Эптон Синклер - Широки врата
Множество людей думало, что Адольф Гитлер Шикльгрубер был душевнобольным. На этом зиждились все их разговоры и письменные высказывания. Когда об этом друзья спрашивали Ланни, он отвечал, что это вопрос терминологии. Если Ади был сумасшедшим, то был чрезвычайно хитрым сумасшедшим. Он узнал о британском обычае уик-эндов, и поэтому сделал правилом объявлять о своих наглых шагах по субботам. Никто из британских государственных деятелей в этот день не мог принять меры, и каждому британскому государственному деятелю оставалось в воскресенье весь день только молиться, размышляя над ужасами войны и приводя себя в состояние ответственности. Ади понял, что они не будут предпринимать никаких действий, хотя будут угрожать и бахвалиться. Конечно, это нужно делать, чтобы быть переизбранными. Какое-то время Ланни Бэдд был введен в заблуждение, думая, что будет исполнен Версальский договор, единственный правовой инструмент, который имела бедная Европа. Французское правительство выступило с призывом к совместным действиям, и французские войска двинулись к границе с Германией. Британские либеральные и лейбористские газеты, которые читал Ланни, все требовали устранения этой невыносимой угрозы. Государственные деятели носились туда и сюда, как муравьи, чьи муравейники были разорены. Они спорили и ругались, делая громкие заявления. Французы обратились в Лигу Наций, чей долг быть на страже закона, а Лига созвала Совет, чтобы принять решение о линии поведения.
Ланни, оптимист, лелеял мечту, что нацизм, наконец, обуздают. Но его расстроило письмо, которое пришло от его английского друга, говорившее: «Что толку напрягаться по поводу немецкого перевооружения, зная, что оно идёт уже в течение многих лет? И не делай ошибку, ожидая каких-либо действий от наших государственных деятелей. Британский лев постарел и потерял почти все зубы».
Ланни не мог в это поверить, и жил в напряжении, которое угрожало его здоровью. Он сочинил длинное письмо Рику, в котором призывал его протестовать: «Бесполезно убеждать меня, убеждай Рамсея, худшего в мире словоблуда, убеждай Саймона, худшего в мире адвоката крючкотвора».
Сэр Джон Саймон, министр иностранных дел Великобритании, провел свою долгую жизнь, запутывая права собственности, и думал таким же образом запутать Гитлера. Или, во всяком случае, так Рик рассказывал про него. Крупные газеты тори были за «умиротворение», а они были газетами, откуда девять десятых британского народа брали свои идеи. Что касается Лиги, то она не препятствовала Японии захватить Маньчжурию, и никогда не собиралась препятствовать какой-либо прожорливой силе захватить то, что она могла захватить. Нацистский тигр выходил из своей клетки маленькими шагами, очень тихо, на мягких лапах, мурлыча самые красивые фразы о своём вкладе в умиротворение джунглей в свободном и открытом сотрудничестве с другими хищниками.
Ланни не мог отказаться от своей надежды. Как мог человек жить в мире, каким его изобразил Рик, в мире, управляемом мошенниками или дураками, или комбинацией из них обоих? Что-то должно быть сделано, и это заставляло Ланни быть недовольным собой. Здесь ему надо было наряжаться и помогать развлекать друзей своей жены. Вывозить ее на приёмы, чьим единственным отличием друг от друга была сумма денег, которая на них была истрачена. Обмениваться ничего не значащими словами с лицами, которые считались distingués, не потому, что они были мудрыми или добропорядочными, а потому, что они научились тратить свое богатство на высоко стилизованные формы одежды и поведения. Ланни пил чай, танцевал и прикусывал свой язык, когда возникали политические темы для разговора. Когда ему становилось в невмоготу, он уходил к себе в студию и колотил по клавишам так громко, чтобы разбудить призраков Марселя Дэтаза, который нарисовал картины, висевшие на стенах этой студии, и пра-пра-дяди Эли Бэдда, который подарил Ланни большинство замечательных книг, которые стояли на полках, занимавших остальное пространство стен.
Ирма пришла к пониманию, что вытащила странный билет в брачной лотерее. Она понимала, что он должен был выпустить пар, и не возмущалась оглушительными звуками, разносившимися по поместью. Но через час или два, когда она думала, что из него весь пар вышел, она появлялась в дверях студии, одетая в китайские шелковые одежды с великолепной вышивкой, плюс пара купальных тапочек, за рукой с прекрасной маленькой дочерью, только что отпраздновавшей свой пятый день рождения, пригласив всех аристократических детей Канн и Мыса Антиб. «Давай, Бетховен», — скажет она, или Шопен или Лист — то, что случайно угадает. И, конечно, Ланни не сможет устоять перед таким снисхождением. Он быстро оденет купальный костюм, и они помчатся к синему Средиземному морю, температура которого была такой, как надо, в это время года. Так, внук Бэддов забудет все зло мира и последует совету, данному Александру Македонскому:
Таиса, цвет любви, с тобой,
Возьми, что дарит тебе бог![61]
VIВремя от времени, в какой-нибудь газете или журнале, главным образом, левом и принимающем желаемое за действительное, Ланни натолкнётся на какое-нибудь сообщение о подпольном движении в нацистской Германии и большом успехе, которое оно достигло. И тогда внутри него что-то согреется, и на несколько часов в душе у него наступит глубокий внутренний мир. Он продиктовал письма и разослал фотографии картин, которые он рекомендовал своим клиентам, и к апрелю нашел покупателей на еще три произведения Геринга. Он начинал беспокоиться, не слыша ничего от своего коллеги-заговорщика. Но, наконец, пришло сообщение, похожее на другие: «Если вы увидите герра Шмидта, арт-дилера, скажите ему, что у меня есть еще несколько эскизов, которые, я надеюсь, его заинтересуют. Мюллер».
Ланни подготовил свою жену, рассказав ей о полученных заказах, и предложил поездку в Германию весной. Ирма, со своей стороны, подготовила более сложную программу. Ее мать во дворце Лонг-Айленда возмущалась, что ею пренебрегают, и что она не видела свою обожаемую внучку в течение почти года. Ирма боялась везти ребенка в Америку из-за страха похитителей. Но теперь они, оказалось, все были пойманы, и Ирма была не таким человеком, чтобы беспокоиться о чём-либо слишком долго. Она предложила: «Давай поедем и проведём там, по крайней мере, часть лета, и посмотрим, как Робби ладит со своей работой».
Они посетят Берлин, а затем отправятся морем из Бремена, или из Лондона, если Ланни захочет увидеть Рика. Они, конечно, поедут на автомобиле, и в то время, как они обсуждали, как ехать, через Париж или Вену, пришла открытка от Пьетро Корсатти, американца итальянского происхождения, который представлял нью-йоркскую газету в Риме. Они ничего не слышали от него в течение длительного времени, но никогда его не забудут из-за его роли в их браке. А теперь на обороте его открытки была цветная картинка, заманчиво показывающая голубое озеро, небольшой остров с огромным дворцом с красной крышей, увитый виноградными лозами, а за ним зеленые горы увенчанные снегом. Название острова было «Изола Белла» — Красивый Остров — и внизу «Пит» написал: «Ещё один большой трёп. Почему бы не приехать и не послушать?»
Ирма, которая редко читала газеты, не поняла, что это означало. Ланни объяснил, что в городе Стреза, на озере Лаго-Маджоре в итальянских Альпах, собрались государственные деятели Великобритании, Франции и Италии в стремлении согласовать программу, чтобы удержать Гитлера и заставить его вести себя, как следует. Предложение Пита зародило искру в душе любителя публициста. В течение многих лет он имел обыкновение украшать эти международные сборы своим легкомысленным присутствием. Он был знаком с большинством корреспондентов и некоторыми дипломатами, и ему было интересно видеть историю в развитии. Он сказал: «Уикторп, вероятно, будет там с британской делегацией». Ирма ответила: «Поехали!»
После споров, продолжавшихся полдня, они побросали свои вещи в сумки: и зимние, и летние вещи, потому что, в это время в Италии было тепло, но на альпийских перевалах лежал снег. Нет необходимости составлять детальные планы. Они будут свободны, как ветер, и в свое время дадут инструкции, по почте или телеграфом, что паковать, что делать с ребенком стоимостью двадцати три миллиона долларов и обслуживающим ее персоналом. Бьюти останется в Бьенвеню, еще не решив, что делать. Может быть, она поедет в Англию навестить Марджи, когда туда прибудут Ирма и Ланни. Такова была восхитительная жизнь богатых. Когда станет жарко, они поднимутся и переедут на север. Когда подуют холодные ветры, они снова вернутся на юг. Они были перелетными птицами, красивыми и элегантными перелетными птицами, для которых был создан современный мир.
VIIСначала их маршрут пролегал вдоль Лазурного берега, знакомый Ланни, как его пять пальцев. Потом пошла итальянская Ривьера, полная захватывающих воспоминаний. На границе у пограничников были маленькие книжки с алфавитным указателем нежелательных личностей. Но грехи Ланни были одиннадцатилетней давности, и он надеялся, что в эту книжку он не попадёт, и не попал. Они проехали через перевалы в Милан в самое прекрасное время года, с фруктовыми деревьями в полном цвету, превращая скромный сад в волшебное место, наполняя воздух восхитительными ароматами. Ланни любил эту страну и ее народ, по крайней мере, бедняков, таких веселых и дружелюбных, и вступал с ними в разговор, когда ему предоставлялся шанс. О своей ненависти тех, кто был у власти, он помалкивал даже наедине с женой, которая считала все власти необходимыми, иначе всё развалится.
