоб противнику в горло попасть… И потом, надо натягивать тетиву вот так… Смотри… Чего ж ты не смотришь?
Арлогия улыбалась, глядя на сына, пытавшегося приобщить ее к премудростям стрельбы из лука.
— Ой, ой, довольно, сынок. Я женщина, какой я стрелок? Ты мужчина, тебе это нужней. Мое дело молиться за тебя.
За обедом княгиня сообщила, что они выезжают послезавтра вместе с Мальфридой, которой с сыном Святославом определен великим князем на жительство город Овруч.
— Так что будет нам до Овруча и веселей и безопасней. У Мальфриды сильная дружина.
— До Овруча мы будем добираться не менее трех дней, княгиня, — сказал Варяжко. — И от Овруча до Турова столько же. Можно было бы и водой до Турова идти, сначала Днепром, а потом Припятью.
— Я тоже так думала, но Мальфрида отговорила. Сказала, вверх против течения мы долее пройдем. А вместе, мол, не так и разбойники страшны.
— Все равно, княгиня, надо просить у великого князя хорошую охрану. За Овручем места совсем глухие и дикие.
— Он обещал дать дюжины две оружных отроков.
— Что оружные, то не диво, были бы искусные в ратоборстве.
— А что, много разбойников?
— Хватает, княгиня. Крещение-то не все приняли. Многие в леса бежали, а там чем-то жить надо, на ягодах да грибах долго не протянешь. Вот и разбойничают. Хорошо, если скарб отберут, а то ведь и живота могут лишить. Бродни — народ опасный, княгиня, отчаянный. Будет большая охрана — побоятся, а малая — обязательно наскочат, тем более коли увидят добро на возах.
Выезжали длинным обозом рано утром через Лядские ворота, подвод было более десятка, на них постели, платье, шубы, посуда княжеская, да и снедь всякая, потребная в пути, особенно много хлеба — калачей, караваев, круп, муки. Ведь помимо княгинь и княжичей ехало много слуг — повара, конюхи, девки сенные. И охрану же, насчитывавшую более полусотни добрых молодцев, предстояло в пути поить и кормить. Кроме охраны, были вооружены все мужчины, даже у княжичей на боку болтались мечи по их росту, невеликие, но настоящие. Перед самым выездом распорядилась Арлогия выдать копья и холопам.
— Хорошо ли, матушка, холопов-то вооружать? — усомнился дворский Никита.
— А как же, Никита. Если налетят разбойники, они же их первыми посекут, неоружных-то. А то хоть копьем и холоп сможет отмахнуться. Нет, нет, выдай всем.
Возглавили обоз конные воины, около двадцати человек, за ними следовали подводы княгини Мальфриды, меж которыми тоже ехали воины по три-четыре человека. Затем следовал обоз Арлогии, где за подводами шагали оружные холопы, а замыкали эту вереницу конные дружинники, вооруженные палицами и кистенями, так как считали, что этим оружием удобнее всего орудовать в дебрях.
Едва въехали в лес, княгиня Мальфрида соскочила со своего возка и, дождавшись Арлогиного, забралась к ней. Уселась поудобнее.
— Ты слышала, какой подарок Владимир своей мяконькой Адили преподнес?
— Нет. Какой?
— Мстислава-то ее в Тмутаракань хочет заслать. Вот, говорит, выучит грамоту и поедет.
— Постой, постой. Это где-то за морем, кажется?
— Да. За печенежским полем, за Дон еще ехать да ехать.
— А что Адиль?
— Адиль ревет коровой. Ей теперь хоть разорвись. Станислава в Смоленск, Судислава во Псков, а Мстислава вон за тридевять земель, да еще в другую сторону. Его там касоги[16] живьем съедят, за деда-то Святослава с мальчонкой сквитаются.
— А кто с ним пестуном-то едет?
— Да Ставр, говорят.
— Этот муж крепкий, вырастит мальчишку зубастого. Дружину князь небось даст Мстиславу.
— Да даст, поди, сотни две.
— Ну коли не наскочат на большую орду печенежскую, доберутся, даст Бог. Адиль, конечно, жалко, мать ведь. Теперь уж вряд ли увидятся.
— Вот то-то. Много детей иметь княгине или королеве — несчастье. Или раскидает их в разные стороны, или, того хуже, сами начнут друг друга убивать. Тебе хорошо, у тебя один.
— А у тебя что? Десять?
— Ну и у меня, слава Богу, один Святослав. Но что их впереди ждет, когда они все вырастут — твой, мой, Рогнедины, Адилькины? Ведь передерутся…
— Ну, что уж ты так, Мальфрида?
— А ты забыла, кто твоего мужа извел? Вот то-то. Родной братец, наш новоженец, чтоб у него там все отсохло.
Арлогия усмехнулась над последними словами Мальфриды, которая разбередила память о делах грустных, печальных. Но промолчала. Оглянулась, отыскала глазами Святополка, ехавшего верхом за ее возком. Крикнула:
— Сынок, не устал?
Святополка такой вопрос рассердил: что он, не мужчина, что ли? Махнул на мать рукой, мол, не позорь человека, и придержал коня, чтобы подальше отстать от княгининого возка.
Ночевка в Овруче
Как и говорил Варяжко, до Овруча добрались лишь на третий день к вечеру. Город был невелик, окружен глубоким рвом, и въезжать в ворота приходилось по гулкому шаткому мосту.
Перед мостом Варяжко отъехал в сторону, остановил коня. Пропустил несколько телег и, увидев Святополка, ехавшего верхом за одной из них, махнул ему рукой: давай, мол, ко мне.
Мальчик подъехал усталый, почерневший от пыли и от солнца.
«Надо будет после Овруча уговорить его сесть на телегу, — подумал Варяжко. — Ишь, осунулся даже. Ребенок еще».
— Видишь этот мост, Святополк?
— Вижу.
— Посмотри, какой глубокий ров. Вот с этого моста и упал твой стрый[17] Олег, а на него свалились несколько коней и задавили его. А он ведь только из отрочества вышел.
— А как это случилось?
— Да все началось из-за старого хрыча воеводы Свенельда.
— Это который у Святослава был?
— Тот самый. Когда он воротился из Болгарии без князя, бросив его в порогах на растерзание печенегам, все в Киеве осуждали его: как же так, ты жив, а Святослав погиб? Он оправдывался, мол, князь приказал ему не останавливаться, а сам, мол, стал прикрывать его отход. Хорошенькое дельце — великий князь прикрывает спину своего слуги. Наоборот все должно быть. В общем, Свенельда в Киеве стали презирать. После гибели Святослава твой отец Ярополк, сидевший в Киеве, стал великим князем. А его младший брат Олег сидел здесь, в Овруче. И однажды на охоте повстречал Свенельдова сына Люта и, поскольку тот влез на чужие ловы, велел своим отрокам наказать его. Ну те и постарались, так его избили, что он, едва добравшись до дому, помер. Ну, конечно, Свенельд затаил злобу на Олега и стал подбивать Ярополка идти на него войной. И уговорил.
— Как же отец поверил ему? — удивился Святополк.
— Ну, он убедил Ярополка: Олег-де мечтает захватить киевский стол, пока не поздно, предупреди его. Ярополк хотел поехать к брату поговорить, а Свенельд ему свистит в уши: он тебя убьет, не лезь в ловушку. Ярополк и послал к Олегу вызов, выходи, мол, в поде, скрестим копья. Молод, юн еще был, на ратях не бывал. Думал, съедутся с Олегом, преломят копья, сядут за стол, выпьют по чарке, да и договорятся. Ан копье преломить — не чарку выпить, тут уж кровью пахнет. А где малая кровь, там и большая грядет. Сошлись киевляне с овручанцами в поле, ну где Овручу перед Киевом устоять. Спины показали, да столь дружно, что вот этого моста бегущим не хватило, многих в ров посталкивали, в том числе и князя своего.