Джон Клеланд - Мемуары сластолюбца
Он с тем большей готовностью предположил содействие, или хотя бы молчаливое согласие леди М., что никогда не видел ни малейшего сопротивления с ее стороны. Его жена была особа с мягким, пассивным характером, полностью подчинившая себя мужу – благодаря той властности, с которой он брал на себя решение всех вопросов. А если она и пыталась проявлять малейшее неодобрение, он быстро укрощал ее вспышками ярости – тем и кончалось.
Когда он, в своей обычной категорической манере, посвятил ее в свои планы относительно будущего леди Гертруды, леди М., в душе которой сей проект вызвал непобедимое отвращение, не стала открыто перечить мужу, в надежде на то, что это не последнее его слово в столь спорном и деликатном вопросе; что по зрелом размышлении он передумает, или, по крайней мере, проявит колебания, вот тогда-то и наступит ее черед и она успеет отговорить его, прежде чем дело зайдет слишком далеко.
Что касается леди Гертруды, то, когда отец выразил ей свою волю – в форме не подлежащего обжалованию приговора, – она была слишком поражена и испугана, чтобы вымолвить хотя бы одно словечко, и это молчание, принятое за знак согласия, сослужило ей скверную службу. Лорд Ф. вызывал в ней ужас не только из-за разницы в годах (возраст жениха мог внушать ей почтение, но никак не любовь), но и благодаря его манере скорее требовать, нежели стараться понравиться. Привыкший ни перед кем не склонять голову, на государственной службе лорд Ф. усвоил категоричность тона и жеста, которую он вкладывал в свои пустые, напыщенные речи, наводившие благоговейный ужас на подчиненных и вызывавшие смех у женщин.
Отвращение леди М. к этому брачному союзу было вызвано ее знанием жизни, тогда как леди Гертруда была им обязана мудрости самой природы, не пожелавшей допустить, чтобы столь юное и прелестное создание было принесено в жертву Амбициям и Корысти, не совместимым со Счастьем, которое можно обрести лишь в обоюдной Любви, начинающейся как страсть, а затем, под руководством долга и чести, переходящей в нежную привязанность.
Лорду Ф. было некогда (даже если бы его раздутое самомнение допустило такую возможность) ухаживать за девушкой, дабы преодолеть холодность леди Гертруды и ее матери. Из Лондона поступила с курьером депеша о том, что государственные дела призвали его в столицу. Поэтому он уехал, не успев заручиться согласием обеих женщин. Впрочем, он и не считал такое согласие жизненно необходимым, всецело полагаясь на лорда М., с которым было достигнуто полное взаимопонимание.
Вскоре семья лорда М. перебралась в Лондон. К этому времени леди М. убедилась, что ее расчеты не оправдали себя; все ее робкие попытки замолвить словечко за несчастную дочь наталкивались на непоколебимую решимость ее мужа, и она содрогалась, думая о последствиях этой решимости для леди Гертруды, которая до тех пор больше грезила, чем жила; произнесенный над ней приговор – жить с палачом – казался ей страшнее смертного приговора.
Убедившись, таким образом, в серьезности намерений своего супруга, уже начавшего подготовку к свадебной церемонии, леди М. чего только не предпринимала: и уговаривала, и раскрывала ему глаза на будущего зятя, и отвлекала его внимание от столь ужасного проекта – все напрасно. Как прежде его не тронуло ее косвенное неодобрение, так теперь привело в бешенство открытое противодействие. Он не допускающим возражений тоном ответил жене, что ничто не удержит его от этого шага навстречу выгоде и карьере.
До глубины души пораженная угрозой счастью нежно любимой дочери, леди М. в этой ситуации подтвердила мнение о том, что, доведенные до отчаяния, самые мягкие, самые ручные натуры способны принимать бесстрашные и непоколебимые решения. Убедившись, что лорд М. не собирается пересматривать и, тем более, менять свое решение, готовая на все, чтобы не допустить этого брака, и исчерпав все иные средства к спасению леди Гертруды, леди М. поняла, что ей больше ничего не остается, как только бежать и скрываться вместе с дочерью до тех пор, пока время, заступничество друзей или сама чудовищность такого шага не откроют ее мужу глаза на его причину. Причину, вынудившую ее подавить в себе долг жены ради исполнения долга матери.
Не было такой силы, которая могла бы помешать леди М. в ее стремлении защитить леди Гертруду от страшной перспективы, преодолевая отвращение, отдать свою руку тому, к кому не лежало и никогда не будет лежать ее сердце. Она поделилась своими планами с моей невесткой, почти дочерью, миссис Уитерс, которую вы знали как миссис Бернард, и обсудила с ней план побега. Сам я прежде исполнял обязанности управляющего имением леди М. в графстве Уорикшир, но по старости удалился от дел; однако миледи с помощью миссис Уитерс убедила меня в настоятельной необходимости этого шага, и, хотя я не скрыл от них, что не могу одобрить бегства жены и дочери супруга и отца, к тому же важного государственного деятеля, я в конце концов был вынужден признать их правоту и оказать им содействие.
Следует отдать должное леди М.: она выразила готовность отказаться от своего плана, если я посоветую какой-нибудь другой путь спасения ее дочери, добавив, что будет только благодарна, если я удержу ее от чреватого многими опасностями шага, которому она, однако, отдает предпочтение перед упреками самой себе в бездействии, если допустит, чтобы ее дочь безжалостно вырвали из материнских объятий и обрекли на жизнь с ненавистным, грубым стариком, по сравнению с чем даже смерть представляется ей более мягким исходом. Возможно, их бегство приведет к тому, что, выпустив пар, лорд М. откажется от намерения строить свою карьеру на несчастье дочери, равно дорогой для них обоих. Она же тем временем свяжется с сыном, лордом Санли, в чьих чувствах и в чьей поддержке абсолютно уверена, и, возможно, тому удастся переубедить отца. Сейчас же главное – не потерять ни одной минуты.
Мне было тем труднее противостоять давлению этих аргументов, что, зная нрав милорда, я не видел другого выхода и понимал, что моя добрая госпожа, доведенная до отчаяния, вынуждена выбирать меньшее из зол. Сочувствие и давняя привязанность к ее светлости не позволили мне уклониться от содействия ей в этой рискованной затее. Конечно, я предпочел бы менее противный моим убеждениям способ спасения леди Гертруды, но, раз такового не существовало в природе, я готов был служить ей.
Время было исключительно дорого. Держаться вместе значило бы увеличить риск, поэтому было решено, что леди М. должна будет сама позаботиться о себе, а леди Гертруда поступит под покровительство моей дочери и вашего покорного слуги. Опасаясь несчастного случая в каком-нибудь морском порту, где будут предприняты самые интенсивные поиски, мы сошлись на том, что я подыщу им надежное убежище в каком-либо глухом углу и стану ждать дальнейших распоряжений ее светлости.
Немногие из женщин отважились бы на такое решение, и еще меньшее их число довели бы его выполнение до конца. Леди М. вела себя так, словно вся ее жизнь была подготовкой к этому поступку, вплоть до последнего момента сохраняя поразительное самообладание, даже безмятежность духа, благодаря чему ее супруг так ничего и не заподозрил. Наконец она вручила мне леди Гертруду и миссис Бернард, дабы я доставил их, в качестве членов своей семьи, в Уорикширское графство, а сама, под видом небогатой женщины, села в дилижанс на Бристоль, взяв с собой надежную рекомендованную мной служанку, которую мы не посвятили в тайну, даже не сообщили настоящего имени госпожи, так что она, в случае чего, не могла бы выдать ее.
Для начала операции миледи выбрала день, когда, по ее сведениям, милорд должен был задержаться на приеме у лорда Ф., которому не суждено было сделаться его зятем. По возвращении лорд М. обнаружил письмо, которым леди М. ставила его в известность о своих мотивах, заверяла в своем глубочайшем уважении и выражала сожаление о том, что ей пришлось прибегнуть к крайней мере. Это не помогло предотвратить у лорда М. приступ ярости и возмущения. Гордость удержала его от публичного скандала, и он срывал гнев на прислуге. Отдав распоряжение немедля начать поиски беглянок, он взял себя в руки и позаботился о том, чтобы тайна не вышла за стены дома, очевидно, рассчитывая на скорые результаты своего преследования. Однако его ждало разочарование: они намного опередили его и приняли меры по сокрытию следов. Кроме того, распоряжение лорда М. выполнялись с гораздо меньшим рвением, так как в глубине души все были на стороне миледи.
Леди М. пришлось убедиться в том, что ее супруг не собирается внять голосу разума. Милорд Санли, с которым она поддерживала связь и который принял сторону матери и сестры, тщетно пытался самым трогательным образом убедить отца: тот оставался непримиримым. Скоро все поняли, что между лордом М. и его женой произошла размолвка, но только самые близкие друзья и родственники знали о том, насколько далеко зашла ссора, тем более, что лорд М. упорно муссировал слухи об отъезде леди М. на воды в Экс-ла-Шапель, для поправления здоровья, и сам он, мол, в скором времени присоединится к ней. Также широко распространилась молва о предполагаемом брачном союзе – сразу после их возвращения.
