Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– А пожечь его корабли было никак? – спросил Ингвар, мысленно добавив: «На это могло бы хватить ума у тебя!»
– Они стоят в длинной гавани, а ее перегораживает цепь. Я подумывал пустить людей хотя бы на лодках, но там на стене есть орудия, что мечут копья и камни. А стена не хуже, чем в Самкрае! Человек в шесть высотой.
– А в этот раз ты не взял с собой твою отважную жену, чтобы помогла открыть ворота? – пошутил Мистина.
– Она только что родила – едва успела до моего отъезда.
– И? – Мистина поднял брови.
– Торлейв, – со сдержанной гордостью назвал Хельги имя сына.
Побратимы переглянулись: назвать дитя Олегом или Оддом у краснорожего все же наглости не хватило, и на том спасибо. Однако Мистина с усилием проглотил зависть: его жена успела принести ему двух дочерей, а надежды обрести собственного законного сына пока оставались надеждами. Слава Одину, пронырливый бес знает не все тайны их семьи и не догадывается, что у Мистины есть повод ему завидовать…
Ингвар тоже не обрадовался, что его соперник обзавелся законным наследником. К счастью, не требовалось много говорить об этом событии. Их жены, конечно, устроили бы по этому поводу целое игрище – с песнями, плясками и «бабьими кашами», как принято между женщинами при рождении дитяти у какой-нибудь из них. Но мужчины не видели причин поднимать шум из-за младенца, едва получившего имя. Хельги помнил, что будущее наследие сына ему еще предстоит завоевать, а два его свояка в душе опасались, как бы ему и впрямь это не удалось.
– Ладно, – сказал Ингвар, – нам сейчас не о бабах надо думать, а как на греков идти.
– Ну уж чтобы проникнуть в Царьград, понадобилась бы какая-то очень выдающаяся женщина княжеского рода! – улыбнулся Хельги. – Например, моя дорогая сестра Эльга.
Тут уже внутренне вздрогнули оба: сама мысль, что Хельги по праву родственной близости так вольно говорит об Эльге, бесила и мужа ее, и зятя.
– Ей в Киеве забот хватит, – резко ответил Ингвар. – Твоим людям надо отдыхать? Лодьи чинить? Когда можешь выступать?
– Думаю, завтрашнего дня нам хватит, и можно тро-гаться.
Ингвар кивнул Гримкелю, чтобы передал распоряжение, и тот ушел рассылать гонцов по станам.
Вскоре подошли бояре – всем хотелось поглядеть на того, кого так долго ждали.
– И как из моря вынырнул! – смеялись Острогляд и Тормар. – Парни говорят, прямо будто Чернига вернулся и подмогу привел.
– Да если бы за каждые шестнадцать покойников, пущенных в море, оттуда приходило шестьсот живых бойцов… – мечтал Ивор.
– Да я вас увидел – думал, хазары! – восклицал Буеслав. – Гляди, все в шапках с ушами, морды бурые!
Дотемна тянулись разговоры о Таврии, Самкрае и зимовке Хельги в хазарской Карше. Потом Хельги собрался в собственный стан, устроенный дальше всех – где нашлось место.
– Высплюсь наконец, – мечтал Хельги. – Мы ту ночь на острове ночевали, так мне все старик какой-то снился, замучил разговорами. Бес бородатый!
Ингвар и Мистина разом обернулись к нему и спросили чуть не в один голос:
– На каком острове?
– Да там, – Хельги махнул рукой в море. – Нас прямо на него и вынесло, а уже вечерело, мы и решили: на земле переночуем, похлебать сварим что-нибудь. Похлебать не вышло – воды не нашли, но хоть спали на земле, а то сам знаешь, как в скутаре ночевать. Пустой остров, ничего не растет почти, развалины какие-то, столпы мраморные валяются, да крест стоит здоровенный. Ольвид в камнях фоллис побитый нашел.
– А что старик-то? – Мистина даже подошел ближе.
Ингвар тоже ждал ответа, пристально глядя на Хельги.
– Приставучий бес! – Хельги усмехнулся. – Только засну: вижу, будто приходит дед, садится возле меня и начинает заливать что-то, про родню свою какую-то. Проснусь – нет никого. Опять засну – опять он здесь, как тролль из мешка! Только под утро отвязался. Помню, сказал на прощание: еще денек побуду и дальше поеду. С собой звал.
Побратимы переглянулись. Не сказав ни слова, Мистина по пальцам пересчитал дни после гибели Чернигостя, и выразительно двинул бровями. Сегодня выходил девятый…
– Он там… Про родню… Не про сестру свою Негулю речь вел?
– Точно! – удивленно подтвердил Хельги. – Ты сказал, я вспомнил. Откуда знаешь? Он и вам являлся?
– Нет. Мы отсюда его проводили… Так, говоришь… С собой тебя звал?
– А чего у тебя лицо такое? – прямо спросил у Мистины Хельги. – Я ему хотел сказать, что не пойду, меня родичи ждут. Замычал и от своего голоса проснулся… Бес проклятый! – с чувством добавил он. – Лучше бы жена приснилась…
* * *
В день Пятидесятницы василевс Роман срочно собрал синклит – совет высших лиц державы. Когда паракимомен Селевкий вошел, на мраморных скамьях уже сидели несколько человек: военачальники столичных войск, эпарх, логофет дрома. Из царского семейства никого еще не было, поэтому этериарх Милетий и друнгарий Виглы Феодор обсуждали Епифана, лучшего возницу «зеленых».
Патрикий Феофан – немолодой безбородый толстяк, как всегда щеголеватый, позевывал, лениво разглядывая свои перстни. По должности протовестиарий – хранитель царских одежд и сокровищ, – он был наиболее важным лицом среди присутствующих. Ему, а не кому-нибудь из логофетов, Роман доверил править всеми делами. Поладить с настоящей старинной знатью выскочка Роман, сын армянского земделельца из Лакапы, так и не сумел, и Феофан, тоже не слишком родовитый, но куда лучше образованный человек, был для него самым подходящим соратником. А к тому же, будучи скопцом, никак не мог покушаться на высшую власть, как многие до него любимцы прежних василевсов. Вот, к примеру, Василий Македонянин…
При виде Селевкия все встали – кто поскорее, кто менее охотно, показывая уважение больше чину, чем человеку. Только эпарх приветливо ему улыбнулся: они были приятели и нередко проводили вместе свободное время, хотя во внешности этих двоих не было ничего общего. Моложе лет над двадцать, Валериан был высок, строен, его ухоженная черная борода всегда издавала благоухание, и щуплый Селевкий с его морщинистым голым лицом рядом с ним казался старообразным мальчиком.
Поздоровавшись, паракимомен опустился на свое обычное место – почти самое близкое к трону. Его асикрит с восковыми табличками встал у него за спиной, украдкой кивнув другим асикритам и писцам.
– Уже становится душновато… – заметил эпарх.
– Скоро пойдет жара… – с отстраненным видом поддержал логофет дрома.
Селевкий еще раз окинул взглядом лица: кажется, все прочие члены совета не больше его знали, зачем их позвали в такой день. И все тревожились, но
