Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ
— Видишь-ли, скрипка — это крестьянский инструмент. Помни, что об этом писал Лукаш Гурницкий в «Дворянине»: наша шляхта на скрипке не играет, а если и играет, то очень уж редко.
Генек ждет, — может быть чешский маэстро потребует сыграть еще что-нибудь. Но Панофка заговорился с отцом. И слышать ничего не хочет, мальчик должен ехать учиться немедленно.
Разве на родине нет учителя для Генека? Ведь это еще ребенок! Он должен сначала окончить гимназию, а там будет видно.
— Нет, нет, нет! Конечно, Горнзель и Сервачиньский прекрасные скрипачи, но мальчику необходима парижская школа. Там его отшлифуют как алмаз и он станет истинной драгоценностью. Школьную премудрость мальчик одолеет походя, параллельно. Его интеллигентность — слух, его мудрость — ухо. Это феноменальный мальчик.
Эти слова заставили доктора задуматься. После минутного молчания он как будто набрался решимости.
— Я вам очень благодарен, пан Панофка. Когда вы будете в Люблине, прошу вас пожаловать ко мне. Я вас приглашаю от своего имени и от имени моей супруги. А теперь может сойдем вниз в ресторан, ведь надо же это событие по обычаю, спрыснуть чем-нибудь эдаким — поблагороднее.
— Извините, не могу. Я занят, договорился пополудни дать концерт у Потоцких. За один час игры управляющий уплатил мне пятьсот рублей серебром. Программа легонькая, такая себе… магнатская. Управляющий просил, чтобы в концерте не было ничего серьезного, что могло бы взволновать графа и его аристократических гостей. Я люблю такие концерты у аристократов.
Доктор из вежливости улыбался, слушал Панофку, а сам своими мыслями был уже далеко — на почте, что на Трембацкой улице. Будут ли еще места в курьерском дилижансе, отправляющемся сегодня в Люблин? Правда, следовало бы еще повидаться с квартирмейстером. Но ему уже хотелось домой. К жене, детям, пациентам. Он простился с маэстро Панофкой и поспешил на Краковское Предместье. Генек шел рядом с отцом и с любопытством рассматривал дворцы Потоцких, Радзивиллов, монастырь ордена милосердных сестер — салезианок. На почтовой станции доктор купил два билета на сегодняшний дилижанс в Люблин.
— Я бы съел плитку шоколада, — пояснил отцу Генек.
— Да, шоколад тебе действительно полагается за сегодняшний день, но у нас мало времени. Куплю тебе на дорогу. Сначала надо пообедать, уложить чемодан и возвращаться домой, к маме.
— К маме, это хорошо. К милой мамочке. К Юлику и Юзику… — обрадовался малыш.
НОЧНЫЕ СОВЕЩАНИЯ. ОТЪЕЗД В ПАРИЖ
Сентябрьские ночи бывают уже холодными. Приближается осень. Пани Регина очень занята. Она сушит полынь и ромашку. Она насобирала много различного зелья на лекарства. А ведь надо еще заготовить на зиму всевозможные маринады, соки, наливки, варенья, овощи. Доктор весь день возится с пациентами. Седьмое сентября. День ангела, именины Регины. Надо приготовиться. У семьи доктора в городе и окрестностях множество друзей и знакомых. Что-то ей подарит муж? Дети, конечно, не забудут. Да и слуги помнят о празднике своей доброй гоcпожи.
Генек похож на свою мать. Стройная, высокая женщина с греческим носом, черными как вороново крыло волосами и черными глазами. У нее красивые руки. Длинные пальцы, узкая ладонь поражают своей силой и не только тогда, когда она садится за рояль. Пани Регина — мастер на все руки. В ее руках игла превращается в волшебную палочку. Она превосходно красит кистью полы, умеет покрасить и двери и окна, умеет скроить платье, брюки или что-нибудь другое. Если надо — превращается в столяра и мастерски работает рубанком или пилит доску для каких-либо хозяйственных надобностей. Она умеет сшить даже ботинки. По-французски говорит, словно родилась в каком-нибудь Лионе, а не в Люблине.
Своих детей она учит музыке и даже находит время, чтобы сыграть что-нибудь в четыре руки, принять участие в трио или квинтете. Сколько силы у этой слабой женщины! Сколько прекрасного, утонченного изящества! А к тому же ей приходитсячасто успокаивать расстроенные нервы мужа, привыкшего распоряжаться по-военному.
Пани Регина обрадовалась возвращению мужа из Варшавы с новостью о таланте сына и одновременно напугалась. Как же такой малыш сумеет обойтись без матери, вдобавок на чужбине? Париж — большой город. В Париже действительно есть консерватория, где могут отшлифовать талант Генека. Но ведь он еще слишком мал для того, чтобы отправить его в Париж одного.
— Не пропадет!… — отрубил отец, выслушав опасения жены. — Ничего с ним не случится. Надо, чтобы мальчик привыкал к самостоятельности. Ведь не будешь же ему до смерти нос утирать.
— Ты меня не понимаешь, Тадек, — мягко защищалась мать. — По моему, он должен еще лет шесть жить с нами, в семье. Ведь ему надо не только уметь играть. Ему надо дать основы общего образования. Что же это будет за музыкант, который не имеет понятия о географии, истории, математике и о природе своей родной страны?
— Не беспокойся. Предоставь это мне, отцу. Уж ты всегда найдешь себе заботу, не стоящую выеденного яйца.
— Что ты говоришь, ведь это же наш ребенок!
— Наш. И что ж из этого следует?
— Ты не хочешь меня понять, — перебила жена, оставаясь при своем мнении.
Начиная с этого дня, каждое утро, просыпаясь ото сна, и каждый вечер, ложась в постель, в беседах о разных делах она упорно и с беспокойством возвращалась к теме отъезда Генека.
— Моя дорогая, я решил, что мальчик поедет в Париж. Не будет же он там одинок. У тебя в Париже брат, разве он даст в обиду Генека? А, впрочем, стоит ли думать обязательно о каком-либо несчастье? Что плохого может там с ним случиться?
— Он такой маленький, живой, несдержанный и слабый ребенок…
— Ничего… в Париже повзрослеет, укрепится, разовьется. — Доктор спешил. Ему необходимо сегодня посетить роженицу, в приемной ждут пациенты. Им надо выписать рецепты, утешить, терпеливо выслушать их жалобы. Пани Регина в столовой проверяет, подан ли завтрак. С этими завтраками хуже всего. Редко к ним собирается вся семья. Как же бывает хорошо, когда у стола соберутся все домочадцы, и мать любуется своими сыночками, здоровыми, чистыми, с хорошим аппетитом. Она очень любит такие минуты. Только в присутствии отца дети ведут себя спокойно, а если его нет — не обходится без шалостей, тумаков, щипков под столом. И все говорят непонятные матери слова. Действительно у них свой, никому не понятный язык. Неизвестно, откуда у них берутся такие слова. Юлика они зовут Киця, Олесь — это Клопс, Юзик — Крыса, а Генек у них — Гук-Пук.
Увы, муж уже в своем кабинете. Михал пришел сказать, что доктор едет с визитом к тяжело больной.
— Доктор не должен уехать, не позавтракав, — решила обеспокоенная пани Регина. — Позови сюда Малгосю.
Михал направился в кухню. Долго объясняться с кухаркой не пришлось. Она хорошо знает свои обязанности и привычки хозяев. Если доктор едет в дорогу, то надо приготовить стакан крюшона и яичницу, по крайней мере из шести яиц, с грудинкой. Не помешает и кофе с молоком, мягкие, свежие булочки, масло в стеклянной масленичке с крышкой.
Мальчики уже одеваются. У них в комнате стоит шум и неразбериха. За ними смотрит старая нянюшка Марыся. Но разве ей совладать с этими сорванцами? Ребята моются, как попало, шею и уши едва побрызгивают водой, а хозяйка потом недовольна. Но в день именин любимой мамочки все эти ежедневные неурядицы, хлопоты, выглядят совершенно иначе. К завтраку кухарка подает пирог. Мальчики чисто вымыты, празднично одеты. Стоят у дверей родительской спальни как солдаты. У каждого в руках лист бристольского картона, а в кармане или за спиной спрятан подарок маме. Сегодня они встали пораньше, подымать их с кровати не пришлось. Впереди самый старший Киця, то есть Юльян. На листе картона он каллиграфически выписал свои поздравления, списанные из какого-то альбома. Он ревниво оберегает свое произведение от посторонних взглядов, связав свернутую в трубку бумагу розовой ленточкой. В уме повторяет стихи:
Дорогой матушке в ангела день,
Обещаю: навсегда оставлю лень,
Буду учиться примерно, образцово,
И уроки для мамы всегда будут готовы.
Стишки эти он списал и переделал. Дома у них была книга с примерами писем, поздравлений, тостов. Гук-Пук, то есть Генек, держит под мышкой лист нотной бумаги. По всей вероятности, это его первое музыкальное произведение. Он написал его в честь именин своей дорогой мамочки. Позднее они с Юликом сыграют этот великолепный дуэт. Олесь и Юзик еще слишком малы, у них в руках «покупные» подарки.
Четыре мальчика стоят у дверей, прислушиваются.
Родители беседуют о чем-то; они, пожалуй, уже встали — в спальне слышны шаги. Когда, наконец, откроется дверь? Генек уже хотел потянуть Юлика за чуб, но воздержался. Юзик тоже не прочь потянуть брата за волосы, или дать ему хорошего тумака, но сегодня шалить нельзя: мамины именины, а впрочем — отец заметит и сразу пошлет Михала за розгами. Отец не задумывается никогда. Расправа у него короткая: «Михал, а ну-ка всыпь им по три горячих, только по честному, я шутить не люблю»… Но вот голоса в спальне стали громче, сейчас откроется дверь. Пришла Марыся. На ней новая праздничная кофточка, блестящая широкая юбка. Олесь спрашивает:
