Ольга Колотова - Инквизитор. Охота на дьявола

— Выслушай меня, сын мой, — мягко произнес он. — В жизни каждого человека бывают ошибки. Это естественно. Иногда их можно исправить, иногда они влекут за собой гибельные последствия. К счастью, в твоем случае ничего непоправимого не произошло. Но я действительно виноват перед тобой, мой мальчик. Я и в самом деле подумал, что преступник — это ты. Тем более, что твое поведение подтверждало мои догадки. Но… позапрошлой ночью случилось еще одно убийство.

— И что же? — хмыкнул Диас. — Может, его тоже совершил я?

— Я думаю, ты никогда не знал погибшего. Это дон Диего де Аранда, блестящий молодой кабальеро. И, я уверен, он пал от руки того же злодея, что и старый ростовщик, и гробокопатель. Разумеется, ты не причастен к этому делу. Во-первых, ты, полумертвый, лежал здесь, а во-вторых, для такого убийства у тебя никогда не хватило бы ни умения, ни фантазии.

— Благодарю за лестную оценку моих способностей.

— Вот-вот, — улыбнулся Бартоломе, — ты был недоволен, когда я считал тебя преступником, теперь я тебя оправдываю — ты недоволен тоже.

— По крайней мере, теперь ты оставишь меня в покое?

— Да. Ты свободен, сын мой. Я думаю, Мерседес будет рада тебя видеть.

— И я… могу идти?

— Конечно. Дверь не заперта. Однако я не посоветовал бы тебе сразу же вскочить с постели и бежать подальше от проклятого монаха, который тебя так долго мучил. Ты еще слишком слаб для этого. Останься здесь еще дней на пять. Может быть, за это время ты перестанешь ненавидеть меня.

— Благодарю, — ответил Диас, с трудом встав с постели и неловко, одной рукой, набросив на плечи свой камзол, — но я лучше пойду.

— Санчо! — крикнул Бартоломе. — Верни нашему гостю его кинжал и шпагу! И проводи его до дома, иначе он свалится по дороге!

Диас сделал несколько нетвердых шагов к двери, но вдруг остановился и спросил:

— А «Золотая стрела»?

— Настоящий моряк, — улыбнулся Бартоломе. — Первый вопрос — о своем корабле.

— А «Золотая стрела»? — повторил Диас.

— Не беспокойся. Она, как и прежде, принадлежит тебе. Но я бы, на твоем месте, нашел для нее лучшее применение. Сейчас ты свободен, но запомни мои слова, сын мой, рано или поздно ты попадешься и не сможешь больше рассчитывать на снисхождение.

Дон Родриго де Маньяра принял Бартоломе в библиотеке. Благодаря обыкновению наводить справки о человеке, прежде чем побеседовать с ним, инквизитор знал, что дон Родриго был довольно образован. Он, так же, как в свое время и Бартоломе, слушал лекции в Алькала-де-Энаресе. Как и многие обедневшие дворяне, он хотел посвятить себя духовной карьере. Но неожиданная удача резко изменила его жизнь: пять лет назад внезапно скончался его богатый и бездетный дядя, оставив все состояние нищему студенту. Дон Родриго сразу же забыл о своем духовном призвании, а заодно и все, чему его учили в университете. Он обосновался в этом городе, и с тех пор его образ жизни ничем не отличался от образа жизни других молодых дворян. Только сотня томов, частично собранных самим доном Родриго, частично доставшихся от дяди, напоминала о его прежнем увлечении.

У дона Родриго были правильные черты лица, острый, проницательный взгляд, тем не менее, его нельзя было назвать красивым из-за шрама, наискось пересекавшего его левую щеку. К тому же, Бартоломе быстро удостоверился, что с ним очень трудно вести беседу из-за его неприкрытого сарказма, который не исчезал даже при разговоре с инквизитором, привычке отвечать вопросом на вопрос и пускаться в философские рассуждения.

— Чем могу быть вам полезен, святой отец? — осведомился дон Родриго, предложив Бартоломе сесть.

— Мне нужна ваша помощь, — начал Бартоломе как можно более доверительным тоном, — помощь человека, который близко знал дона Диего де Аранда.

— А вы уверены, что я его хорошо знал?

— Насколько мне известно, ваши пути часто пересекались.

— Пересекались — да. Но не шли рядом. И потому вам следовало бы поговорить с доном Аугусто де Акунья, а не со мной.

— Кто это?

— Секундант дона Диего.

— Во время дуэли с вами?

— И со мной, и с доном Альваро Велесом, и с де Геварой. Дон Диего и дон Аугусто были очень дружны, хотя я никак не мог понять, что они находят друг в друге. Один — дерзкий, резкий, порывистый, другой — сама скорбь этого мира. Но, может быть, дело было именно в том, что они такие разные. Они уравновешивали друг друга. Дон Аугусто удерживал дона Диего от мальчишеских выходок, дон Диего хоть изредка заставлял улыбаться этого плакальщика, вдыхал в него жизнь, понимаете? Не удивлюсь, если дон Аугусто теперь уйдет в монастырь, чтобы замаливать грехи этого мира, которым он, к слову сказать, под влиянием дона Диего, предавался не с меньшим усердием, чем все остальные.

— Кажется, дон Аугусто вам не нравится.

— Признаться, он меня утомляет.

— А дон Диего?

— Ах, дон Диего! Мой вечный враг, — дон Родриго слегка улыбнулся. — Я очень сожалею, что он умер. Думаю, мне будет его не хватать.

— Но ведь обычно смерть врага радует.

— Заблуждение. Одно из многих заблуждений, присущих этому миру. К врагам мы привязываемся сильнее, чем к друзьям, честное слово. Можно найти нового друга. Но где взять нового врага, такого, чтобы стал для тебя дороже, чем друг? Кажется, образовавшуюся теперь душевную пустоту мне будет очень трудно заполнить.

— Поссорьтесь еще с кем-нибудь, — слегка усмехнувшись, посоветовал Бартоломе.

— Что это даст? Пустячную ссору. В лучшем случае, укол шпагой. Это скучно.

— Остается наделать кому-нибудь таких гадостей, чтоб вас на всю жизнь запомнили.

— Вы не понимаете. Нельзя враждовать со слабым. Это унизительно. Сражаться можно только с сильным или с равным. Дон Диего был сильным. Он был первым. А я — вторым. Вечно вторым. Моя лошадь приходила второй на скачках. В фехтовальном зале я неизменно уступал дону Диего. Но только ему одному. Остальные уступали мне. Нет, это не означает, что мне вообще никогда не удавалось взять над ним верх. Но мои победы были временным реваншем, реваншем второго.

— В таком случае, вы можете утешиться, ведь теперь вы стали первым.

— В том-то все и дело! Нельзя стать первым такой ценой! Отныне всегда будут говорить: «Дон Диего был лучшим, к несчастью, он погиб». Я стал бы первым, если б завоевал это место. А теперь оно просто перешло ко мне по наследству. Я просто его занимаю, но моей заслуги в этом нет. Вот почему я жалею, что дон Диего умер.

— Вы его ненавидели?

— Нет. Вы удивитесь, но я не испытывал к нему ни капли ненависти. Я им восхищался. И если б однажды я свалил его, то первым протянул бы ему руку, чтобы помочь подняться. И, возможно, он стал бы моим другом. Вот вы сейчас смотрите мне в глаза, а сами, наверно, думаете: «А не он ли убил дона Диего, ведь у него были веские причины?» Но вы ошибаетесь. Я никак не мог желать ему смерти.

— Дона Диего дьявол утащил в ад, — напомнил Бартоломе.

— Именно поэтому вы и решили учинить мне допрос? — усмехнулся дон Родриго.

— Не допрос, дружеский разговор, — поправил Бартоломе.

— В таком случае, предупреждая ваш следующий вопрос в этой дружеской беседе, я сразу же объясню вам, где я был в ту роковую для Диего грозовую ночь. Дома. Можете опросить моих слуг.

— Я вам верю.

— Вы очень любезны, — дон Родриго слегка поклонился, даже не пытаясь скрыть иронии.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Кроме дьявола?

— Разумеется.

— Нет.

— А дона Альваро Велеса?

— Никоим образом.

— Почему?

— Потому что он трус и хвастун. Подкараулить дона Диего темной ночью в укромном уголке, а самому спрятаться за спины вооруженных бандитов — вот и все, на что он способен. Но убить сына графа де Аранда в его же собственном доме, в его же собственной спальне — для этого надо быть не просто смелым, а безумно наглым и самоуверенным.

— Однако дон Альваро не побоялся драться с доном Диего на дуэли.

— А что ему оставалось делать? Их ссора произошла при свидетелях. Дон Диего влепил ему две пощечины. И, понятное дело, не стал бы извиняться. Дону Альваро оставалось либо молча снести оскорбление и подвергнуться всеобщему осмеянию, либо драться. Дон Альваро боялся насмешек больше, чем поединков.

— Но кто же мог так жестоко расправиться с доном Диего?

— Вы у меня спрашиваете?

— Кроме дона Альваро, у кого-нибудь еще были причины желать ему смерти?

— Нет, пожалуй, нет. Диего часто ссорился. Он был вспыльчив, но отходчив и, к тому же, очень обаятелен. Ему прощались все его выходки.

— Все три дуэли дона Диего были из-за доньи Люсии де Луна?

— Он ее очень любил.

— А вы?

— Я — нет.

— Но ведь вы дрались из-за нее и с доном Диего.

— Ну так что же? Я ухаживал за ней, потому что вокруг нее увивался дон Диего.