Ступников Юрьевич - Всё к лучшему
Шеф, уехавший в Европу, должен был появиться через месяц-два, и мне надо было искать, где заработать на комнату и прокорм. Проедать первые реальные деньги, дожидаясь его, и в голову не пришло. Как и то, что можно заболеть или попасть в передрягу. Я уже точно ничему не верил, отучили, и рассчитывал только на себя. Само собой, здорового и не знающего, что такое «хочу», «не хочу» или «устал». Если бы я приехал в Америку хотя бы с какой-то суммой, то адаптация и обустройство в этой стране были бы совсем иными. Без голода, холода, минут отчаяния и готовности работать, теряя время и силы, почти бесплатно. Только бы обеспечить крышу над головой и кусок хлеба, в прямом смысле этого слова. Но сослагательное наклонение бессмысленно и опасно – можно и не разогнуться. Мне оно так и осталось непонятным.
Признаюсь, я даже ни разу не пожалел, что отказался от учебы и работы в университете. Просто было не до этого. Уже потом, по сытости, оглядываясь и раскладывая, понимаешь, почему у человека нет никакого страха перед жизнью. Когда есть цель – ничто не страшно, кроме пустоты очередной неудачи на пути к ней. Но и это не страх, а стресс, с которым надо переспать, и не одну ночь. Вместо женщины. Моя была слишком далеко, но самую большую боль и одновременно волю к жизни давало именно осознание того, что она – там, а я – здесь, и у меня ничего толком не получается. День за днем. Значит, надо подниматься, звонить и идти. Через «не могу». И снова искать любую работу. Все заново.
Правда, за год уже было с кем посоветоваться и кого спросить. Русские тогда, чем могли, помогали друг другу. Антисоветские в разговорах, они еще жили по советским представлениям о взаимопомощи и общения. И в русском Бруклине всегда было к кому зайти согреться и поговорить.
Один товарищ посоветовал сдать экзамены на «Голос Америки» и «Би-Би-Си». А чего тянуть? Теперь, с «жировым» долларовым запасом, я уже мог подумать и об этом. Другой навел на переводы для еженедельного русского журнала «желтой» прессы – о вампирах, НЛО, экстрасенсах, светских сплетнях и прочей чепухе для недоумков или расслабленного чтения в туалете. Но постраничная оплата прикрывала аренду комнаты. А еще один, подумав, предложил пойти работать в русский ресторан, где, как он слышал, нужны официанты.
В Америке нет непрестижных работ. Любая работа уважаема. Сегодня у тебя есть все, а завтра ты тоже можешь оказаться не у дел или банкротом. И здесь все когда-нибудь начинали, в поиске. И даже не раз. Стыдятся только пособия по бедности, велфера, который, особенно во времени, загоняет в отстойную нишу пустопорожней жизни и особого круга общения. Такого же. Без будущего. А этого в Америке не понимают, независимо от возраста. Хотя и не осуждают. У каждого своя жизнь, и никто не имеет права в нее вмешиваться, обговаривая.
Короче, передо мной снова возникли миражи любой работы, на сегодня. А как же еще?
Так, через неделю после студенческого кампуса и должности в деканате, я оказался у входа в Рай. Именно так, «Paradise», назывался ресторан, чуть в стороне от Брайтон-Бич, в глубинке.
Работа оказалась веселой. Заработной платы мне не полагалось, только десять процентов американских чаевых от заказа. Смена – с часу дня до шести утра. Через сутки.
– Посмотрим, – сказал менеджер, бывший фарцовщик из Днепропетровска. – Надеюсь, ты не из интеллигенции?
– Нет, что вы, – искренне испугался я и сунул руки в карманы.
С кухни призывно тянуло чем-то недосягаемо вкусным. Это парни из Шри-Ланки, нелегалы из бывших боевиков «Тигров Тамила Илама», удобряли приправами жареное мясо…
ПРОНИКНОВЕНИЕ
(США, 1986)Я шел на машине по скоростной дороге из Нью-Йорка в Вашингтон. Останавливался, пил кофе и ехал дальше. И вдруг «прижало». Перепил воды. Как назло, пропали придорожные забегаловки и парковки. Я с тихим ужасом, уже суча ногами и ерзая на сидении, понял, что въехал в респектабельный пригород столицы. Дома, все особняки, с открытыми американскими лужайками перед входом. Вдоль трассы не остановишься, встав за машиной. Здесь это не принято. Машина шла ровно, а я – в тартарары.
И тут, недалеко от дороги, возникло помпезное здание, явно общественное. У солидного входа стояли военнослужащие в красивой форме, и они же ходили вокруг. Я понял, что это последний шанс, хотя бы добежать. В общественном здании должно быть то, что нужно человеку в тревожные минуты его жизни. За массивной дверью оказалась проходная с будкой, охраной и крутящимся турникетом. Я проскочил их, почти не заметив, почему-то залетел на второй этаж и очутился среди кабинетов, из которых выходили озабоченные чем-то офицеры с папками. Пришлось одного остановить. Туалет оказался прямо по коридору. Затем, счастливый, поплутав по этажу, воздушно пропорхнул через железки обратно на улицу, на ступеньки. Хотелось жить.
Я неспешно прикурил и спросил у стоявших рядом военных:
– А что это, собственно, за здание?
– Главный Штаб Национальной гвардии США, – ответили они.
СУГГЕСТИЯ
(США, 1987)Один человек мне сказал, что деньги не главное. Главное – душа.
– Оно, конечно, – согласился я и подумал: «Ничто так не отягощает душу, как пустой карман».
Он приехал в США откуда-то из Германии, где, видимо, что-то не сложилось. Немцы, в отличие от русских, не очень любят, когда их безнаказанно обманывают. Просто у них нет привычки начинать жизнь заново. Это слишком накладно.
Вот он и пришел в небольшой офис издательства на Манхеттене, где я подрабатывал переводами и даже просто набором текста. Вечером и ночью, когда освобождались компьютеры. Днем было другое занятие. Платили по минимуму, но если ты выбираешь работу, значит тебе еще есть, что терять.
Зато ему явно было, что приобретать. И для этого понадобился офис с нормальным адресом и секретаршей. Чьей – для него не имело значения. Главное, чтобы клиенты видели, что офис в центре Нью-Йорка и здесь кто-то работает. Значит, не дураки сидят. Дураки должны были приходить. И пачками. С деньгами. Поэтому он предложил хозяину издательства выделить место и телефон, а потом, вечерами после работы, и пространство.
И не под что-нибудь, а под саму Суггестию.
– Значит, так, – сказал он, – люди едут в Америку без английского или без практики. Учить язык на курсах большинству некогда. Не у каждого есть вторая половина или привезенные запасы валюты, которые это позволят. Суггестия – выход для всех. Революционная языковая практика. Вы учите язык, отдыхая и набираясь сил, а не напрягаясь и уставая. Три раза в неделю, если надо – и чаще, в этом офисе мы будем проводить занятия. Люди приходят, расслабляются в кресле, закрывают глаза, а через наушники им льются уроки английского. Под мягкую расслабляющую музыку. Вы дремлете и учитесь одновременно. Месяц – и подсознание впитывает язык. Саша, – он указал на меня, – пишет рекламную заметку в русские газеты и садится на телефон принимать звонки. Его голосу люди поверят. Светлана будет вести учет и оформлять заказы. Я – проводить занятия. Кассеты с разными уровнями языка под продуманную музыку у меня есть. Оплата…
Заметку про революционный метод суггестии в изучении языка через открытые настежь чакры я написал. За символические, во всех смыслах, тридцать долларов. Но принимать заказы отказался. Что-то мне подсказывало, что люди принесут деньги, наберутся группы, пройдет максимум месяц занятий, и земляк из Германии сорвется еще куда-нибудь. А я, голосистый, останусь.
И почти через десять лет, в уже распавшемся Советском Союзе, мне не раз встретилась суггестия. И даже целые комплекты кассет какой-то Илоны, где за приличные живые деньги десятки тысяч людей, засыпая, увлеченно изучали языки. Отдаваясь и отдавая. Наверное, этой Илоной был Он. Но денег на русских они накосили немеренно.
Зато я остался с неотягощенной душой. И пустым карманом. Чистым, как суггестия. И вечным, как поток сознания в информационном поле Вселенной века Водолея, полного знаков и предзнаменований, обещающих то ли кошелек под ногами, то ли кирпич на голову. Главное, чтобы упало само собой. Сверху. И сейчас.
Как курсы позитивного мышления, креативного наполнения, карьерного роста, брендосмесительства или обретения счастья в личной жизни и бизнесе. Но – потом.
– Один человек мне сказал, что деньги не главное. Главное- чтобы душа летала.
– Оно, конечно, – согласился я и подумал: «Вот она и отлетает…».
БУМАЖНЫЙ СОЛДАТИК
(США,1987)Я за рулем уже много лет и попал только в одно дорожное происшествие. Да и то по своей вине. В Америке.
Когда «прижимало» и накапливалось одиночество, а сходиться, даже на время, я ни с кем не хотел, то садился ночью в машину и выскакивал на хайвей. Затем одевал наушник от плеера, где стояли по очереди две кассеты, вывезенные в рюкзаке: песни Булата Окуджавы и Юрия Антонова. И шел по трассе на максимальной скорости минут сорок в никуда, затем разворачивался и обратно. Помогало.