Юлия Вознесенская - Эдесское чудо
На широкой дорожке, ведущей от ворот к храму, их поджидали прихожане, чтобы еще раз получить благословение от своего епископа и задать волнующие их вопросы:
– Владыко, продолжать ли нам делать запасы на случай голода?
– Продолжайте.
– Так варвары все же готовят осаду Эдессы?
– Они-то готовят, а вот допустит ли ее Бог – это зависит от ваших молитв и Господней воли. Молитесь и поститесь!
– Вот и блаженный Алексий[22] на паперти церкви Пресвятой Богородицы говорит, что если не станем молиться и поститься по доброй воле, то будем голодать по воле варваров.
– Блаженный, как всегда, прав, – коротко отвечал епископ.
– Владыко, у меня в имении остался скот, который я мог бы еще успеть привести сюда, чтобы продать на рынке. Благослови меня перегнать хотя бы стадо овец!
– Не благословляю, потому что кони варваров передвигаются значительно быстрее твоих овец. Оставайся в городе, чадо.
Другой прихожанин спросил с сомнением:
– Мар Евлогий, но нам говорят, что варвары еще за горами! Разве это не так?
– Горы бывают и далекие, и близкие, друг мой. Когда тебе говорят, что враг за горами, надейся, что речь идет о дальних горах, но будь готов и к тому, что он притаился за ближайшим холмом.
Перед воротами епископ остановился, ненадолго задумался, перебирая четки, а затем обратился к Эгерии:
– Тебе очень повезло, сестра, что в городе стоит греческий гарнизон и ты смогла спокойно войти в Эдессу, а также осмотреть ее окрестности. Мы в любой день можем оказаться в осаде. А теперь, пожалуй, тебе надо поторопиться отойти от города в Иоанновский монастырь.
– Да, меня предупреждали, что Эдессе угрожают полчища варваров.
– Причем опаснейших из них – эфталитов, о которых не хотелось бы даже упоминать в светлый воскресный день. Велика же вера твоя, сестра, коли ты не убоялась предупреждений и все же посетила наш город.
– Я счастлива, что мне это удалось, но за вас буду тревожиться и молиться весь мой обратный путь до Иерусалима и потом дома, в Галлии, тоже. Ты уверен, Мар Евлогий, что гарнизон, стоящий в городе, выстоит против них?
– Откуда мне знать? Я воин Господа, а не Империи.
– Об эфталитах рассказывают много таинственного и ужасного.
– Да, это опасный враг. Эфталиты, подобно гуннам, ловко управляются с конями, а их конные разведчики уже совершают дерзкие вылазки в окрестностях Эдессы. А сейчас, если тебе угодно, сестра, мы посетим часовню, где покоятся мощи святого апостола Фомы.
– Я буду рада еще раз поклониться святому апостолу! – сказала сестра Эгерия.
Пожелание ее было исполнено скоро, ибо церковь, где до времени хранились мощи святого в серебряном ковчеге, находилась неподалеку от кафедрального собора. Вечером того же дня, уже в монастыре святого Иоанна Крестителя, Эгерия записала в своем паломническом дневнике: «По традиции мы исполнили наши молитвы и все то, что мы обычно делаем, посещая святые места. Мы также прочитали отрывки из “Деяний святого Фомы” (у его гробницы)»[23].
Из прохлады маленькой церкви они вышли на улицу, где уже царил полдневный жар, и Мар Евлогий предложил:
– А теперь, сестра Эгерия, я покажу тебе то, чего ты еще не видела и что я приберег напоследок: мы пойдем теперь на юг, к царским садам, где владычествуют тень и прохлада, и там ты увидишь роскошный дворец, который царь Авгарь построил для своего сына Ману.
– И удивительные пруды, на берегу которых стоит дворец, – добавила Мариам.
– Там плавает столько чудесных огромных рыб! – воскликнула Евфимия.
– Что вы, что вы, девочки! – замахала на них руками старая нянька Фотиния. – Да разве же можно христианским девицам любоваться этими рыбами?
– А почему нельзя? – тотчас полюбопытствовала бойкая Мариам.
– Ты, Фотиния, попридержала бы язычок, – вполголоса одернула нянюшку София, – незачем юным девушкам напоминать о языческих мерзостях.
Мар Евлогий услышал их разговор и сказал Товию:
– Девицы хотят посмотреть на рыб, проводи их к прудам, Товий. Поглядите на рыбок и заодно освежитесь. А мы, беседуя, потихоньку пойдем к дворцу, и там вы нас догоните.
– Идемте скорей, братец, Евфимия! – воскликнула Мариам и побежала вперед к мелькающей за цветущими кустами зелено-голубой воде прудов. Товий пошел за ней рядом с Евфимией, сразу же начав рассказывать ей что-то интересное, показывая рукой на пруды; Евфимия внимательно слушала его. София с улыбкой смотрела им вслед.
– Ты, Фотиния, можешь пока оставить Евфимию, она под хорошей охраной, – сказала она нянюшке, двинувшейся было за своей подопечной. – Не мешай молодым, дай им хоть немного повеселиться без твоей назойливой опеки!
– Как скажешь, хозяйка! Ты мать, тебе и ответ держать перед Господом, если охрана окажется ненадежной, – для порядка проворчала в ответ Фотиния, но спорить не стала и, пройдя скорым шагом мимо тенистых, увитых глициниями арок, углядела под одной из них каменную скамью, откуда могла и сидя наблюдать за Евфимией с друзьями, уселась там и даже разулась, блаженно вытянув усталые ноги.
– Строга твоя старая нянюшка, – улыбнулся Мар Евлогий.
– Причем не только с Евфимией, но и со мной – по старой памяти. Она порой невыносима, но зато я спокойна за дочь, пока она под крылом этой квочки.
– Понимаю и одобряю, – сказал епископ. – Юные девушки беззащитны, как цыплятки, их надо беречь и беречь. Но в отношении Товия ты можешь быть спокойна: этот юноша благороден в чувствах и чист в помыслах.
– Мне это ведомо, владыко, – сказала София. Они обменялись понимающими взглядами и замолчали, поскольку вокруг были люди.
– Так что ж там такое с этими рыбами? – спросила Эгерия, нарушая их доброе молчание.
– Задолго до того, как Эдесса стала христианской, – сказал епископ, – рыбы в прудах Эдессы были посвящены языческой богине Иштар и никто не смел их ловить. Теперь же их ловят, подают к столу нашего правителя, а излишки продают народу.
– Ты ела сегодня рыбу на трапезе? – спросила София паломницу.
– Да, конечно.
– Как она тебе показалась?
– Необыкновенно вкусна и свежа, и костей совсем немного.
– Это и была рыба из царских прудов. Только не проговорись нашей Фотинии! Встречаются в Эдессе такие сверхблагочестивые христиане, которые не хотят есть рыб, чьи предки когда-то приносились в жертву Иштар: богиня-то была не слишком похвального поведения.
– До благочестия вашей старушки мне далеко, – улыбнулась Эгерия, – и я не стану сокрушаться, что ела эту вкусную рыбу.
– И это разумно, – улыбнулась София. – Нянюшка моя и вправду благочестива, но до чего же порой нудна и назойлива!
Эгерия в своем дневнике писала: «Там были источники, полные рыб, каких я еще никогда не видала, то есть столь больших и столь вкусных»[24].
Ей понравились царские пруды.
– Какая удивительно чистая вода! Даже отсюда видны не только стаи рыб, но и каждый камень на дне и короткие, словно подстриженные, зеленые водоросли.
– Это «водяной горошек», которым питаются рыбы. Он растет будто бы специально для них и, говорят, прямо с тех пор, как появились эти пруды, а им уже много сотен лет, – сказал Мар Евлогий.
– Так сколько же лет самому городу? – спросила Эгерия.
– Немногим меньше, чем человечеству. Посмотри, сестра, вон туда, вдаль и вверх: видишь ты гору, на которой стоит крепость, а над ней две высокие колонны?
– Вижу, владыко.
– «Троном Нимрода»[25] зовут их. По преданию, это руины дворца царя Нимрода, злосчастного строителя Вавилонской башни.
– Какими огромными они кажутся даже на таком расстоянии! Но вот что странно, Мар Евлогий, мне ведь показывали дворец Нимрода в Палестине…
– Меня это не удивляет, и нет у меня сомнений в правдивости как эдесского, так и палестинского преданий, – сказал епископ. – Ты помнишь, сестра, сколько жили Ной и его потомки? Так что Нимрод за свою долгую жизнь мог построить десятки и городов, и дворцов.
– Да, это верно…
– А Эдессу, опять же по преданию, Нимрод построил, удалившись из Вавилона. Он выбрал долину, богато орошаемую левым притоком Евфрата, называемым в Библии рекой Балих, на арамейском Дайсаном, а по-гречески Скиртом. Во время владычества Селевкидов город и был назван Эдессой, что значит Водный[26]. В воде у нас и вправду недостатка никогда не было, слава Всевышнему… Но нам уже пора бы и во дворец! Где там наша молодежь?
Будто услышав владыку, скорыми шагами к ним подошли Товий с Мариам и Евфимией: у девушек на волосах блестела вода, тонкие льняные покрывала и лица под ними, края палл и даже подолы туник были мокрые, а с немного неуклюжего, но зато озорного брата Мариам так просто текло: ясно было, что молодежь плескалась друг в дружку водой из прудов. Но, подойдя к старшим, все трое остановились и приняли вид самый скромный.
