Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней
В уродливой стране все было уродливо. Самосуд, который вершил Акоп, неприятие подлости и чисто восточное стремление с этой подлостью разобраться, почти убийство в ответ, — все это, конечно, есть тот моральный идиотизм, когда человек, не дождавшийся порядка, предлагает свой собственный порядок, если угодно — свою личную диктатуру.
Тогда же, в 1986-м, Акоп получил первое уголовное дело. Районный прокурор спокойно, главное — очень доходчиво, объяснил Акопу, что крыша его дома в деревне Лесное на шестнадцать сантиметров выше, чем полагается.
Был же ГОСТ, черт возьми! Акоп быстро, за ночь, разобрал черепицу и сделал крышу на уровне забора, но поздно: государственная машина — заработала.
«Какие суки, а?!» — вздохнул Акоп и ушел в подполье, где он жил (и работал) до конца 80-х, пока Горбачев не разрешил кооперативы.
Алешка отправился к предпринимателю Якову Борисовичу Юзбашеву по просьбе Руцкого. На самом деле это была даже не просьба: Алешка вез Акопу личное послание вице-президента Российской Федерации.
Руцкой начертал Юзбашеву какую-то записку, засунул ее в конверт, а на словах просил передать Якову Борисовичу, что в состав российской делегации, отправляющейся на Ближний Восток, включены многие известные бизнесмены и, если уважаемый Яков Борисович сумеет вырваться на несколько дней из Москвы, Руцкой с радостью встретит его в правительственном самолете.
От Болшево до Пушкино — сорок минут на автобусе. Правда, автобус, гад ползучий, ходит раз в полтора часа!
Алешка сел за кабиной водителя. Пассажиров было двое: пышечка неопределенного возраста (амплуа «аппетитная крошка») и полупьяный мужик с лицом как неразорвавшийся снаряд.
— Граждане, — хрипнул в динамике голос шофера, — клацайте ваши тикеты! Не проклацанные тикеты ведут к убытку вашего прайса на десять юксов!
«Аппетитная крошка» вздохнула, а мужик встал, засунул в компостер целую кучу автобусных талонов и зло ударил по рукоятке.
— Проклацанные тикеты, — сообщил динамик, — это нормальная отмаза от контры и прочей стремнины. Пиплы! Ранее проклацанные тикеты — это тухло и за отмазу не катит!
Алешка заглянул в кабину.
— Ты, псих! Издеваешься?
За рулем сидел худенький мальчик лет семнадцати. Было в нем что-то сиротливое, он сидел в кабине, как в клетке.
— Без базара, — вздрогнул мальчишка. — Я все понял, дядя!
— Смотри у меня! — Алешка вернулся на свое место к окну. Странно, наверное, но предложение Бурбулиса и характер их будущих отношений волновали Алешку не так, как беседа с вице-президентом, записанная позавчера на диктофон. Руцкой, конечно, может передумать, не завизировать интервью (такое случалось), но даже если из пятнадцати страниц, наговоренных Руцким, останется четверть, вся страна откроет рты.
Алешка достал блокнот, где он пометил главные темы:
1. Вице-президент отстранен от конкретной работы. Ельцин не встречается с Руцким.
2. В Белом доме — сплошные интриги. Бурбулис назван в интервью «пидером гнойным» (дважды) и «свердловской вонючкой». После избрания Ельцина принято 270 указов, но нет ни одного, который бы работал. Гайдар и его команда — «мальчики в розовых штанишках». Ведут себя в правительстве так, будто они пришли на дискотеку. Ругаются друг с другом и интригуют, смеются над Ельциным, считая, что вся власть в стране — это они!
Твердят о «реформах», о «программе реформ», хотя где эта «программа», почему она существует только на словах (Руцкой не видел ни одной бумаги), не говорят. Заканчивается осень 92-го, никто Бурбулису и Гайдару не мешает работать, но они не хотят заниматься текучкой, им плевать, что в Кемерово, например, теплоэлектростанции загружены только на 60 процентов, а в Новосибирске топлива осталось на 25 дней, работа российского правительства напоминает заседания теоретического клуба с бесконечными лекциями Бурбулиса на тему «Есть ли жизнь на Марсе?».
3. Руцкой переходит в открытую оппозицию к Ельцину. В отставку не собирается, ведь его, как и Президента, выбирал народ, они шли на выборы в одной связке, поэтому Руцкой так же, как и Ельцин, отвечает за Россию и погубить ее — не даст!
…«Надо быть дураками, круглыми дураками, чтобы не договориться с Руцким! — думал Алешка. — Он что, просился у вас в вице-президенты? Ему б сроду это в голову не пришло! Схватили за руку, потащили в Кремль, дали большой-большой кабинет и тут же сказали: отдыхайте, товарищ, вы нам больше не нужны!»
Армейский офицер в Кремле — это мина замедленного действия. Человек, которого всю жизнь учили убивать, просто так свою власть не отдаст. Не для того Руцкой рисковал жизнью в Афганистане, чтобы сдаться перед Бурбулисом…
«Из Руцкого бранное слово сделали… — рассуждал Алешка. — Разве так можно с человеком?»
Со слов Полторанина он знал, что, когда Ельцин предложил Руцкому вместе идти на выборы, Руцкой аж задохнулся: «Борис Николаевич… родной вы мой… такое доверие! Да я цепным псом при вас буду, а жизнь точно не пощажу…»
Все хотели быть рядом с Ельциным — все! Тот же Полторанин с удовольствием рассказывал, как Жириновский подбегал к нему в Архангельском: «Поговорите, поговорите с Президентом, Михаил Никифорович! Даст хорошую должность, я ему как сын буду!.. Как внук! Как Джульетта у Ромео, вот увидите!»
Алешка догадывался: господин Руцкой выбрал господина Юзбашева только потому, что он, Юзбашев, богат. Талантливые, но начинающие бизнесмены вице-президента не интересовали.
Руцкой раньше всех сообразил приглашать в свои заграничные вояжи «представителей деловых и финансовых кругов» Российской Федерации. Имя Руцкого — ключ к серьезным контактам. Бизнесмен, приехавший в составе официальной делегации руководства России, вызывал особое доверие, так как к вице-президенту России заграничные банкиры относились так же, как к вице-президенту Соединенных Штатов.
Они б ни за что на свете не поверили, что в самолете Руцкого мог оказаться кто угодно!
Алешка вышел на Ярославском шоссе. Рядом стрелка — «Лесное».
Дом Акопа стоял среди берез. Место превосходное! Забор высокий, метра три, ворота настежь — охрана резалась в домино.
— Арзамасцев, — важно представился Алешка.
— Ждут! — охранник встал.
«Этот, пожалуй, еще ничего», — подумал Алешка. Он не любил охранников, ему почему-то казалось, что все они — негодяи.
Лица русских охранников — как английский газон. Чтобы у них, у англичан, газон действительно был бы газоном, его надо каждый день подстригать в течение двух-трех веков. Чтобы в России природа смогла сочинить у людей такие морды, тоже надо всего ничего: просто пить, причем пить два-три века, и тоже — каждый день…
Акоп принял Алешку в своей библиотеке. У него была одна из лучших в России частных библиотек.
— Руцкой зовет, Яков Борисович!
— Знаю! — махнул рукой Акоп. — О Белкине слышал? Звонил вчера. По этому поводу. Руцкой зря с Белкиным связался, фонд какой-то лепят… «Возрождение», что ли… Фонд и банк. Зачем вице-президенту банк? Он банкир или вице-президент? А Белкин — жадный, плохо закончит, плохо…
— Значит, я мог не приезжать… — разочарованно протянул Алешка.
— Когда двое, всегда надежнее, — сказал Акоп. — Во как я им понадобился!..
Тихо вошел охранник и протянул Юзбашеву записку.
— Извини… — Акоп заглянул в листок. — Я занят, пусть ждут.
Дом был большой, но нелепый. Слишком широкий, с криво, небрежно повешенными картинами — русская классика.
— Ты Руцкого хорошо знаешь?
— Знаю.
Акоп внимательно посмотрел на Алешку:
— А с Гайдаром у него как?
— Мальчик. В розовых штанишках… — Алешка вдруг понял, что Акопа невозможно обмануть. — У меня интервью было… Руцкой так сказал.
— Ты что, журналист?
— Ага… Хотя выгоняют. «Известия».
— Выгоняют за что?
— На повышение… иду.
— Журналист — и на повышение? Ерунда, парень.
— Да. Ерунда!
Акоп открыл бар:
— Пиво хорошее… хочешь?
— Хочу, Яков Борисович…
Акоп достал две высокие банки «Туборга».
— Не стесняйся.
— Стесняюсь, Яков Борисович.
— Не стесняйся, говорю!
Акоп не любил, когда его называли Акопом. Для всех (даже для сына) он был Яков Борисович.
— Так что Руцкой?
— Руцкой… — Алешке было неуютно, — Руцкой, наверное… хороший человек. Но нельзя же простить ему моральный идиотизм.
— Как-как?
— Все, что он говорит, переодетая конъюнктура, Яков Борисович…
— Все они конъюнктура! — махнул рукой Акоп. — А Гайдар? Это что такое? На нашу водку он акциз увеличил, а на их «Роял» и «Абсолют» снизил таможню — как? На границе, в Чопе, фуры со спиртом сейчас на тридцать километров сейчас выстроились, к нам прут, потому что впереди Новый год… Это, скажи, не диверсия в пользу врагов России?
