Трейси Шевалье - Последний побег

Я очень довольна, что снег наконец растаял, и я больше не чувствую себя запертой в доме, как в клетке. По ночам еще холодно, но днем солнышко пригревает, и уже появились подснежники и даже нарциссы. На ивах распускаются почки. Первая зелень радует взор. Через пару недель уже можно будет заняться садом и огородом.

Может, это глупо с моей стороны, но я надеюсь, что когда-нибудь вы увидите своего внука (или внучку). Все в руках Божьих.

Молоко

Хонор решила больше не помогать беглецам, но они все равно приходили на ферму. Зима закончилась, беглецов стало больше. И оказалось, что это совсем не просто: отказывать в помощи людям, которые в ней нуждались.

В первый раз это было нетрудно. Чернокожий беглец выступил из-за кабинки, где была оборудована уборная, в тот момент, когда Хонор вышла оттуда. Он молча посмотрел на нее. Она указала взглядом на огород, где Джудит рыхлила землю. Теперь свекровь стояла, опираясь на грабли, и наблюдала за ней и беглецом. Хонор произнесла слова, которые мысленно репетировала все последние дни — как раз для такого случая:

— Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь. — И добавила, понизив голос: — Иди на север, в Оберлин. Это в трех милях отсюда. Там найдешь красный дом на Мельничьей улице и попросишь о помощи. Иди с Богом.

Она рассудила, что эти слова вряд ли можно расценивать как помощь. Впрочем, Хонор подозревала, что Джудит все равно этого не одобрит. Чернокожий мужчина кивнул, развернулся и скрылся в лесу.

Хонор думала, что, отказав человеку в помощи, она будет чувствовать себя ужасно. Но все оказалось не так уж и страшно. Она ждала, что Джудит что-нибудь скажет, но та просто вернулась к прерванной работе.

В следующий раз на ферму явилась старая негритянка. Хонор удивилась: большинство беглых рабов были молодыми и крепкими, способными справиться с тяготами сложного пути. Она обнаружила негритянку, услышав, как за курятником лает и рычит Дружок. Беглянка сидела на земле, обхватив руками колени и испуганно глядя на беснующегося пса. Ее лицо покрывала сеть глубоких морщин, но глаза были ясными — и золотисто-коричневыми, как у кошки.

— Доченька, дашь мне поесть? — попросила она, когда Хонор прогнала Дружка. — Умираю от голода.

— Мне очень жаль, но я ничем не могу… — Хонор не закончила фразу, которую долго репетировала.

— Всего лишь кусочек хлеба и капельку молока. И я сразу уйду.

— Подожди здесь.

Хонор побежала в дом, волоча за собой Дружка. Она закрыла его внутри, а сама поспешила в кухню. Хорошо, что на ферме не было никого. Джудит и Доркас ушли в магазин в Фейсуэлле, а Джек развозил молоко. Хонор отрезала по куску хлеба и сыра и налила молока в жестяную кружку. При этом пыталась придумать, что сказать Джудит в свое оправдание: «Я ее не прятала. Просто дала ей поесть. То же самое я сделала бы для любого прохожего, кто попросил бы его накормить».

Она наблюдала, как беглянка ест, и поглядывала на дорогу, не возвращаются ли Хеймейкеры. Старуха жевала медленно, поскольку зубов у нее почти не было. Выпив молоко, она причмокнула губами.

— Вкусное молоко. Видать, хорошие у вас коровы. — Она поднялась и поправила тряпки, намотанные на ноги вместо обуви. — Спасибо.

— Ты знаешь, куда идти?

— Да. На север. — Старуха указала пальцем в сторону Оберлина и ушла.

За обедом Хонор дождалась паузы в разговоре и объявила:

— Сегодня, пока вас не было, сюда приходила беглянка.

Она отпила воды, чтобы успокоиться.

— Совсем старая женщина, — добавила Хонор, надеясь пробудить в Хеймейкерах жалость. Ведь старые люди особенно нуждаются в помощи и участии. — Я… я дала ей хлеб, сыр и молоко. А потом она сразу ушла.

За столом воцарилась напряженная тишина.

— Кажется, мы уже обсудили этот вопрос, — сказала Джудит. — Ты обещала не помогать беглецам.

Хонор тяжело сглотнула:

— Да. Но как я могла отказать старой женщине в куске хлеба? Просто дала ей поесть. То же самое я сделала бы для любого прохожего, кто попросил бы его накормить. Я не помогала беглянке. Всего лишь проявила заботу о ближнем.

Джудит поджала губы.

— Твой охотник за рабами, Донован… вряд ли он согласится с подобной постановкой вопроса. И давай договоримся на будущее: если тебе самой трудно гнать отсюда цветных, я уж возьму этот труд на себя. В следующий раз просто зови меня.

Но в следующий раз, когда на ферме появился беглец, Хонор не стала звать Джудит. Ей было жаль этих людей. Хотелось как-то защитить их — в частности, и от суровой свекрови с ее недоброй улыбкой и холодными глазами. Хонор казалось, что из ее собственных уст отказ прозвучит мягче.

— Мне очень жаль, но я не могу спрятать тебя, — сказала она чернокожему мужчине, который пришел на ферму через несколько дней.

По сравнению с «ничем не могу помочь» это звучало не так жестко и словно давало надежду на то, что хоть какую-то помощь ему здесь окажут. Теперь Хонор постоянно носила в кармане передника кусок хлеба, и в следующий раз, когда ей пришлось сказать «я не могу вас спрятать» двум подросткам, она хотя бы дала им поесть — не столько ради того, чтобы они подкрепили силы, сколько ради собственного спокойствия. Чтобы не чувствовать себя виноватой.

Хонор честно пыталась сдержать обещание, данное Хеймейкерам, но в итоге ее благие намерения пошли прахом. Однажды утром, в апреле, когда Хонор с Доркас вышли из амбара после утренней дойки, со стороны леса Виланда вдруг послышался тонкий, пронзительный плач, похожий на крик младенца. Они остановились и прислушались. Крик младенца раздался снова, но теперь он звучал глухо, словно кто-то прикрывал малышу рот.

Хонор резко развернулась и двинулась в сторону леса. Почки на деревьях уже раскрывались, и весь лес будто подернулся зеленой дымкой.

— Ты куда собралась? — Доркас бросилась следом за ней. — Тебе мама что говорила?

— Может, это не беглецы. Кто-то просто заблудился в лесу.

Прижимая к груди младенца, в кустах ежевики сидела худенькая, невысокая женщина с кожей цвета некрепкого чая. Очень молоденькая, почти ребенок.

— Вы собираетесь меня выдать? — спросила она.

— Нет, — ответила Хонор.

— У меня пропало молоко. Вот почему она плачет.

— Доркас, принеси молока. И чего-нибудь поесть, — попросила Хонор.

Доркас сердито зыркнула на нее, но направилась к дому.

Пока они ждали, Хонор пыталась ободряюще улыбаться малышке, хотя чувствовала, что улыбка выходит натянутой.

— Сколько ей?

— Четыре месяца. Даже не знаю, почему я решила бежать с младенцем на руках. Это неправильно, так нельзя. Но я не могла больше терпеть.

— А ты откуда сама?

— Из Кентукки. За нами гонится мой хозяин. И с ним какой-то еще охотник за рабами из здешних мест.

Хонор похолодела.

— Его зовут Донован?

Девушка пожала плечами.

— Они где-то рядом?

— Были в Веллингтоне, а где теперь, не знаю.

— Значит, недалеко. Мы не можем спрятать вас здесь. Но в лесу вполне безопасно. Главное, не подходить близко к дороге. — Хонор принялась объяснять, как найти дом миссис Рид в Оберлине, но девушка не слушала ее. Она смотрела куда-то поверх плеча Хонор. Доркас вернулась и привела с собой мать.

Джудит Хеймейкер протянула девушке кружку с молоком. Та попыталась напоить ребенка, но малышка пока не умела пить самостоятельно. Тогда молодая мать обмакнула палец в молоко и поднесла его ко рту дочери.

— Кто направил тебя сюда к нам? — строго спросила Джудит.

— Одна женщина из Веллингтона, мэм, — рассеянно промолвила девушка, все внимание которой было сосредоточено на ребенке.

— Как ее звали?

Девушка пожала плечами.

— Как она выглядела?

— Белая женщина. Кожа такая… слегка желтоватая. Как будто она болеет.

— Где ты ее видела?

— На дворе за магазином.

— За каким магазином?

Хонор попыталась предостеречь девушку взглядом.

— Не знаю, мэм. — Та помедлила, а потом вдруг просияла, словно обрадовавшись, что смогла что-то вспомнить. — У нее были перья в карманах.

Хонор мысленно застонала.

— Она что, держит кур?

— Нет, мэм. Они были крашеные, синие и красные.

— Шляпница. — Джудит выразительно посмотрела на Хонор и вновь повернулась к девушке. — Твой ребенок допил молоко?

Малышка уже наелась и теперь спала. Девушку тоже явно клонило в сон — глаза слипались, голова клонилась на грудь.

— Тогда тебе надо уйти, — проговорила Джудит тоном, не терпящим возвращений.

Девушка вздрогнула и широко распахнула глаза. Она отдала кружку Доркас и поднялась, явно привыкшая к тому, чтобы проделывать все движения, не тревожа сон дочери. Она уложила спящую малышку на кусок полосатой ткани, подняла ее и пристроила за спиной, завязав концы ткани узлом под грудью.