Йозеф Томан - Сократ
В подходе молодого К. Маркса к философской борьбе вокруг творческого наследия Сократа наряду с продолжением и развитием гегелевской критики субъективного идеализма Ф. Шлегеля весьма примечательны и те аспекты, где он, существенно расходясь с Гегелем, с атеистических позиций критикует попытки (в частности, Баура) христианско-теологической интерпретации воззрений античных философов.
Высокая оценка вклада Сократа в историю философской мысли и критика различных оценок и интерпретаций его воззрений по аналогии с христианством имеются и в последующих произведениях К. Маркса78. Так, в "Немецкой идеологии" К. Маркс критикует позицию мелкобуржуазного идеолога М. Штирнера, в частности, за то, что в его трактовке античной философии "Сократ превращается в Лютера, который превозносит сердце", и подобными аналогиями "вскрывается" "в христианстве ход развития, подобный развитию древности"79.
Основные аргументы этой критики К. Маркса, по существу, сохраняют свое значение также и в отношении к различным последующим теологическим трактовкам взглядов Сократа и Платона, в которых — с теми или иными вариациями и модификациями — воспроизводятся прежние идеи и положения.
Так, с теологических позиций сравнение платонизма (включая и взгляды платоновского Сократа) с христианством и "суждения о платонизме с точки зрения христианской веры" обстоятельно представлены в работе немецкого философа XIX в. Генриха фон Штейна80. Характеризуя софистику как болезнь переходного периода в развитии греческой философии и выступая против всякого сближения Сократа и софистов, Штейн говорит о "мнимом субъективизме" Сократа, для которого "собственное я никогда не было самоцелью и собственным объектом исследования, но лишь исходным пунктом, использованным им для того, чтобы возвыситься к вечному и божественному, объективному и абсолютному"81.
Именно такого подлинного Сократа, по оценке Штейна, "полностью понял и преданно воспроизвел" только Платон, его наиболее громкий и безусловный почитатель82.
Высказывания Сократа "как замечательное произведение богословской литературы" трактовал английский исследователь проблем этики XIX в. Д. С. Блэкки83. Сократ характеризуется им как "отец нравственности" и вместе с тем как теолог-моралист84, философ-моралист, писал он, не может обойтись без бога, как "всеподчиняющего себе и всеобъемлющего первоначального факта", и повсюду "теология служила основанием нравственности, а из всех теологов-моралистов Сократ был лучшим теоретиком и наиболее состоятельным практиком"85. Отсюда и его замечание о том, что Аристотель — продолжатель этики Сократа и Платона — был ниже их главным образом из-за недостатка "религиозного чувства"86.
В этом теологическом духе Блэкки характеризует Сократа как "величайшего из языческих проповедников", "великого пророка-созидателя", сближает Сократа с апостолом Павлом и религиозным реформатором Кальвином, говорит о его "великом нравственном апостольстве", сравнивает его борьбу с софистами с антагонизмом между первыми проповедниками Евангелия и книжниками, фарисеями87.
Также и столкновение Сократа с афинской демократией Блэкки освещает в религиозном ключе: "Его требование святого почитания закона… совпадает с требованием апостола Павла, но находится в прямом противоречии с правилами, усвоенными демократией, как древней, так и новейшей: демократии не по сердцу никакое благоговение; увлеченное страстью большинство готово счесть за узурпацию каждый закон, накладывающий тормоз на стремления этого большинства или узду на его своеволие"88. Но в те времена в Афинах дух терпимости и свободомыслия был так силен, что осуждение на смерть "честного мыслителя единственно за иноверие было не извинительно и не может быть иначе объяснено, как глубокою личною враждой со стороны обвинителей и как грубейшим предубеждением со стороны судей"89.
Солидаризируясь с подобным религиозно трактуемым антидемократизмом Сократа и считая его осуждение фактически и юридически не обоснованным, Блэкки видит в суде над афинским проповедником божественной истины и добра наглядное предостережение против слепой веры в формулу: "Глас народа-глас божий"90.
Большой набор прямых аналогий и близких сопоставлений Сократа и Христа имеется и в работе "Сократ и Иисус Христос", где, в частности, утверждается, что "из всех детей Адама вне Израиля, кроме Сократа, нет никого, кто бы так близко подошел к истинному богу"91. Причем Сократу, помимо прочих прохристианских добродетелей и подвигов, прямо приписывается желание "на добродетели основать общество, Церковь, друзей, которые бы с почтением сохраняли память об основателе их учения"92.
С позиций религиозной этики интерпретировал Сократа и известный датский философ С. Кьеркегор. Как и Гегель, он характеризовал Сократа как интереснейшую личность, раскрывая, правда, такую оценку в духе своего религиозного экзистенциализма. Интересное, по Кьеркегору, — это пограничная категория, межа между этикой и эстетикой93. Разумеется, замечает он, стать интересным или иметь интересную жизнь — это не задача для искусственного усердия, но лишь судьбой определенное преимущество, которое, как и всякое другое преимущество в сфере духа, оплачивается глубокой болью. Такова и жизнь Сократа, интереснейшая из всех проведенных на земле. Эта экзистенция (существование) была указана ему богом, и в той мере, в какой Сократ овладевал ею, он претерпевал невзгоды и боль. Казнь Сократа с данной точки зрения предстает как неизбежная плата за интересную жизнь.
Придавая (в духе своего экзистенциализма) принципиальное значение различию между философскими позициями Сократа и Платона, Кьеркегор видит это различие в том, что Сократ существенно акцентировал внимание на экзистенции, тогда как Платон, забыв об этом, затерялся в спекулятивном.
В своей религиозно-этической интерпретации сократовской майевтпки Кьеркегор акцентирует внимание на близких его собственному мировоззрению моментах предсуществования и бессмертия души как необходимых предпосылках познающего воспоминания в трактовке Сократа94.
Сократ, отмечает он, был и оставался повивальной бабкой в процессе познания истины и добра — не потому, что он не обладал позитивным, а потому, что он понимал: такое отношение к другому человеку — наивысшее из всех возможных взаимоотношений между людьми. Сократ не учитель и не друг для другого: "он не дает, а берет"95, принимает то, что рождается у другого. "В этом, — писал Кьеркегор, — глубинный смысл сократовской мысли, в этом его благородно осуществленная гуманность, которая не ищет суетно для себя общество умников, но чувствует себя в своей тарелке также и с дубильщиком кожи"96.
Для Сократа каждый человек — центр самого себя, и лишь благодаря связи с ним весь мир получает некий центр, поскольку человеческое самопознание это богопознание. "Так, — утверждает Кьеркегор, — понимал себя Сократ и так должен понимать себя каждый человек — во все времена одинаково смиренно и одинаково гордо"97. В этой связи он обращает внимание на то, что Сократ имел мужество и благоразумие, довольствуясь собой в себе, представать вовне в отношениях с другими в виде глупейшего человека.
Цель всех вопросов, подчеркивает Кьеркегор, — в выявлении того, что спрашиваемый сам должен обладать истиной. И Сократ показал, что в основе каждый человек такую истину имеет. При этом, заключает Кьеркегор, обнаруживается, что "учитель — это бог, который дает и условие, и истину"98.
Кьеркегоровский подход к Сократу был в дальнейшем воспринят и продолжен рядом экзистенциалистов религиозной и светской ориентации.
Если в просократовской позиции христианского экзистенциалиста и моралиста С. Кьеркегора рационалистические стороны творчества Сократа, по существу, игнорируются и обходятся, то Фр. Ницше в отличие от этого все свое критическое внимание сосредоточивает прежде всего против сократовского морализма и рационализма.
Ницше — один из самых ярых антисократиков во всей долгой истории споров вокруг афинского философа. Он во многом сознательный антипод Сократа и на протяжении всего своего творчества настойчиво, последовательно и зло атаковал его воззрения и вообще сократовское начало в философии и жизни.
В своем обзоре истории древнегреческой философии и культуры Ницше относит Сократа (наряду с Фалесом, Анаксимандром, Гераклитом, Нарменидом, Анаксагором, Эмпедоклом и Демокритом) к числу тех "типичных философских голов"99, которые появились в Древней Греции и усилиями которых было создано все наиболее существенное в области тогдашней философии. Уже ученик Сократа Платон, согласно Ницше, это не "чистый тип", а лишь "смешанный характер", сочетающий в себе черты Гераклита, Пифагора и Сократа. "С Платона, — писал он, — недостает философам чего-то существенного в сравнении с тем, чем была республика гениев от Фалеса до Сократа"100.