Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Через ваши земли? – Ингвар поднял брови.
– Ну не по воздуху же.
– А Петр с дружиной что?
– Мой брат молился, чтобы они прошли, не слишком разорив наши земли. Посылал им дары.
– И все? – Ингвар засмеялся. – Он всегда такой смирный?
– И чего мы так долго ждали? – воскликнул Тородд, который полулежал на кошме, опираясь на локоть. – Ингвар, может, нам у царя уже дары приготовили, столы накрыли?
– Девок нагнали… – буркнул Сигват.
– Тогда моему брату Печо приходилось быть миролюбивым, – пояснил Боян. – Он был царем болгар уже лет семь, но за это время дважды поднимали восстания против него…
– Кто поднимал? – Ингвар подался ближе.
– Наши братья, – с неохотой ответил Боян и невольно глянул на Тородда. – Сперва Мишо, потом – Ивко. Многие боилы и багаины выступали на их стороне. И сейчас еще есть много недовольных тем, что Печо, как они говорят, стал греком.
– Это христианином, что ли?
– Все наши родовитые люди давно христиане, со времен Бориса, моего деда. Но многие недовольны, особенно из числа славян, что из Болгарии пытаются сделать другую Романию, управлять ею по ромейскому образцу, отменив все старинные обычаи и славян, и болгар. Мой брат в Великом Преславе собрал вокруг себя боляр, жалует им дары, что ему присылают василевсы, раздает им должности, каких у нас никогда не ведали, и оделяет их из казны. Народ принужден выполнять волю царевых мужей, а люди издавна привыкли править собой при помощи веча. Эти перемены очень опасны, и лишь глупец не поймет почему.
– Почему? – почти с жадностью спросил Ингвар.
Он убедился, как важно уметь вести дела с греками, а Боянов род имел в этом опыта на несколько столетий больше.
– Когда-то греки владели всей нашей страной до Дуная и до сих пор считают Дунай северной границей своей державы. А наши земли – своими, временно подпавшими во власть варваров. У них всегда так: земли, однажды завоеванные, они считают своими по праву навсегда, как бы дело ни обернулось дальше. Каждый василевс приглядывается, не пора ли вернуть северную границу к Дунаю. И переделывать болгарские обычаи на греческие – значит подготавливать пашню для возврата страны под руку василевсов. Но самим Печо управляют греки – он вынужден им подчиняться, потому что его власть держится на них. Но и в них он не может быть уверен. Наш брат Ивко живет при василевсах в Царьграде. Его увезли туда после его восстания, обещали держать в узилище, чтобы он не мог больше вырваться на свободу и вновь собрать войско. Печо поверил грекам, а они обманули. Ивко вовсе не держат в узилище, ему дали жену из семьи родовитых армян, богатый дом и хорошее содержание.
– И что? – Ингвар слушал с увлечением, но не все понимал. В Русской земле держава и дружина были почти еще одно и то же, а здесь – уже нет, и он не сразу мог охватить умом здешнее устройство власти. – Хорошо же!
– Мне бы царь дал дом и жену знатную, – проворчал Сигват. – Я бы не жаловался.
– Гречанку тебе найдем красивенькую! – обнадежил двоюродного брата Тородд, хлопая того по спине.
– Если Печо сделает что-то против воли греков, они сместят его с престола и посадят взамен Ивко. И у них есть право это сделать, потому что Печо женат на Иринке, внучке Романа. Он их родич, он входит в их семью, а значит, все, что принадлежит ему, принадлежит также и его тестю… деду жены, словом, главе семьи, а это – Роман. Не сватайся к дочерям василевсов, даже если одержишь победу над ними, – усмехнулся Боян. – Взять такую жену – получить не просто врага в собственном доме, но чужую руку на своем горле.
– Я и не собираюсь, – проворчал Ингвар. – У меня княгиня есть, мне другой не надо.
– Но ты ведь не крещен, тебе можно иметь несколько жен… – начал Боян, однако заметил, что Ингвар его не слушает.
К ним подходил Мистина: еще немного утомленный, с расчесанными и стянутыми в хвост волосами. Знаком поздоровавшись со всеми, он рухнул на кошму и растянулся во весь свой немалый рост с видом человека, хорошо сделавшего нужную и трудную работу.
Ингвар легонько пихнул его в плечо:
– Доволен?
– Да, – только и обронил Мистина, но за этим коротким словом слышалось: рассказал бы я вам, да вы не поймете.
У него оказались опалены волосы на руках, на запястье виднелось красное пятно от легкого ожога, из-за чего он не надел свой витой браслет, но сквозь усталость просвечивало явное довольство. Ингвар глянул на толстую плетеную цепь торсхаммера у него на шее и вдруг сообразил, чего не хватает. Второго ремешка, который был там все последние тринадцать лет.
– А ящер твой где? – У Ингвара даже в груди похолодело. – Не утопил?
И сам вспомнил: когда Мистина вчера стоял на корме возле мертвеца, при свете факела в руке было хорошо видно, что на его обнаженном теле нет ни одного оберега. Ни единого знака принадлежности к роду человеческому, полная открытость Нави.
– Дома оставил.
– Дома? – Ингвар удивился, поскольку не помнил случая, чтобы побратим расстался с подарком покойного стрыя. – В Киеве? Ты ж говорил, в нем твоя жизнь!
– Так и есть. И раз уж моей жизни в походе нет при мне, я и потерять ее не могу, верно?
– Свистишь?
Мистина помолчал, потом ответил:
– Нет. Если бы она была со мной… Как знать… Я мог бы и не вернуться.
Он обмирал и невольно опускал веки, вспоминая тот вчерашний миг решимости – или жгучего соблазна остаться на корабле и попробовать заглянуть… За те ворота. Понимал, что это была бы ошибка, и был благодарен норнам – или суденицам, – что выгнали вон от своего порога. Было жутко, и одновременно мысли о пережитом ночью приносили пронзительное наслаждение.
И богиня Нави тоже осталась довольна. Добравшись до своего шатра, он вытерся какой-то тряпкой, что Бер сунул ему в руки, натянул сорочку, рухнул на кошму и будто в прорубь канул. И снились ему такие сны, что сейчас было немного неловко смотреть на Ингвара, хоть он и улыбался своему стыду. Ведь ни побратим, ни даже прекрасная жена побратима здесь ни при чем. Сама богиня в его снах приняла наиболее желанный для него облик.
– Ты убедился, что я рассказал вам правду о
