Фарли Моуэт - Шхуна, которая не хотела плавать
Рано поутру мы отдали швартовы, и дизель бодро повлек нас вон из гавани. Полчаса спустя за Коломбьером нам повстречался баркас, у которого, видимо, отказал двигатель. Я подвел к нему «Ишь, ты!» и поставил моих изумленных гостей в известность, что им лучше сойти на баркас, если им не хочется отправиться в Новую Шотландию, куда я держу путь. Они были настолько ошеломлены, что расстались со мной, поупиравшись лишь для видимости.
«Ишь, ты!» оставалось пройти всего три мили, чтобы покинуть французские территориальные воды, так что не миновало и часа, как мы оказались в международных. Жалел я только о том, что своими глазами не увижу, как до разбойничьей шайки дойдет, что мы ускользнули из ее лап.
Вопрос о счетах был в конце концов улажен — после двух лет препирательств. Моя страховая компания уплатила примерно треть запрошенной суммы. Может показаться, что больше я носа не смел показать в Сен-Пьере. Ничего подобного. Когда три года спустя после моего бегства я вернулся туда снимать фильм об островах, первым, кто пригласил меня выпить с ним, был чуть ли не самый кровожадный из пиратов. Эти господа не только не затаили зла против меня, но, наоборот, открыли мне свои объятия, точно блудному сыну. Будучи и по крови и по воспитанию англосаксом, полагаю, я так никогда и не сумею постичь галльского взгляда на вещи.
В результате весенних треволнений планы на плавание в этом году пришлось коренным образом изменить. Для океанского путеществия времени не осталось. Ну и Клэр при всем ее уме и способностях пребывала пока в «салагах» и не набралась достаточно опыта, чтобы сразиться с океаном. А потому я предложил потратить остаток лета на морскую прогулку вдоль южных берегов Ньюфаундленда на запад — с Кейп-Бретон в Новой Шотландии в качестве нашей конечной цели. Кейп-Бретон, насквозь шотландский, казался идеальным местом для зимовки «Ишь, ты!», а также идеальным отправным пунктом для настоящего плавания в следующем году.
За угрюмыми рифами, носящими название Погибшие Дети, если перевести его с французского, мы поставили паруса, очень мило пересекли залив Форчен, обогнули остров Пасс и держали путь на запад, пока не оставили далеко позади места, где имел обыкновение рыскать «Голубой Ирис». Полицейские злопамятны, и не стоит особенно полагаться на их чувство юмора.
Вероятно, потому, что я забыл совершить обычное возлияние Морскому Старику, погода подложила нам свинью, и юго-западный шторм вынудил нас искать приют в маленьком порту Пропихнули у западного входа в лабиринт огромных фиордов, именующийся заливом Д'Эспуар.
Это оказалось роковым для наших планов. Густой туман и (или) юго-западные штормы в сочетании с проливными дождями не позволяли нам покинуть пристань Пропихнули. Многие местные жители побывали в гостях у нас на борту, и один из них рассказал нам, как их селение получило свое название.
Его делит пополам узкий проливчик. И вот как-то ночью в давние-давние времена гигантский синий кит, вероятно думая сократить путь, заплыл в проливчик да и застрял в нем. Ничего приятного ему это, конечно, не сулило, но и местным жителям тоже. Они понимали, что, если он сдохнет и его туша начнет разлагаться, селение на много лет станет необитаемым. Либо он должен был покинуть проливчик, либо люди — свои дома. После нескольких бесплодных попыток отбуксировать его назад за хвост на гребных лодках (ни моторов, ни двигателей тогда еще и в помине не было) все население вошло в воду позади гиганта и пропихнуло его в открытую воду.
В Пропихнули Клэр на опыте узнала, что значит вести хозяйство на маленькой шхуне в неблагоприятной обстановке. Палубы «Ишь, ты!» по водопроницаемости почти не уступали ее корпусу, а потому каюта была вскоре насыщена сыростью, которая продолжала властвовать в ней следующие семь дней почти непрерывного дождя и туманов. Поразительное разнообразие плесени и других грибков заполонило каюту. Выражения, к которым вполголоса прибегала Клэр, соскабливая дюйм зеленой поросли с бекона, хлеба или масла, указывали, что образование, полученное ею в частной школе, было куда более широким, чем я мог предположить.
В тот день, когда она обнаружила густой слой желеобразной плесени в своих туфлях после того, как сунула в них босые ступни, все предыдущие рекорды были побиты. Я лежал на своей мокрой койке и фыркал, пока она не накинулась на меня.
— Давай-давай! — огрызнулась она. — Хохочи во весь свой дурацкий рот, а когда кончишь, посмотрись в зеркало.
Заинтригованный, я стер с зеркала мутные капли и поглядел в него. Увы! Моя рыжеватая борода обрела явно зеленый оттенок.
Испугавшись, что плесень окончательно нас съест, мы бежали из Пропихнули в свободные от туманов и штормов внутренние фиорды Д'Эспуар в поисках тепла и солнечных лучей. И то и другое мы обрели, а проникая все глубже и глубже в таинственные уголки залива, мы настолько влюбились в его бесчисленные проливчики, укрытые бухточки, узкие фиорды между обрывами и в величавые пейзажи, что до конца августа и не думали продолжать наше плавание на запад.
Залив называется Д'Эспуар — заливом Надежды — только на современных картах, но для тех, кто живет в его окрестностях, это залив Отчаяния. Однако название, которое ему дали четыреста лет назад поселившиеся там французские рыбаки, было залив Д'Эспри — залив Духов. Вот оно-то и самое верное, ибо это обиталище духов былого — воспоминаний о прошлом, когда чуть ли не в каждой из его бесчисленных бухточек жило по нескольку семей, потомков французов, жителей острова Джерси, англичан или индейцев племени микмак. И еще там бродят неприкаянные тени беотуков — индейцев, вырезанных до последних мужчины, женщины и ребенка английскими поселенцами.
А когда мы бороздили его темные воды, огромный залив уже почти совсем обезлюдел. Остров Пасс-Май-Кэн, гавань Галле, Грейт-Джерве, Роти-Бей, Барасвей-де-Серф, Локер, Снукс-Коув, Джек-Дэмп-Коув, Лампидос-Пэссидж — все, все опустели. Предзнаменование политически предопределенного будущего, в котором подавляющее большинство еще оставшихся жителей Ньюфаундленда сосредоточится в нескольких десятках «промышленных» городов, расположенных в основном во внутренних областях острова и повторяющих модели современной урбанизации!
Только в глубине залива, в сорока милях от открытого моря, когда-то их кормившего, еще оставались люди. Да, там это был истинный залив Отчаяния. Там в унылых городках Мидлтаун, Сент-Олбенс, Морристаун проживали потомки мореходов, десятки лет назад заманенных в эти грустные места вербовщиками рабочей силы для международной компании по производству бумаги, которой требовались дешевые рабочие руки в лесах. Когда источники хорошей древесины иссякли, компания свернула производство, ни на секунду не задумавшись о людях, которых она оторвала от привычного существования, а затем бросила на произвол судьбы. Старая история, повторявшаяся столько раз! Повторяющаяся и сейчас. История о том, как лишенные совести хищники обводят вокруг пальца простодушных людей и превращают в пустыню их край.
На исходе сентября, когда мы все-таки заставили себя предпринять новую попытку отправиться на запад, в Кейп-Бретон, «Ишь, ты!» наотрез отказалась сотрудничать с нами.
С тех самых пор, когда она обогнула мыс Рейс в самом первом своем плавании, она постоянно демонстрировала упорное нежелание плыть на запад. Мне кажется, она, едва я стал ее владельцем, догадалась, что моим конечным намерением было разлучить ее с родимыми берегами, и она решила, что этому не бывать. Единственное объяснение! Как можно иначе истолковать ее поведение, стоило нам повернуть ее бушприт на запад или хотя бы собраться сделать такую пакость.
В тот день, когда мы вознамерились выйти из залива, «Ишь, ты!» отказалась включить скорость (новый двигатель был снабжен трехступенчатой коробкой передач). Мы разобрали коробку — титанический труд! — и не нашли ничего. А когда собрали заново, скорость включилась, однако «Ишь, ты!» тем временем ослабила килевые крепления и дала такую течь, что мы были вынуждены вытащить ее на берег в Мидлтауне.
И оставить ее там зимовать.
На следующее лето мы предприняли еще одну попытку заставить ее плыть на запад. Вопреки ее отчаянному сопротивлению мы благодаря исключительному своему упорству заставили ее проплыть на запад до архипелага Берджо на полпути вдоль южного берега и милях в восьмидесяти от залива Д'Эспуар. Эта борьба истощила меня и телесно и духовно, так что, когда она на траверзе Берджо буквально разошлась по швам и снова начала тонуть, я в угрюмом бешенстве направил ее к ближайшей суше.
В Берджо не имелось приспособлений, чтобы вытащить ее на берег, а потому мы без толку возились целые дни, стараясь устранить течи изнутри и не продвигаясь в этом занятии ни на йоту. Как-то утром мы проснулись и поняли, что сезон навигации подошел к концу и что в этом году нам не удастся увести «Ишь, ты!» от берегов Берджо хотя бы на дюйм.
