Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1
О чем думала она в тот день? О том, как она сможет, наконец, ворваться безудержным вихрем в этот блестящий свет и покорить его, уложив к своим ногам? Нет. Она думала о другом. Черные агаты ее чуть поблескивающих в полумраке глаз, казалось, безмолвно вопрошали: «Сможет ли кто-нибудь полюбить меня? Не за знатность рода, не за положение отца, не за имения – а меня саму, такую, как я есть, нескладную и не слишком красивую?» Ева не льстила себе – уже тогда она научилась вылавливать в шепотках за своей спиной нелицеприятные отзывы о своей внешности. Но не только это занимало ее: «А мне – кого мне суждено полюбить? Кто будет он, мой избранник? Как и когда сведет нас вместе судьба?» – гадала ее душа.
Ну что же – она нашла своего избранника. Сердце не лгало – оно рвалось назад, туда, в Пущу, к нему! И кто бы он ни был – она никому не позволит разлучить их.
На следующий день, отправившись на свою обычную верховую прогулку, как всегда в сопровождении одного из братьев и двух грумов, она решила проехаться по лесным тропинкам. По лесу так по лесу. Всадники въехали под сень деревьев и когда углубились в чащу на целую версту, Ева вдруг пустила свою вороную трехлетку в сторону, заставив остальных от неожиданности придержать лошадей, а затем повернула на боковую тропинку, перейдя с места в галоп.
– Jaskółka, jak najszybciej![1] – в радостном возбуждении крикнула она своей лошадке. И та не подвела – понеслась стрелой, послушная воле всадницы, закладывала умопомрачительные повороты, кидаясь то на одно малозаметное ответвление лесной тропы, то на другое. Вскоре Ева скакала, уже не разбирая дороги. Ее спутники почти сразу безнадежно отстали. К счастью для нее, брат Михал был не самым блестящим наездником, а слуги не решались от него отрываться.
Неожиданно для себя самой Ева оказалась на краю опушки. Теперь надо было сообразить, куда ехать дальше…
От имения до Пущи надо было проскакать верст шестьдесят, если не все семьдесят, да еще отыскать в лесной чаще дом лесничего, мимо которого они проехали лишь раз, направляясь к Охотничьему дворцу государя после той памятной встречи с секачом.
Сейчас время перевалило далеко за полдень. Еве стало немного не по себе – ведь до темноты можно и не успеть, а загонять лошадь в безумной скачке ей вовсе не хотелось. Но что решено, то решено – и юная всадница пустила лошадь рысью, выезжая на виднеющуюся невдалеке полевую дорогу.
Как она и опасалась, до темноты она успела добраться лишь к тому месту, откуда просматривалась синеющая вдали, в вечерних сумерках, кромка Пущи. Ехать незнакомой дорогой ночью через лес было бы полным безумством, и Ева, преодолев еще две с небольшим версты, остановилась у края леса. Ночевать придется здесь. Хорошо, что Ласточку удалось недавно напоить из встреченного по пути ручейка. Теперь осталось снять седло, разнуздать и оставить пастись: девушка была уверена в своей лошадке, не стала путать ей ноги, а ограничилась тем, что привязала повод узды к росшему неподалеку небольшому деревцу. Самой бы теперь подобрать местечко, где можно было бы устроиться так, чтобы не проворочаться всю ночь без сна.
Утром юная путешественница проснулась от того, что вся закоченела от холода, все ее члены затекли от лежания на жесткой земле, а бок, на котором она досыпала последние минуты, чувствительно болел. Но что это значило по сравнению с тем, что ей предстояло впереди? Приведя себя через полчаса в относительный порядок (к счастью, вокруг не наблюдалось ни одного свидетеля, и сделать все необходимое можно было без помех), она, ощущая теперь весьма назойливое чувство голода, подозвала Ласточку, которая и в самом деле не покинула за ночь свою хозяйку, подготовила ее к продолжению поездки и вскочила в седло.
Франц Речницкий уже готов был седлать коня, чтобы направиться в ежедневный объезд своих владений, как на дороге послышался частый перестук копыт. Кто-то явно торопился. «И кого же может принести нелегкая в такую рань?» – задался он вполне естественным вопросом. Ответ появился тут же: к дому подлетела всадница на вороной кобыле. Она была чудо как хороша в своем жемчужно-сером атласном кунтушике с разрезными рукавами, в бархатном платье глубокого густо-синего цвета, украшенном по краю узорами из белого шелкового шнура и скроенном для езды по-мужски – с хитрыми разрезами и запахами, позволяющими свободно садиться на лошадь, не открывая при этом ноги. Темные волосы всадницы, потерявшей где-то свою шляпку, спутались и беспорядочно развевались по ветру, а ее столь же темные глаза смотрели с явным вызовом.
Но не этот вызов увидел в глазах юной наездницы пожилой лесничий. Ему казалось, что взгляд Евы Потоцкой – да, не узнать ее было мудрено, – пронзает его насквозь, и сердце его вот-вот остановится. «Я пропал», – с предельной ясностью решил он для себя.
– Ваше сиятельство, что вы здесь делаете одна? Где ваши спутники? – не в силах скрыть волнение, воскликнул он, с ужасом подозревая, какой именно ответ он получит…
«Молодая паненка явно унаследовала от рода Потоцких все их фамильное упрямство… – почему-то вдруг успокоившись, думал Речницкий, выслушивая сбивчивые и очень горячие объяснения юной графини, отнюдь не пытавшейся скрыть, с какой целью она здесь появилась. – Знаю я их упрямство. Будет идти напролом, не считаясь ни с чем. Но тогда… Тогда все их семейство не с меньшим упрямством будет мстить за свою фамильную честь. И они тоже не остановятся ни перед чем, ни пред законами человеческими, ни пред божескими!»
Не проронив ни слова – «Боже всемогущий, дай мне силы больше не заговорить с ней!» – лесничий помог девушке спуститься на землю, так же молча вернул свою лошадь в конюшню и принялся запрягать ее в пролетку. Привязав поводья вороной кобылки своей нежданной гостьи к коляске сзади, он твердо взял Еву за руку, усадил рядом с собой в экипаж и слегка хлестнул лошадь вожжами. Ни на какие протесты, мольбы или уговоры он не отвечал, а ее попытки выпрыгнуть из коляски на ходу пресекал самым безжалостным образом.
Так шел час за часом, солнце уже клонилось к западу, и вот вконец изведшийся лесничий увидал впереди ворота графской усадьбы. Распахнутые ворота с коваными вычурными узорами, длинный овальный цветник – а за ним незатейливое белое здание в духе классицизма: портик с коринфскими колоннами перед центральной двухэтажной частью и одноэтажные крылья. По бокам – большие флигели для различных служб, а еще далее в стороне – конюшня.
Не успела пролетка подкатить к фасаду здания, как из дверей уже высыпали люди во главе со старым графом Потоцким.
– Возвращаю вам вашу дочь, ваше сиятельство, – произнес Речницкий, не дожидаясь расспросов. – Не знаю, почему ей вздумалось предпринять столь дальний вояж в одиночестве, но, едва встретив ее, почел своим долгом немедля вернуть ее под родительский кров.
Ева за время поездки искусала губы, не зная, что предпринять. Ее упрямство напоролось на упорство лесничего, сломить которое не смогли никакие уговоры, никакие признания, никакие попытки вырваться силой с риском угодить под колеса. Теперь же она попала в крепкие руки своего отца, который, высадив ее из пролетки и бросив лесничему через плечо: «Благодарю вас!» – повел беглянку в дом.
Объяснение было коротким. Отец не стал читать нотаций. Он сказал лишь:
– Ева, на этот раз ты перешла все границы. Побудешь под домашним арестом, пока не образумишься…
…Франц не знал больше покоя. Казалось бы, солидный, пожилой уже мужчина, прошедший огонь и воду, а тут весь извелся, словно гимназист какой, по предмету своих воздыханий… Но как там пелось в арии, слышанной им недавно в Варшавской опере? «Любви все возрасты покорны»? Не ожидал, что это так буквально сбудется с ним самим… Речницкий с ужасом понял, что, отказавшись от Евы, он вдребезги разбил собственное сердце.
Однако его трезвый рассудок, закаленный годами, не желал так просто сдаваться под напором чувства… Заиметь своими врагами Потоцких? Да уж лучше сразу утопиться в болоте! А девушка? О ней ты подумал? Что сделают с ней ее родичи, коли ты позволишь своей слабости одержать верх над собой?
Но в конце концов лесничий обнаружил, что его разум уже и не пытается потушить столь некстати проснувшиеся чувства угрозой всевозможных напастей. Речницкий поймал себя на том, что, оставаясь в здравом уме и твердой памяти, он хладнокровно строит планы, как пробраться в усадьбу графов Потоцких и выкрасть оттуда Еву…
Влюбленная девушка, в отличие от него, не испытывала никаких душевных терзаний и колебаний. Да, сердце щемило от разлуки с любимым. Да, было жутко больно оттого, что предмет ее страсти в ответ на пылкие объяснения просто водворил беглянку домой, как потерявшуюся болонку. Но она же видела его глаза! В них тоже стояла нешуточная боль – тут не могло быть ошибки! Нет, они будут вместе наперекор всему!
