Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана
– Ого-го-гой! – загоготал Шишмарев, за всю свою долгую жизнь не отучившийся радоваться каждой удаче.
Раздутые до чудовищных размеров глубоководные окуни… сильные юркие сельди… пестрые с тигровой шкурой зубатки… молочно-белая плоская, как блин, камбала… пятнистая могучая пикша… мраморно-серая ледяная треска – и все это бьется под ногами, страшно выпучивая глаза, жадно дышит.
– Начинай!..
Хмыров, чувствуя, как быстро холодеет нижняя часть тела, погруженная в рыбный завал, лезет в самую его середину. Корепанов прибегает ему на помощь, и вдвоем они становятся на подброс. Погрузившись до пояса в сугроб живой рыбы, которая зубами цепляется за клеенчатые штаны, они ловко орудуют пиками. Подхватив на острие какую-нибудь треску – а в треске этой полтора пуда весу, – они бросают рыбину на узкий стол рыбодела; только и слышится: шлеп, шлеп…
Шум волн заглушает дробный перестук ножей.
Хмыров тоже берется за нож. Он работает здесь же, на палубе, прижимая рыбу ногой, – прием норвежских рыбаков, которому научил его когда-то Никонов. Матрос изредка бросает взгляд на девушку, стоявшую неподалеку. С красным, словно обожженным лицом, она равномерными взмахами ножа распластывала живот треске, добираясь до истекающей жиром печени.
– Ну, чего по сторонам смотришь! – снова набросилась на него тетя Поля. – Вон бы тебя туда, на миноносец, а то совсем разленился с нами, с бабами… Эвон, эвон, как их, сердешных, море швыряет. У пушек все – и спрятаться негде…
Так говорила она, совсем забыв о том, что одно и то же море бросает миноносец «Летучий» и траулер «Рюрик», и кому труднее – кто его знает!..
* * *К вечеру следующего дня, закончив охрану траулеров, эсминец швартовался к пирсу маленькой неуютной гавани, затерянной на карте в излучинах берегов. Давая последние обороты винтам, под горячими палубами устало вздыхали машины. Впервые за несколько суток откидывались в бортах броняжки иллюминаторов и в кубрики врывался свежий воздух.
А над водой гавани высились аспидно-черные скалы, в ущельях которых никогда не таял снег, чайки оглашали окрестности печальными криками, вода в бухте была смутная, непрозрачная…
Откинув на затылок мокрый капюшон, Пеклеванный подошел к командиру:
– Товарищ капитан третьего ранга, разрешите до утра уволиться в главную базу?
Бекетов с мостика не сходил – стоял, привычно обхватив рукояти телефона, и смотрел с высоты, как матросы боцманской команды драили швабрами и без того чистую после шторма палубу.
– А вы комнату уже получили? – спросил он.
– Все обещают…
– Ну, а когда дадут комнату – свадьба?
– Конечно, – сказал Артем, но, вспомнив недавнюю ссору с Варей, спохватился: – Правда, об этом мы еще не говорили…
Бекетов улыбнулся, но отрицательно покачал головой:
– Нет, Артем Аркадьевич, в базу уволить не могу…
И он пошел к трапу, на ходу давая указания своему помощнику капитан-лейтенанту Францеву:
– Пора выстирать тенты… Флаги сигнальщикам просушить… Поручни окислились… Мясо на рострах прикрыть… Команде можно спать…
– Товарищ капитан третьего ранга, – снова потерянным голосом начал Артем, – я смог бы вернуться к одиннадцати…
– Я уже сказал! – ответил Бекетов, распахивая дверь в коридор салона.
Пеклеванный раскурил папиросу, лениво осмотрелся – ну и место! А вон барак, солдаты рубят дрова; какой-то «морской охотник», номер его 216… «Вахтанга Беридзе катер, – вспомнил лейтенант и печально вздохнул: – Зайти, что ли?..»
Радисты уже тянули на корабль телефонный провод.
– С базой? – спросил Артем, тоже потянув провод.
– И с базой, – ответил старшина радистов.
«Вот и позвоню», – решил Пеклеванный; когда эсминец был подключен к береговой сети, он занял место у аппарата, долго кричал в трубку:
– Алло, база!.. База?.. Соедините с поликлиникой флота… По-ли-кли-ни-кой!.. Да-да!..
В трубке что-то шипело, потрескивало, далекий женский голос ответил не сразу:
– Поликлиника флота слушает…
Артем сорвавшимся голосом спросил:
– Мне Китежеву… Варвару Михайловну…
Опять тоскливое ожидание. Пеклеванный терпеливо ждет, – тыкая в пепельницу погасшим окурком, думает: «А вдруг нету?.. А вдруг ушла?..» И ему становится страшно. «Потому что люблю», – отчаянно решает он и слышит:
– Китежева у телефона!..
– Варя! – мгновенно просияв, кричит Артем. – Золотая моя, здравствуй!.. Что? Что? Не слышу…
– В шахматы перекинемся? – предлагает, выходя из ванной, распаренный штурман.
– Иди к черту, – отпугивает его Пеклеванный и снова приникает к трубке: – Да нет, это не тебе, это тут…
Варенька что-то говорит ему, но голос глушится расстоянием. Нет никакой возможности вникнуть в смысл ее слов, только один тон ее речи – ласковый и в чем-то укоряющий – заставляет Артема понять, что она уже не сердится на него, что она прощает ему, что она любит его.
– Да, да… да, да, – время от времени повторяет он, боясь, что она повесит трубку; а ведь ему совсем неважно, что она там ему говорит, а вот голос… один голос!
«Люблю», – снова думает он.
Но когда разговор закончился, ему стало еще тоскливее. Он долго слонялся по кораблю, даже не снимая реглана, потом сказал дежурному офицеру, что сходит на «охотник» и скоро вернется… На «охотник» его не пустил часовой.
– В чем дело? – искренне возмутился Пеклеванный. – Вы же видели, что я сошел с эсминца, и… вообще, что это значит?
Но едва он снова ступил на трап, как часовой снова крикнул:
– Назад!
– Ну, тогда доложите старшему лейтенанту Беридзе, что к нему пришел его друг по училищу Пеклеванный.
Дверь катерной рубки распахнулась, и на палубе появился старший лейтенант Беридзе.
– Вах, – сказал он, – другом-то ты никогда мне не был, а вообще хвалю, что зашел. Пропусти его! – приказал он матросу и пошел навстречу гостю, еще издали протягивая смуглую руку.
Чувствуя, что его самолюбие сильно задето, Пеклеванный сказал:
– Ну и вахтенные у тебя!
– Это не вахтенные, – засмеялся Вахтанг, – это, брат, дисциплина такая… Что, не нравится?
– Да нет, все по уставу.
– А я люблю устав… Ну ладно, проходи!
Он пропустил его впереди себя в низенькую тесную каюту, наполовину занятую раскинутым столом. На столе лежал мелко нарезанный хлеб, стояла раскрытая банка с тушенкой, краснела пузатая жестянка с элем.
На крохотном диванчике, положив на радиатор ноги в шерстяных носках, сидел скромно одетый пехотный офицер. Пригладив рукой светлые волосы, он как-то застенчиво назвался:
– Лейтенант Ярцев.
– Мой лучший друг, – представил его Вахтанг и достал из шкафчика третий стакан: – Наливать?
– Эль?.. Никогда не пробовал, – признался Артем.
Выпили.
– Ну как? – спросил Вахтанг.
– Да ничего вроде.
– Недавно, – сказал Ярцев, улыбнувшись, – мне пришлось пить настоящий баварский мюншенер. Это куда лучше!
– Где это вы его пробовали?
Вахтанг похлопал Пеклеванного по плечу:
– Где – лучше не спрашивай. Нам с тобой там не бывать.
– Почему? – сказал Ярцев. – Мы все там побываем. Рано или поздно, а побываем.
– Вы что имеете в виду? – спросил Артем.
– Я имею в виду наши искони русские Печенгские земли.
– Но, – добавил Вахтанг, – уже без мюншенера.
– И без егерей, – добавил Ярцев.
Все рассмеялись, и Артем как-то невольно проникся уважением к этому скромному офицеру.
– Ярцев… Лейтенант Ярцев, – начал вслух вспоминать он, – простите, вы не тот Ярцев?..
– А какой тебе нужен? – вступился Вахтанг.
– Вы простите меня, – повторил Артем, – но я где-то слышал о Ярцеве-разведчике.
– Может быть, и я, – уклончиво ответил пехотинец; потом, явно переводя разговор на другую тему, спросил: – Вы знаете, что семнадцатого августа президента Финской республики посетил «великий молчальник»?
– Кто этот молчальник?
– Так зовут фельдмаршала Кейтеля, – пояснил Ярцев. – Интересно, что он посетил Маннергейма по личному указанию Гитлера. Для того чтобы выслушать мрачное известие: Суоми отныне уже не считает себя связанной с Германией прежним договором. Я имею в виду договор между Рюти – и Риббентропом…
– Что ж, – заметил Вахтанг, накладывая гостям тушенку, – после этого следует ожидать, что финны попытаются завязать с нами мирные переговоры.
– Вполне возможно, – поддакнул Пеклеванный. – Но только непонятно, зачем нужны нам эти переговоры?
– Для мира, – отозвался Ярцев.
– Но мир мы можем завоевать оружием, а не бумажкой.
– А эль-то крепкий, – сказал Вахтанг, кивнув на Артема.
Ярцев не улыбнулся и мягко возразил:
– Ведь важно не то, что мы можем пройти Финляндию из конца в конец, а важно то, что, идя на переговоры, мы еще раз докажем финнам свое добрососедское отношение. И, по-честному говоря, финны не такой уж плохой народ, как у нас многие думают… Впрочем, – закончил он, – время покажет!
