Елена Данько - Деревянные актёры
– Ваше величество, у нас в казне нет ни гроша! – вопит министр.
– Какой же ты, к чёрту, министр? – сердится король. – Достань мне деньги как знаешь. А я пойду поохотиться.
«Пиф-паф!» – хлопает выстрел.
Пузатый министр в отчаянии мечется над ширмами. Он чешет затылок, выставляет вперед толстый подбородок и, пригорюнившись, подпирает рукой красную щеку. Откуда достать два миллиона?
– Тру-ля-ля, тру-ля-ля, небо – вам, а мне – земля! – слышится весёлая песенка, и появляется кардинал в красном атласе, с бутылочкой в руке.
– О чем ты горюешь, министр? – спрашивает кардинал. – Ведь у нас есть наш добрый французский народ! Пожми да потряси его хорошенько – не два, а четыре миллиона вытрясешь. Налог на хлеб, налог на воду, налог на воздух, которым дышит народ… Посчитай, сколько новых налогов можно ввести! А мы будем есть и пить, во дворце роскошно жить…
– Твоя правда, – отвечает министр. – Я придумаю новые налоги и соберу два миллиона с французских мужиков.
И оба друга, обнявшись, пляшут и поют;
Пускай народ солому жрёт,Пускай народ гроши дает!
– Вот мерзавцы! – говорит Полишинель. – А не пора ли мне расправиться с ними? – И, подняв дубинку, он бросается на танцоров.
– Ай, ай! – кричат они. – Кто это?
– Это ваш добрый народ, – отвечает Полишинель и колотит министра. – Вот тебе за налоги! А тебе за небесное царство!
Дубинка щёлкает кардинала по голове.
– Отколоти их как следует, Полишинель! – кричат зрители.
Полишинель не дает спуску негодяям. Вот уже король, королева и графиня Полиньяк вмешались в схватку. Пёстрой вереницей мечутся они над ширмами и ловят Полишинеля. Куда там! Гикая и вереща, он раздает полновесные удары направо и налево.
– Вот тебе за голодающих ребят Парижа! – Он щёлкает королеву по лбу. – А тебе за твою охоту! – Он колотит короля. – А тебе – за брильянты! – Он бьет графиню Полиньяк.
Враги сражены. Жалкие куклы лежат на краю ширм, свесив вниз свои деревянные головы, а над ними ликующий Полишинель, простирая ручки к зрителям, говорит торжественным голосом метра:
Пора! Дворяне и попы,Глупец-король, министр без честиУзнают бешенство толпыИ торжество народной мести!
От грома рукоплесканий гудят старые стены замка. Мне вспоминается гул горной лавины. Сквозь этот грохот я слышу молодые, взволнованные голоса, бряцанье оружия и чей-то задорный выкрик, подхваченный десятками глоток:
– Да здравствует Полишинель – друг народа!
Я узнаю голос, который первый крикнул: «Да здравствует Полишинель!» – это голос коренастого Жака.
Ах, Полишинель! Что жалкая слава Тартальи, Фауста и синеглазой Геновевы перед твоим сегодняшним триумфом! Ты завоевал суровые сердца бойцов за свободу. Ты обрёл свое настоящее, славное имя: Полишинель – друг народа.
Сам огромный Шарль Оду пожал твою маленькую деревянную ручку в трепетном мерцании свечей, под звон оружия и крики:
– Долой тиранов! Да здравствует свобода!
В ПАРИЖ!
Копыта Брута мерно постукивали по сухой глинистой дороге. Когда колесо одноколки выбивалось из глубокой колеи и одноколка кренилась набок, Паскуале придерживал рукой клетку с мышами. Мыши попискивали.
Мы шли среди закруглённых холмов, поросших лесом. Кудрявые ветки дубов покачивались над нами. Среди зелени кое-где белели домики деревень. Церкви поднимали над ними острые черепичные кровли. Вдали голубой лентой извивалась река.
Мы шли молча.
Шарль Оду настоял на том, чтобы мы ушли из замка на другой день после представления. Напрасно наш метр доказывал капитану, что такой меткий стрелок, каким был Пти-Миньяр в битвах при Иорктоуне, может пригодиться во время ночной атаки на отряд де Грамона. Напрасно Розали уверяла, что она умеет ухаживать за ранеными. Напрасно мы с Паскуале глядели на капитана умоляющими глазами, надеясь, что он позволит нам остаться в замке.
Шарль Оду был непреклонен. Он сказал:
– Каждый из нас должен делать то дело, которым он принесёт больше пользы революции. Ваше дело, друзья, – переходить из деревни в деревню, сообщать повстанцам о расположении королевских войск и показывать ваше представление. Ваш Полишинель поднимает революционный дух. Ты видел, Пти-Миньяр, как разбушевались мои молодцы к концу представления. Вы так хорошо и правдиво показываете и короля, и королеву, и министра, и кардинала, а Полишинель здорово расправляется с ними. Ваше дело – умное, полезное и опасное дело. Я дам тебе, Пти-Миньяр, поручение: отвези мои письма в Париж. От этих писем зависит успех нашей борьбы здесь, в Вогезах.
Шарль Оду дал нам письма. Мы подклеили их к задней стенке размалеванной беседки, которая служила нам декорацией. Никто бы не заприметил, что в беседке спрятаны письма.
Мы раздели кукол и бережно сложили отдельно парички, платья, шапочки, бусы королевы и ружьецо короля. Если кто-нибудь заглянет в наш сундучок, он увидит кучу разноцветного тряпья и несколько голых деревянных головок. Никто не узнает, что мы везем с собой Марию-Антуанетту, и министра, и кардинала, и самого Людовика Шестнадцатого! А если мы захотим представлять, так собрать и одеть кукол недолго.
Когда мы вышли во двор замка, чтобы запрячь Брута, повстанцы уже приготовлялись к ночному походу. Кто чистил ружье, кто чинил седла, а коренастый Жак стоял у порохового ящика и раздавал порох. Он пожал нам руки своей шершавой ладонью.
– Ну, друзья, такого Полишинеля, как ваш, я никогда не видывал. Теперь я буду знать, что не всякая кукла – глупая ребячья игрушка, бывают такие куклы, что ой-ой-ой! – подмигнул он.
Мы простились со всеми. Антуан вышел проводить нас за ворота. Он подарил мне острый ножик с костяной ручкой, украшенной почерневшим серебром.
– Вырежь ещё куклу, Жозеф, – шепнул он. – Знаешь какую? Повстанца с ружьем за плечом и с пистолетами у пояса. И пусть он задаст пороху какому-нибудь полковнику вроде де Грамона.
Я пообещал ему, что непременно вырежу куколку-повстанца.
Замок де Ларош далеко скрылся за деревьями. Метр шёл задумавшись. Розали молчала. Я вспоминал слова Шарля Оду о том, что наше дело – умное и опасное дело. Я чувствовал гордость при мысли о том, сколько работы, сколько опасностей, сколько приключений предстоит нам в пути.
Солнце садилось. Кудрявые вершины дубов стали розовыми. Вдалеке из-за поворота дороги показалось розовое облачко пыли. Круглый жёлтый дилижанс, запряженный шестеркой лошадей, катился по дороге.
– Это парижский дилижанс, – сказал метр.
И лошади, и дилижанс, и люди, сидевшие на его верхушке, издали казались игрушечными, словно они были вырезаны из дерева, густо покрашены чёрной, жёлтой и синей краской, а сверху покрыты лаком. Почтальон трубил в рожок.
Я взял нашего пугливого Брута под уздцы и отвёл в сторону, пропуская дилижанс. Дилижанс быстро приближался. Звенели копыта, громыхали колёса, бренчали ведра, привязанные позади кузова, из окна дилижанса выглядывал розовый чепчик, пассажиры, сидевшие на верхушке, придерживали шляпы от ветра. Вдруг сквозь шум и грохот я услышал звонкий голос метра. Метр махал своей шляпой, протягивал руку и кричал:
– Газету, граждане! Кто даст мне газету?
Молодой человек на верхушке дилижанса привскочил, махнул рукой в ответ и нагнулся к своему дорожному мешку. Потом он приподнялся, крикнул: «Держи!» – и бросил несколько газет. Газеты закружились, подхваченные ветром. Сквозь облака пыли мелькнули чемоданы и сундуки, перевязанные веревками. Дилижанс умчался.
Метр поднял газеты, обтёр с них пыль и торопливо развернул одну из них. Мы подошли к метру. Он начал читать, отчеканивая каждое слово:
«Проснитесь, французы! Она пришла – эпоха Великой Революции! Она покроет нас позором, если мы не сбросим цепи рабства. Она обессмертит нас в памяти грядущих поколений, если мы завоюем свободу!
А вы, аристократы, взгляните: вас – двести тысяч, а нас – двадцать пять миллионов. Взгляните на наши поля, наши кузницы, наши фабрики и мастерские, наши порты и суда, наши армии и академии! Взгляните и скажите: вашей ли жалкой кучке или нам, многомиллионным труженикам, по праву принадлежит Франция?»
Метр замолчал, глядя вперед. Впереди закат горел ослепительным блеском. Всё кругом нас было огненное – стволы дубов, колёса нашей одноколки, дорожные колеи, помятая шляпа метра и плащ Розали. Вершины холмов, казалось, были объяты пожаром.
– Пора в путь! – сказал метр, складывая газету.
Колёса заскрипели. Копыта Брута мерно постукивали по утоптанной дороге.
Мы шли в Париж, навстречу революции.
Примечания
1
Итальянский народный танец.
2
Сказки, басни.
3
Скорее! Скорее!
5
Мариа-Антуанетта была австриячка по происхождению.
