Евгений Санин - Колесница Гелиоса
Эвбулид недовольно качнул головой, и пелена с ушей спала так неожиданно, что он чуть было не вскрикнул. Звуки, один другого громче, сверху, сбоку, со всех сторон — ринулись на него.
— Эй, Пакор, сколько еще можно ждать новую амфору? — отчетливо услышал он голос Аспиона на палубе. Другой голос, от которого сразу стало не по себе, лениво огрызнулся:
— А я тут при чем?
— При том, что ты теперь у нас надсмотрщик над рабами! Сходи поторопи этого неповоротливого фракийца!
— Сам бы и сходил… — пробурчал Пакор.
— А могу! — пообещал Аспион. — Но прежде пощекочу твой пьяный язык своим кинжалом!
— Эй-эй, Аспион! — торопливо закричал пират. — Я же пошутил!
По палубе прогрохотали тяжелые шаги.
— И зачем я повез свои товары в Сирию? — вздохнул рядом купец Писикрат. — Первый раз попадаю в такое ужасное положение!..
— А я — шестой! — усмехнулся триерарх «Деметры».
— Только ты тогда сможешь понять меня здесь… Убытки! Такие убытки… Отправился бы я лучше в Италию!
— И попал бы в лапы не к этим, так к другим пиратам! — отрезал триерарх, и Эвбулид мысленно сравнил его с погибшим капитаном «Афродиты».
«Отсиделся, небось, в трюме, пока погибал твой корабль!» — неприязненно решил он.
В противоположном углу тихо переговаривались рабы и пленные гребцы. Эвбулид прислушался к ним.
— А мне все равно, где сидеть за веслами: на «Деметре» или какой-нибудь понтийской «Беллоне», — равнодушно объяснял бородатый гет. — Везде одинаково!
— Ты прав, — поддержал его худощавый пленник. — Лишь бы скорее подохнуть, чем так жить!
— Не скажите! — на ломаном греческом возразил раб-африканец. — Одно дело плавать в теплом Внутреннем море, и совсем другое, если нас продадут на Эвксинский Понт! Говорят, — понизил он голос, — иногда там бывает так холодно, что волны превращаются в белый камень!..
— Этот камень у нас называют льдом, — подтвердил Лад, терпеливо снося перевязку, которую ему делал Аристарх. — На море он бывает очень редко. А на моей родине каждой зимой им покрыты все реки, и на землю ложится белая пыль, по-нашему: снег. Если бы только меня продали на Эвксинский Понт!.. — мечтательно вздохнул он.
— Да спасут меня боги от этого! — в ужасе воскликнул африканец.
— Перестань зря отвлекать богов! — проворчал триерарх. — Северные рынки переполнены своими рабами. Охота была нашим купцам тащиться туда задаром…
Эти слова обрадовали африканца и разочаровали Лада. Сколот нахмурился и надолго замолчал, снова думая о побеге.
Тем временем по палубе вновь прогрохотали тяжелые шаги и послышался удивленный голос Аспиона:
— Пакор! Я что велел тебе принести?
— Амфору с вином.
— А ты что принес?
— Не видишь — голову!
— Чью?
— Раба! Представляешь, он пил вино из нашей амфоры! Я спустился в трюм и застал его прямо за этим занятием!
— Ай, как нехорошо!
— Вот и я так подумал! Он и пикнуть не успел, как его голова распрощалась с телом! — под одобрительные возгласы пиратов похвастал Пакор.
— Брось ее за борт, пусть похмелится морской водичкой! — посоветовал Аспион и, перекрывая дружный хохот, воскликнул: — Но, Пакор, так ты скоро разоришь нас!
— Я?!
— С тех пор, как ты стал надсмотрщиком за корабельными рабами, ни один из них не прожил больше трех дней! Еще месяц — и нам нечего будет предложить скупщику рабов!
— А что я мог поделать? — огрызнулся Пакор. — Один оказался ленивым, другой — непонятливым, а этот, сам видишь, — вором. Не пойму, и как таких негодных рабов покупают господа?
— Это уже не твоя забота! Учти — если новый раб снова покажется тебе ленивым или вором и проживет меньше недели, то ты либо заплатишь за него полную стоимость, либо сам будешь таскать амфоры! Эй, часовой! — закричал Аспион. — Давай сюда еще одного! Да смотри не трогай тех, за кого обещан выкуп! Иначе Посейдон мигом отправит нас на дно! И без того он что-то слишком размахался сегодня трезубцем…
В трюме воцарилось напряженное молчание. Все с тревогой вслушивались в ворчание часового, который бесконечно долго возился с засовом, прежде чем открыть крышку. Наконец, она пронзительно заскрипела, откинулась, и в трюм ворвалось свежее дыхание штормящего моря.
Стало совсем светло.
Часовой не спеша спустился вниз.
Низкий, коренастый, почти квадратный, он поморщился от спертого воздуха и подслеповато огляделся вокруг. Немного подумал и указал коротким пальцем на Писикрата:
— Ты!
— Я?! — в ужасе отшатнулся купец, закрываясь руками, как от удара.
— Ты, ты! — ухмыльнулся пират. — За стариков скупщики платят нам столько, что тебя не жалко отдать Пакору. Ступай за мной!
— Но я жду в-выкуп! — запинаясь, пролепетал Писикрат. — Пощади!.. Т-только ты один можешь понять меня здесь…
— Ладно, жди! — бросил часовой, брезгливым жестом разрешая обмякшему купцу оставаться на своем месте. Обвел оценивающим взглядом остальных пленников и удивленно прищурился, увидев Аристарха. Оказав помощь Ладу, лекарь снова сидел на полу, скрестив под собой ноги. На его губах играла отсутствующая улыбка.
— Что это с ним — сошел с ума? — нахмурился часовой. — Так за таких нам вообще ничего не платят! Эй, ты, — крикнул он Аристарху, — пошли со мной!
Ни одна жилка не дрогнула на лице лекаря. Он был бесконечно далек от часового и устремивших на него взгляды пленников. Одни, кому он успел помочь, смотрели на него с сочувствием, другие — обрадованно, что не их отдают в жертву Пакору.
Отрешившись от всего земного, Аристарх усилием воли погрузил себя в дремотное оцепенение, которому так долго учился у молодого египетского жреца Гермеса Трисмегиста.
Он вызвал прекрасное настроение, чтобы сосуды и вены, эти главные дороги его жизни, не сузились от отчаяния и огорчений в едва различимые тропинки. Чтобы не оборвались они задолго до намеченного им самим срока.
Ставка в его споре с самими Мойрами[72] была так высока, что он не мог позволить себе пребывать в плохом настроении даже в трюме пиратского корабля.
У него никогда не было девушки, о которой он мог вспоминать в эти минуты. Он забыл, когда последний раз был в палестре, чтобы заново переживать захватывающие мгновения борьбы атлетов. Но мысли его, тем не менее, были легки и приятны. Аристарх видел себя сидящим в огромной зале Александрийской библиотеки. Служитель этого храма мудрости, ученый раб только что принес ему свиток древнейшего папируса.
Желая продлить наслаждение от встречи с новым, неведомым ему знанием, Аристарх никак не решался развернуть папирус, разрешая себе лишь вдыхать его запах, впитавший пыль и едва уловимую горечь столетий.
— Эй, ты! — теряя терпение, толкнул его часовой. — Я кому сказал пошли?
Широкая улыбка еще больше раздвинула губы Аристарха: он начал разворачивать заветный свиток, радостно отмечая, что до его «пупа»[73] никак не меньше восьми метров.
— Ах, так?! — вскричал пират, хватаясь за кривой македонский меч.
— Оставь его! — вступился за Аристарха Эвбулид. — Это же лекарь!
— Этот сумасшедший? — не поверил часовой. — Какой же он лекарь, если не может исцелить даже самого себя от безумия!
— Он не сумасшедший! — возразил Эвбулид. — Он… — Тут он понял, что бесполезно рассказывать об Аристархе пирату, и быстро поправился: — За него вам тоже обещан выкуп! Или ты не боишься гнева Посейдона?
Часовой сразу потерял интерес к Аристарху. Он гневно обернулся к Эвбулиду, но узнав в нем пленника, за которого привезут целых два таланта, шагнул дальше и показал пальцем на пожилого мужчину с измученным лицом:
— Тогда ты!
— Но я… — замялся мужчина. — Мы…
— Я сказал — ты!
Мужчина громко вздохнул, поднялся. И тут же вскочила сидевшая рядом с ним девушка, которую Эвбулид не заметил раньше.
— Отец! — закричала она, хватая мужчину за руки.
Глаза часового загорелись. Он оглядел девушку с ног до головы.
— Ай, хороша! — причмокнул он языком. — Тоже выходи!
— Отец! — умоляюще вскрикнула девушка. — Лучше убей меня!
— Сначала я убью его! — мрачно пообещал мужчина, сжал кулаки и двинулся на пирата. Лицо его было искажено яростью.
Часовой ошеломленно взглянул на пленника и отпрыгнул назад. Путаясь в складках персидского халата, выхватил меч.
— Молись своим эллинским богам! — заорал он, замахиваясь на мужчину.
— Скажи, что тоже ждешь выкуп! — быстро подсказал Эвбулид. — Иначе он убьет тебя!
Мужчина бросил на него благодарный взгляд и закричал часовому:
— Опусти меч! Или вы уже берете выкуп с мертвецов?
— Как? — осклабился часовой. — За тебя тоже обещан выкуп?
— Да. И немалый… — пробормотал мужчина.
— А за нее?
— И за нее! — заслонил своим плечом дочь пленник и уверенно добавил: — Еще больший, чем за меня!
— Ай, какой богатый улов! — охотно вдел меч в ножны пират. — Что ни пленник — то выкуп! Оставайтесь! Кто тут у меня без выкупа? Ты! — ткнул он ногой гребца-африканца. — Вставай! Наверх! Живо!!
