Питер Хутхаузен - Враждебные воды

Быстро увеличиваясь в размерах, к ним приближался низколетящий самолет.

— Может это наш? Пора бы и помочь нам… Серый четырехмоторный самолет промчался над ними, едва не задев мачты. Офицеры сразу определили: американский противолодочный Р-ЗС “Орион” — их постоянный и хорошо известный противник.

— Странно, почему на нем нет опознавательных знаков и бортового номера?

— Действительно странно… Интересно, что они затевают?

— Может, хотят добить нас, чтобы не мучались? — усмехнулся стармех.

— Хрен их знает, с них станется. А пока готовь аварийную партию для перехода на лодку. Командир ждет нас.

Красильников отправился вниз, мысленно прикидывая, кого взять с собой. Сейчас на борту агонизирующей лодки нужны не столько специалисты, сколько люди, сохранившие самообладание и действительно способные продолжить борьбу за живучесть. Риск взрыва ракет и мгновенного затопления был слишком очевиден, поэтому он возьмет только восьмерых. Самых надежных и действительно необходимых там. В крайнем случае, потери будут минимальны и оправданны.

Глава 10

Это довольно странное чувство. Будучи моряком, всегда сочувствуешь тем, кто взывает в море о помощи. Но я знал, что на этой подводной лодке находилось несколько ракет, и даже вполне вероятно, что на трех из них было название моего родного города. В данном случае я чувствовал себя не так плохо.

К-219, 4 октября, 14.10

С мостика подводной лодки Британов наблюдал за приближающимся к борту спасательным вельботом. Океанская зыбь, почти нечувствительная для его огромной субмарины, прилично бросала ярко-оранжевый катерок.

“Хоть с погодой нам еще повезло”, — почти безразлично отметил командир.

— Эй! На лодке! Примите швартовые! — прокричали с вельбота.

— В носу! Принять катер с левого борта! — отозвался Британов, но тут же осекся: он совсем забыл, что на лодке, кроме него, никого нет. Все последние двенадцать часов он не ощущал одиночества. Быть на мостике одному — привычное дело. А теперь придется поработать и простым матросом.

Первым на борт спрыгнул дед Красильников.

— Как дела, товарищ командир?

— Нормально, Петрович. Держимся помаленьку. Как экипаж? Кочергин?

— Более-менее. Когда утром подошел этот монстр — механик рукой показал на ролкер “Анатолий Васильев”, двенадцатиметровый борт которого даже с десяти кабельтов казался огромной стеной, — мы передали туда всех пораженных. Там нормальный лазарет и вполне приличный врач. Так что будем надеяться, что они выкарабкаются.

— Мы теперь имеем постоянную связь с Москвой по спутниковому телефону с “Васильева” — добавил поднявшийся следом Владимиров.

— Интересно. На контейнеровозе телефон есть, а на стратегическом ракетоносце допотопная УКВ-рация. Дорого, наверное. Почем и кто будет платить за переговоры? — невесело усмехнулся командир.

— Для вас — бесплатно. — На мостик поднялся человек в щегольской тропической форме гражданского флота и с нескрываемым интересом оглядев Британова. Еще бы! Перед ним стоял командир атомохода, способного уничтожить пол-Америки. Он должен быть совершенно особенным человеком. Но перед ним просто усталый, совершенно обычный человек. И только взглянув ему прямо в глаза, гражданский моряк сразу понял — перед ним Командир. Настоящий.

Он машинально вскинул руку к козырьку фуражки и представился:

— Старший помощник капитана судна “Анатолий Васильев” Иванов!

— Не надо так официально, старпом. — Британов первым протянул руку. Меня зовут Игорь Анатольевич.

Крепкое пожатие выразило и его благодарность, и одновременное желание не говорить об этом вслух.

Все-таки неприятно чувствовать себя в роли потерпевшего кораблекрушение, тем более военно-морскому командиру перед гражданским. Иванов понял это и не осуждал.

— Кто у нас на связи?

— Пшеничный и Азнабаев.

— А замполит?

— Он по-прежнему болен. Лежит пластом после операции.

— Какая еще операция?

— Чирей: Ему вскрыли чирей на заднице. Большая потеря крови… — механик открыто издевался над весьма своевременной болезнью замполита.

— Ладно, бог с ним. Что говорит Москва?

— Они запрашивают состояние лодки и готовность к буксировке.

— А где судно-спасатель “Агатан”? А где самолеты с защитными средствами? Где, я вас спрашиваю?

Британову стало неудобно за себя; но еще больше за московских начальников, которые свалили всю тяжесть и опасность спасательной операции на гражданских моряков, которые совершенно не подготовлены к этому. И это не их обязанность рисковать жизнью у борта готовой взорваться атомной лодки! Не удержавшись, командир сплюнул.

Окружавшие его офицеры промолчали, но полностью понимали и поддерживали своего командира.

— Ладно, Москва далеко, им виднее… Займемся осмотром лодки.

По приказанию командира вместе с механиком и торпедистом Юрием Зубовым я три раза спускался через аварийный люк первого отсека внутрь лодки. Корабль был полностью обесточен, и было немного жутковато…

Посветив вокруг фонариком, Красильников произнес:

— Давай посмотрим, что у вас там. Иди за мной. Они двинулись вперед по темному, казалось, дышащему неизвестностью проходу третьего отсека. Чем ближе они подходили к кормовой переборке, за которой находились ракеты, тем жарче становилась стальная палуба под ногами. Перед люком в ракетный, четвертый отсек они остановились.

В отличие от первого и второго, незагазованных отсеков, здесь была смертельная концентрация паров окислителя, поэтому защитные маски были совершенно необходимы. Но они же последние! Еще сорок минут работы — и всё! Больше они не смогут вернуться сюда, а значит, сейчас надо сделать все необходимое, а там, глядишь, и самолеты прилетят. Но это не его забота, стармех привык рассчитывать только на себя и верить лишь тому, что видел сам. Именно поэтрму он протянул руку и потрогал переборку.

— Черт! — рука машинально отдернулась от раскаленного, как утюг, металла. Значит, пожар в ракетных отсевах продолжается. Сколько еще смогут выдержать оставшиеся ракеты? Час, два? Или несколько секунд?

Э, ладно! Чему быть — того не миновать!

Механик присел на корточки и осторожно потрогал низ переборки. Она была мокрая и холодная.

Сверху огонь, снизу вода и медные трубы посредине. Полный “абзац”…

Он потянул Скрябина за рукав, и они продолжили путь, но не на выход, как надеялся молодой офицер, а вниз, на пульт управления реакторами. Не то чтобы механик не боялся за свою жизнь и ему не было страшно, просто эта была его работа. Его и его людей. А значит, он ее должен сделать. Наверное, он бы очень удивился, если бы кто-то назвал его действия героизмом и самопожертвованием. Работа она работа и есть. И если есть еще шансы спасти лодку, он их использует.

После темноты коридора на пульте ГЭУ было почти светло от многочисленных светящихся мнемосхем эдектроэнергетических систем корабля. Еще недавно им казалось, что лодка практически мертва, но здесь они увидели, как все еще работают насосы, продолжая расхолаживать заглушенные реакторы. Это вселяло надежду на возможность спасения лодки, а после того как им удалось, хоть и вручную, продуть носовую группу цистерн главного балласта, надежда почти переросла в уверенность. Убедившись напоследок в надежности глушения реакторов по показаниям контрольных приборов и еще раз мысленно поблагодарив Бога и конструкторов, они перешли во второй отсек.

Аккумуляторная батарея разрядилась всего на тридцать процентов, и печи дожигания взрывоопасного водорода исправно работали в автоматическом режиме. Торпеды в первом отсеке в данной ситуации никакой угрозы не представляли.

Выбравшись из отсека на носовую надстройку, Красильников сорвал с лица опостылевшую маску, вытер ладонью мокрое лицо и, неожиданно для всех, широко улыбнулся.

— Живая, зараза! — с неподдельным восторгом заорал дед, которого никто и никогда не мог и близко заподозрить в сентиментальности. — Ежели ракеты до сих пор выдержали, авось и теперь не взорвутся.

— Ты уверен? — Британов недоверчиво в упор смотрел на радостного механика.

— Стопроцентной гарантии, конечно, не дам, но если кислота не разъест переборки, а она сейчас сильно разбавлена морской водой, то лодка останется на плаву, а там, глядишь, и до базы дотянем.

За последнее время это был самый обнадеживающий доклад.

— Хорошо бы еще и спасатель подошел, тогда мы сможем по-настоящему продолжить борьбу за живучесть. И еще. Нам совершенно необходимы средства защиты, без них в лодке делать нечего.