Федерико Андахази - Город еретиков
Двенадцатое стояние
Герцог распорядился поднять и закрепить крест. Как только его установили вертикально, Аурелио оказался рядом с Кристиной. Он посмотрел на жену полным любви взглядом и подумал, что наконец-то может умереть спокойно. Был шестой час утра, небо покрыли тучи, и птицы носились стаями. Около девятого часа Аурелио открыл глаза и увидел, что ноги Кристины не выдерживают такого долгого стояния. Он понял, что, если его жена пошатнется, она тотчас же повиснет в петле, и прошептал:
— Кристина, не оставляй меня.
Ополченцам герцога показалось, что Аурелио взывает к Христу; они откликнулись:
— Послушайте: царь еретиков, сын нечистого, взывает к Христу. Посмотрим, придет ли тот спустить его на землю.
Один из людей герцога обмакнул губку в уксус, ее поднесли ко рту Царя еретиков на конце длинной жерди. Но в этот самый момент Аурелио громко закричал и испустил дух.
Когда Жоффруа де Шарни убедился, что его Христос мертв, он взял копье и, следуя тексту Евангелия от Иоанна, поразил мертвое тело в бок. И, как и утверждалось в Писании, из раны полилась кровь и вода.
Когда Кристина, которая уже едва могла стоять на ногах, увидела, что муж ее погиб, она перестала сопротивляться и повисла на веревке; ее шейные позвонки тотчас сломались.
Силуэты двух мертвецов на фоне утреннего неба было видно издалека.
Тринадцатое стояние
Жоффруа де Шарни приказал забрать оба трупа — в первую очередь тело Аурелио, которое было для него так важно. Он распорядился, чтобы крест опускали со всеми предосторожностями и чтобы слуги, вытаскивая гвозди, не повредили тела. Вынимать гвозди оказалось намного сложнее, чем вколачивать, потому что они засели накрепко, а любой инструмент, которым обычно подцепляют шляпки, мог ухватить также и кожу вокруг гвоздей. После долгой борьбы людям герцога удалось отделить тело Аурелио от креста. Потом они вытащили из петли труп Кристины и оставили его лежать возле эшафота — никому не было до него дела. Жоффруа де Шарни посмотрел на своего Христа и прослезился при виде своего творения.
Четырнадцатое стояние
Проделав все это, Жоффруа де Шарни перестал вести себя как Понтий Пилат и превратился в Иосифа Аримафейского. Ласковым голосом, во всем уподобляясь ученику Иисуса, он попросил, чтобы ему передали сто фунтов мирры и алоя, которые он купил накануне. Герцог поднял тело Аурелио и обернул его полосами ткани, пропитанными ароматными специями, как то было принято у иудеев, если верить Священному Писанию. Потом герцог приказал, чтобы ему принесли одно из полотнищ, купленных им в Венеции — самое простое, с примитивной фактурой, — и покрыл им тело сначала со спины, а потом перекинул ткань через голову.
Жоффруа де Шарни заранее повелел выдолбить пещеру поблизости от холма, чтобы устроить там могилу, как и написано в Евангелиях. И вот, обернув мертвеца плащаницей, герцог оставил его в пещере, а затем приказал закрыть вход тяжелым валуном, как об этом говорится в Библии. С телом Аурелио должно было произойти все то же самое, что произошло с телом Христа. На третий день Жоффруа де Шарни вернется за ним и в таком виде передаст художнику, чтобы тот запечатлел этот образ на полотне.
Что касается его дочери, герцог распорядился похоронить ее в чистом поле, без креста и без надгробной плиты.
III
Мастерская дьявола
1
Это был утомительный день. Когда, наступила ночь, Жоффруа де Шарни решил отдохнуть. Его увечная нога отчаянно болела после того, как прошла шаг за шагом весь Крестный Путь. У герцога ныли мышцы рук, а на ладонях остались волдыри от ручки молотка. И все-таки ему не удавалось уснуть. Герцог был убежден, что завершает дело, угодное Богу, и боялся, что что-нибудь выйдет не так, если он не будет в точности следовать всем знамениям, которые посылает ему Господь. На самом деле герцог втайне лелеял надежду, что Аурелио воскреснет из мертвых и сам запечатлеет свое изображение на ткани плащаницы. Именно по этой причине он не хотел, чтобы Морис Кассель присутствовал при распятии. С другой стороны, Жоффруа де Шарни боялся, что художник, человек малодушный и слабохарактерный, может испугаться жесткости этой сцены и откажется от участия в предприятии. Герцог почитал более благоразумным передать мастеру уже подготовленное тело в том виде, в каком оно было в момент воскресения, как о том повествуют Евангелия. Однако именно по этой причине Жоффруа де Шарни разрывался между двумя возможностями: согласно Священному Писанию, Иисус вернулся к жизни на третий день после своей смерти на кресте; поскольку герцог предпочитал надеяться, что случится чудо, он не осмеливался взглянуть на тело до того, как пройдут эти три библейских дня, боясь помешать возможному свершению божественного промысла. Но, с другой стороны, существовала опасность, что труп Аурелио начнет разлагаться. Сухой пустынный климат Палестины позволял мертвому телу сохраняться в целости в течение нескольких дней, но влажное марево, нависшее над Труа, ставило под угрозу всю его работу. Жоффруа де Шарни боялся, что, открыв могилу, обнаружит уже наполовину разложившееся, смердящее тело, распухшее и изъеденное червями. А еще он опасался, как бы крестьяне, дети суеверия, не похитили тело и не пустили слух, что Царь еретиков восстал из мертвых. Поэтому, точно так же как и Пилат, последовавший совету священников и фарисеев, говоривших ему: "Прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых", Жоффруа де Шарни приказал поставить печать на камне, закрывающем вход в могилу, и держать возле него караул.
В ту ночь и в течение последующих дней герцог так и не смог сомкнуть глаз. Всякий раз, как в его кабинет заходил кто-нибудь из слуг, он ожидал рассказа о том, что сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба. Однако слуги, видя, что их господин погрузился в себя, не ест и не спит, появлялись перед герцогом, только лишь чтобы спросить, чего ему угодно.
Вот так, в бодрствовании и посте, провел Жоффруа де Шарни эти три нескончаемых дня. На рассвете дня третьего, совершенно не в себе от нетерпения и ожидания, герцог наконец-то бросился к могиле. Когда он достиг цели, то обнаружил рядом с караулом, который он сам выставил, группу женщин: среди них, проливая потоки слез, стояла и та, что торговала своим телом, и та, что протерла лицо Аурелио. Их колченогий повелитель рванулся вперед с удвоенной скоростью, чтобы они сказали ему слова, которые он ожидал услышать: "Что вы ищете живого между мертвыми?" Однако ничего подобного не произошло. Камень, закрывавший могилу, был на своем месте, запечатанный и неприкосновенный. Тогда герцог повелел, чтобы его отодвинули. Слуги исполнили приказание, приложив немало усилий. Как только открылась щель, через которую мог пройти человек, герцог протиснулся в пещеру. Ослепленный темнотой и собственным безумием, не увидев внутри никого, Жоффруа де Шарни решил, что чудо и вправду свершилось. Но когда глаза его привыкли к полутьме, он разглядел неподвижное тело Аурелио, покрытое полотнищем, в точности как он его оставил. Герцог Жоффруа не почувствовал себя разочарованным: Господь просил, чтобы он сам свершил чудо.
Герцог склонился над останками того, кому не удалось восстать из мертвых, возвел глаза к горним высям и прошептал:
— Аминь.
2
Жоффруа де Шарни поместил чудесную мастерскую в самом безлюдном уголке замка. Он доставил туда все необходимое, о чем только ни попросил его художник. В центре комнаты, на дубовом столе покоилось тело Аурелио. Шел все еще третий день с момента его смерти на кресте. Герцог с беспокойством обнаружил явные признаки разложения: из-за резкого запаха в мастерской было трудно дышать. Тело начало распухать: теперь это была уже не та стройная фигура, которая почти не выделялась на фоне креста; кожа натянулась, а кости почти не прорисовывались под разбухшей плотью. На лице Аурелио не запечатлелось перенесенное страдание, как хотелось бы герцогу, — оно было искажено гримасой не боли, а скорее некоторого неудобства. И все-таки главная проблема состояла не в этом: когда Жоффруа де Шарни укладывал тело Аурелио и бинтовал его полосами ткани, он расположил его руки так, чтобы ладони прикрывали гениталии. Разумеется, более естественно было бы скрестить руки на груди, как это обычно делали с покойниками, — но ведь нельзя же выставлять напоказ половой член Сына Божьего, это чревато скандалом! В итоге герцог зафиксировал руки Аурелио в этом искусственно-стыдливом положении, что парадоксальным образом придавало мертвой фигуре непристойный вид. Не так-то много святости в образе Христа, который трогает себя за причинное место — пусть даже и желая его прикрыть. В любом случае, rigor mortis [29] уже наступило, и не было возможности это положение переменить. Все усилия людей герцога оказались напрасны: это было то же самое, что пытаться изменить позу высеченной из камня статуи. От прижизненного облика Аурелио мало что осталось. Однако, по мнению Жоффруа де Шарни, чей рассудок теперь уже был окончательно поврежден, именно так и должен был выглядеть Иисус, восстающий из мертвых. План герцога был прост и — в его помутившемся сознании — гениален: поскольку благодаря божественному озарению он открыл, что, если потереть монету углем через лист бумаги, на листе возникает точная копия священного лика, Жоффруа де Шарни решил использовать плащаницу в роли бумаги, а тело Аурелио — в роли монеты. Оставалось только покрыть тело тканью и пройтись по поверхности холста каким-нибудь веществом, которое переведет и зафиксирует изображение на плащанице. Морис Кассель выслушал аргументацию герцога с предельным вниманием, а потом высказал свое заключение: этот замысел исполнить невозможно. Жоффруа де Шарни в ярости схватил художника за горло и, вопя во всю глотку, пояснил, что действует, повинуясь божественному повелению, что каждый его шаг продиктован непререкаемым голосом Всевышнего и что не подчиниться ему, герцогу, означает не подчиниться Господу. Художник пытался обосновать свою точку зрения, но герцог пригрозил убить его на месте, если тот молча не склонится пред волей Всемогущего. Морис Кассель, видя прямо перед собой мертвое тело, не сомневался, что слова его работодателя не являются пустыми угрозами. Поэтому он просто склонил голову и повиновался, хотя и понимал, каким будет результат его работы.
