Каирская трилогия - Нагиб Махфуз
Ибрахим Аль-Фар поднялся и подошёл к ближайшему столику, на котором стояла коробка с нардами, принёс её им и спросил:
— Ну, кто сыграет со мной?
Ахмад, который редко участвовал в их играх, неодобрительно произнёс:
— Отложи ненадолго игру. Нельзя же занимать этим себя в начале нашей встречи.
Аль-Фар вернул коробку с нардами на место. Затем к ним подошёл слуга-нубиец с подносом, на котором были три стакана чая и рюмка виски с содовой. Мухаммад Иффат с улыбкой взял себе рюмку, а трое друзей взяли по чаше чая. Эта церемония с раздачей чая повторялась каждый вечер и весьма смешила их. Вертя рюмку в руке, Мухаммад Иффат сказал, указывая на чашки чая, что держали друзья:
— Да смилостивится Аллах над теми временами, которые научили вас приличиям!
Глубоко вздохнув, Ахмад Абд Аль-Джавад сказал:
— Эти времена научили всех нас, и в первую очередь тебя, ведь ты был весьма грубым…
Примерно в одно и то же время в течение года врачи наказали им отказаться от спиртного, только вот врач Мухаммада Иффата разрешил своему пациенту принимать по рюмочке в день. Тогда Ахмад Абд Аль-Джавад полагал, что врач его друга был более снисходительным, чем его собственный. Он пришёл к нему, однако врач серьёзно и решительно предостерёг его: «Ваше состояние отличается от состояния вашего друга». Когда просочился слух о его визите ко врачу Мухаммада Иффата, это стал объектом долгих обсуждений и шуток. Ахмад Абд Аль-Джавад со смехом сказал:
— Ты, без сомнения, дал своему врачу большую взятку, чтобы он позволил тебе выпивать по рюмочке!
Аль-Фар, глядя на виски в руке Мухаммада Иффата, прямо-таки застонал:
— Ей-Богу, я практически забыл что такое опьянение!
Ахмад Абд Аль-Джавад шутливо заметил:
— Эх ты, буян, испортил себе всё покаяние этими словами.
Аль-Фар взмолился о прощении перед Господом, затем безропотно пробормотал:
— Слава Аллаху…
— Мы стали завидовать даже одной рюмке!.. И где?.. Где же наше опьянение?!
Ахмад Абд Аль-Джавад засмеялся:
— Если вы раскаетесь, то раскайтесь из-за зла, а не из-за добра, сукины вы дети!
— У тебя, как и у прочих проповедников, язык в одном мире, а сердце в другом…
Тут Али Абдуррахим повысил голос, как бы возвещая о смене темы разговора, и заявил:
— Господа! А что вы думаете о Мустафе Ан-Наххасе?! На него не подействовали слёзы престарелого и больного короля. Он отказался забыть даже на секунду свою великую цель — «Конституцию 1923 года»…
Мухаммад Иффат щёлкнул пальцами и весело ответил:
— Браво… Браво! Он ещё более твёрд, чем сам Саад Заглул. Он видел больным и плачущим короля-тирана и с редкостным мужеством выдержал это, непоколебимо повторив слова целой нации, вручившей ему бразды правления над собой: «Сначала Конституция 1923 года». Так и вернулась к нам наша конституция. Кто бы
мог себе представить такое?
C восхищением кивнув головой, Ибрахим Аль-Фар сказал:
— Представьте себе это зрелище: король Фуад, разбитый старостью и болезнью, кладёт руку на плечо Мустафы Ан-Наххаса с подчёркнутым дружелюбием и призывает его к формированию коалиционного правительства. Но Ан-Наххас не поддался этому и не забыл о своей обязанности как надёжного лидера нации. Он ни на миг не забыл о конституции, которая чуть было не утонула в королевских слезах. Его ничто не тронуло, и он смело и твёрдо заявил: «Сначала Конституция 1923 года, Ваше Величество».
Подражая его тону, Али Абдуррахим заметил:
— Или сначала посадите всех на кол, Ваше Величество!..
Ахмад Абд Аль-Джавад расхохотался:
— Клянусь Тем, Кто управляет судьбами, и виски, что рядом с нами, которое нам запретили, что это великолепная позиция!
Мухаммад Иффат допил остаток своего напитка и сказал:
— Сейчас у нас 1935 год, прошло уже восемь лет после смерти Саада и пятнадцать лет с момента революции, а англичане по-прежнему повсюду в нашей стране: и в казармах, и в полиции, и в армии, и в министерствах. Иностранные концессии, что делают из любого сукиного сына уважаемого господина, по-прежнему на месте. Такое печальное положение дел должно наконец закончиться…
— И не забывай ещё о палачах вроде Исмаила Сидки и Мухаммада Махмуда или Аль-Ибраши!
— Если англичане уйдут, ни один из них не будет больше ничего значить, и все перевороты закончатся, как будто их и не было…
— Да, если король думает сыграть в игру с собственным хвостом, то не найдёт никого, кто бы стал помогать ему!
Мухаммад Иффат сказал:
— Король окажется меж двух огней: либо он проявит уважение к конституции, либо ему самому скажут до свидания!
Ибрахим Аль-Фар с явным сомнением спросил:
— Но покинут ли его англичане, если он попросит их защитить его?
— Если англичане согласятся уйти, зачем им защищать короля?
Аль-Фар снова спросил:
— Но согласятся ли англичане уйти на самом деле?!
С уверенностью человека, гордящегося своей политической осведомлённостью, Мухаммад Иффат ответил:
— Они застали нас врасплох с этой декларацией Хора. Были демонстрации, мученики, да смилуется над ними Аллах, а затем призыв к коалиции. Затем нам вернули Конституцию 1923 года. Уверяю вас, что англичане сами сейчас желают переговоров. На самом деле никто не знает, как и чем закончится это тревожное время, как англичане уйдут, и как прекратится влияние всех этих иностранцев. Но мы безгранично уверены в Мустафе Ан-Наххасе…
— Пятьдесят три года оккупации страны закончатся вот так, с помощью
