Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость
И набрав новую порцию воздуха:
- Я ему провод зажигания перекусил!
О, Господи, «кучер»! Я едва не теряю сознание. Меня охватывает запоздалое раскаяние. Кто бы мог подумать: Этот парень может реагировать и даже беззаветно...
Ладно. Мы остались, в любом случае, лидерами этой гонки.
Быстрее чем ожидалось, оказываемся на вылетной магистрали.
Надо бы уже успокоиться, но я киплю от ярости и волнения. Повсюду одно и тоже: Пока таким вот братишкам не прижжешь их задницу, они мозги не включат. И пока на шее у них не затянется удавка, они не заметят, что уже вовсю запахло жареным.
Замечаю, что невольно размахиваю правой рукой, и прилагаю усилия, чтобы успокоиться.
- Однако нам все это могло бы выйти боком, Бартль!
- С чего бы это? Все же, у нас – автомат, господин обер-лейтенант – а у них был всего лишь маузер.
Этот Бартль – он совершенно спятил!
- А может нам следовало остаться, господин обер-лейтенант?
Я обессилен. Ну и придурок! Но дьявол его знает, что могло бы случиться без его угрозы автоматом?! Только бы не начали теперь нас преследовать! Нам надо как можно быстрее смыться с этой дороги!
Жаль, что Старик не видел этого спектакля. Ему следовало бы увидеть этот номер! Вот уж порадовался бы! Среагировали точно, мгновенно, молодцевато. Номер разыграли как по нотам и все абсолютно в его вкусе.
Этот тупой гауптман из патруля сначала вовсе не признал нас как Морфлот. А когда он, наконец, понял, какому соединению мы принадлежим, это должно быть полностью выбило его из колеи. Конечно – так и было! Для этого мешка с говном мы, на первый взгляд, были своего рода франтирерами. Этого «гауптмана-ночной горшок» следовало немного поучить! Урок по теме: Преобразование германского военного морского флота! И там имеется не только синий цвет... Наши комбинации форменной одежды, конечно, полный отстой!
Бартль одет в форменку, которую носил еще на борту подлодки, «кучер» одет в форму артиллериста Морфлота. Можно более-менее говорить о наличии формы у меня. Только эта форма не напоминает ни форму африканского корпуса, ни Морфлота, и, кроме того, мои тряпки совершенно замызганные и вонючие.
Полувзгляд в зеркало заднего вида на корму, на Бартля. Никакого сомнения, Бартль ухмыляется, небрежно развалившись в своем углу. Наверное, пришел в хорошее расположение духа. Но нет, внезапно Бартль орет как бортовая пушка:
- Эти тыловые крысы разыгрывают из себя шутов! У него точно не все было в порядке с головой!
И затем Бартль хочет знать, хотел ли патрульный фельдфебель, в самом деле, схватить нашу сумку. Кажется, такого вроде не было!
- Ни капли. Он просто на какой-то миг оторвал свой плавник от кобуры!
Отчетливо слышу, как Бартль восхищенно свистит.
Вспоминаю жалобы Старика на то, что все больше отпускников не возвращаются из отпуска, так как вступают в столкновения с патрулями! Теперь подобные жалобы и возмущения больше не удивляют меня. В свое время централмаат из поезда с отпускниками с фронта был арестован, потому что он, когда такой вот парень в каске зашел в его купе, даже не встал. Это должно быть была замечательная картина, когда маат, далеко вытянув от себя ноги, глубоко засунув руки в карманы брюк, просто сидел с наплевательским видом... Все произошло в скором поезде из Парижа в Берлин. Маат остался сидеть в такой же позе, когда на него стали орать, и совершенно спокойно подал свои бумаги вскинув руку и порекомендовал гауптману патруля: «Только запишите все правильно: То, что там написал наш командир, можете просто выбросить в корзину для мусора!»
Так, по крайней мере, мне рассказал Старик. После чего централмаат был арестован и высажен из поезда. Но командир подлодки не захотел выходить в море без своего централмаата. Поднялся целый телефонный и телетайпный вихрь, и все это шло до тех пор пока командир не вытащил своего маата из тюряги и тот не появился, с геройским видом, во Флотилии.
Но судьба, к сожалению, сыграла с этим упрямцем злую шутку, потому что спустя неделю подлодка затонула.
Чем дальше удаляемся от Нанси, тем спокойнее я становлюсь. И теперь на меня наваливается нервное истощение: Я буквально измотан до смерти.
Боль снова наваливается на меня.
В Нанси мы, конечно, нашли бы госпиталь – но после столкновения с этим чертовым патрулем мы должны убираться отсюда и как можно дальше. И, кроме того: Дьявол их знает, как быстро янки продвинутся вперед и наделят террористов реальной властью...
Пока Бартль сзади болтает что-то «кучеру», позволяю мыслям свободно витать: Моя покупка свитеров является мне внезапно как некое абсурдное, навязчивое действие. Зачем только я накупил все эти свитера из ангоры? На кой черт? Опьянение свободой? Жадность?
Возникло ли это внезапно возникшее чувство из-за Симоны, когда я вдруг увидел все эти пестрые вещи в витрине? Или это было чарующее воздействие интерьера магазина?
Определенно лишь одно: Только из-за Симоны я и скупил все свитера. Ничто иное она не носила так охотно как такие вот мягкие свитера из ангоры без рукавов – и мысленно вижу мягкий овал ее грудей, мягкость ангорской шерсти, бархатную кожу Симоны... Как хорошо все это гармонировало в целом. Я могу, словно наяву, почувствовать на тыльной стороне ладони эластичную шерсть свитера, а в следующее мгновение уже всей площадью ладони тугую, округлую грудь Симоны: Ее твердый сосок, который тереблю, плотно зажав указательным и средним пальцами...
Если однажды Симона все-таки станет свободна и вернется в Фельдафинг, то для нее там уже будут приготовлены свитера на выбор. И точно того вида, который она так сильно любит. Я сумею защитить их от моли: с помощью нафталина! А нафталин постараюсь уж где-нибудь раздобыть...
Внезапно меня словно электрический ток пронзает: Где пакет?
В первом порыве приказываю остановиться.
- Что случилось, господин обер-лейтенант?! – встревожено восклицает Бартль.
- В машине нет свитеров!
- Что за свитера?
- Позади Вас лежит пакет – коричневая бумага, достаточно небрежно завернута?
- Нет, господин обер-лейтенант.
- Выйдите, и точно убедитесь!
Спустя некоторое время Бартль кричит:
- Ничего такого нет, господин обер-лейтенант!
Мысли начинают вращаться в своей круговерти: Из магазина я взял пакет с собой. Никакого сомнения: Я могу ясно почувствовать его тяжесть в правой руке. Так, а в ковчеге... Но затем я присел на скамью... И внезапно понимаю: Я забыл его на скамье! Он был у меня в руке – вот только зачем? -, и там я положил пакет рядом с собой...
- Значит, он лежит на скамье в Нанси! – говорю громко.
«Кучер» ошарашено смотрит на меня.
- Повернем назад, господин обер-лейтенант? – интересуется Бартль.
- И попадем прямо в руки военной полиции?
Бартль морщит лицо таким странным образом, который я никогда прежде у него еще не видел – так, будто хочет вывернуть себе нижнюю челюсть.
- Короче, рвем дальше! – командую «кучеру», так как он полностью сбросил газ. Но «кучер» никак не может завести двигатель...
Если бы только Бартль не устроил весь этот театр, то пакет со свитерами был бы теперь в машине. А мне надо было сохранять присутствие духа несмотря ни на что.
И тут же корю себя: Что за бред ты несешь? При чем здесь бедняга Бартль! Я сам должен был быть более внимательным!
Если только это не намек на нечто более серьезное! – Неужели судьба затевает что-то новое? мелькает странная мысль.
И я говорю, повернувшись к Бартлю:
- Что с возу упало, то пропало!
Хорошо хоть то, что Бартль не знает, что за покупка там была.
Тоскливая печаль охватывает меня.
Потеря свитеров – плохое предзнаменование: Симона мертва!
Мы все подохнем, в конце концов! Но тут же ругаю себя за такое малодушие: Какие глупости ты несешь! Твои проклятые суеверия! Жалкий дар предвидения! Как могут эти дурацкие свитера быть связаны с Симоной?! Симона их ни разу не одевала, даже просто не брала в руки. И вообще, вся эта покупка была, по любому, каким-то бесовским наваждением...
Пытаюсь переключиться на другие мысли, и в тоже время замечаю, что глаза схватывают в неспешном проезде: Широкая рыночная площадь с низко обстриженными липами, покрыта ровным, светло-красным, как на картинах Гогена, изображавшем моря южного полушария, песком. Каменные вазы с кустами самшита окружают вход в ресторан под маркизой цвета красного вина. Почти во всех домах ставни закрыты. Чрезмерно большая, покрытая зеленой патиной конная статуя. Можно легко представить себе скачущего галопом навстречу нам из этих кустов всадника.
Luneville .
Но у нас совершенно нет времени для осмотра замка и парка. От парка вижу лишь высокие каменные ограды сада, сплошь покрытые, вплоть до верха, плющом. За стенами должна, очевидно, находиться уходящая вдаль идиллия – но не для нас.
