Тимур Литовченко - Орли, сын Орлика
Так что же могло произойти? Что угрожает жизни правителя, с которым солидарна вся элита Речи Посполитой?!
– Скорей в королевские палаты, братец!..
– А-а-а…
– На правобережье Вислы появился двадцатитысячный десант московитов под предводительством Ласси!
– Что-о-о-о?!
От неожиданности Кароль сразу же сел на кровать: ноги подкосились…
– То, что слышишь!!!
– Как это могло произойти?!
– Не знаю, братец, не знаю! Скорее всего, не сработали заранее запланированные отвлекающие маневры: или шведы не ударили на Санкт-Петербург, или крымцы – на Астрахань… Или…
Орлик не договорил, но Кароль и без того понял побратима: «Или запорожцы не подняли восстание во имя казацкой чести, родной Украйны и моего благородного отца и истинного гетмана Пилипа Орлика». Да, допускать последнее было очень нелегко…
– Короче, разберемся потом. А сейчас обувайся, хватай саблю – и скорее в королевские палаты!
Только теперь Кароль заметил, что его побратим уже вооружен. Григорий между тем продолжил:
– Мне кажется, в новых обстоятельствах сенаторы быстро позабудут о проявленной к ним щедрости, а сочтут за лучшее выдать короля Станислава московитам как ручательство своей лояльности императрице Анне Иоанновне.
Кароль хотел уточнить, что с еще большим удовольствием польские господа выдадут ненавистным московитам сына мятежного украинского гетмана. Но Григорий не пожелал слушать, лишь решительно мотнул головой и бросился прочь из комнаты. Натянув сапоги и сорвав со стены саблю, Кароль побежал за ним.
По дороге не разговаривали – к чему? Кароль и без того был уверен, что гетманыч укоряет самого себя: зачем остался в Варшаве, почему сразу же после удачно проведенных выборов не помчался на Запорожскую Сечь? Так вот передоверяйся другим!
Правда, после блестяще выполненной миссии возведения короля на престол им, кажется, выпала не менее уникальная возможность – спасти действующего монарха. По крайней мере, от плена – это точно.
А возможно – и от бесславной смерти…
Но поговорить на подобные темы времени не хватило: перед ними уже скрестились алебарды часовых, охранявших вход в королевские палаты. Впрочем, Григорий не растерялся и заорал во всю мочь:
– Освободите дорогу, и немедля: жизнь его королевского величества Станислава в опасности!!!
Охранники обменялись удивленными взглядами, однако алебарды не убрали. Тогда Орлик сказал спокойнее:
– Мой товарищ, – он резко мотнул головой в сторону Кароля, – останется здесь, а один из вас пойдет со мной к его величеству.
Часовые вновь переглянулись и затем стоявший по левую сторону от дверей решительно произнес:
– Прошу вашу саблю, пан!
Гетманыч лишь грустно вздохнул.
Ноябрь 1733 г. от Р. Х.,
Версаль, личные покои королевы
Марии Аделаиды Савойской
– И как же вы поступили, месье Григор?
Королева смотрела на него с непередаваемой смесью ласковой теплоты и скорбного сожаления. Вместе с тем чувствовалось, что ее величество одновременно прислушивается не только к словам собеседника, но и к чему-то не слышному более никому, кроме нее самой. Еще бы: Мария Аделаида Савойская уже в который раз была беременная, и время от времени ее белая холеная с длинными тонкими пальцами рука невольно ласкала выпуклый живот…
– Я поступил так и только так, как можно было поступить в данном случае: отдал саблю одному из часовых и в сопровождении другого вошел в королевские палаты венценосного отца вашего королевского величества. К счастью, его королевское величество Станислав уже не спал: усевшись за небольшим столиком возле камина, король сосредоточенно работал над какими-то бумагами.
– Да, отец составлял послание к сейму, он мне рассказывал. – Мария Аделаида невольно улыбнулась.
– Безусловно, его королевское величество слышали продолжение истории от своего венценосного отца, – осторожно заметил Григорий, – зачем же расспрашивать меня?
– Интересно узнать именно вашу точку зрения на события, – пожала плечами королева.
– Что ж, если желаете услышать это именно от меня… Его королевское величество Станислав воспринял весть о десанте московитов абсолютно сдержанно и спокойно – чего не скажешь о часовом, который сопровождал меня. Если бы разговор не происходил в присутствии его королевского величества, думаю, он бы потерял сознание от испуга, а так стоял, опершись на свою алебарду, словно пьяный кутила на одинокую осину. Он выглядел молодцеватым воином, лишь стоя на карауле, тогда как в миг опасности…
– А мой отец?
– Повторяю: его королевское величество Станислав был невозмутим и спокоен. Дослушав мой рапорт до конца, схватил недописанные бумаги, широким жестом швырнул их в камин и молвил: «Что ж, пан Орлик, вы правы: не следует сидеть в Варшаве! Предлагаю небольшую прогулку на морское побережье – там отдыхать лучше. Думаю, вы составите мне компанию?»
– Так и сказал? – изумилась Мария Аделаида.
– Истинно так, ваше величество!
– Почему?
– Думаю, чтобы немного разрядить ситуацию. Вот если бы начал суетиться, кричать: «Московиты появились, надо бежать как можно скорее!» – то тем самым только усилил бы паническое настроение испуганного охранника. Тогда как предложив прогулку на побережье продемонстрировал, что ничего ужасного не произошло, а бояться московитов, в общем-то, не следует. Тот трус-охранник сразу понял все, прекратил изображать перепуганную девицу и даже вытянулся смирно, грудь колесом выкатил.
Тогда его королевское величество Станислав вызвал колокольчиком слуг, которые помогли королю переодеться для дороги. Потом мы все вышли во двор; Кароль и переданные под его команду охранники прикрывали арьергард королевской свиты. Подали королевский дормез[35], и мы спокойно отбыли в Данциг, которого и достигли через два дня. А еще через два дня спешно созванный по требованию московитов сейм переизбрал королем курфюрста Августа Саксонского[36]. Мои опасения подтвердились: едва лишь на берегах Вислы заблестели штыки российских ружей, как мнение сенаторов относительно наилучшей кандидатуры польского короля сразу сменилось на диаметрально противоположное.
Орлик продолжил рассказ о том, как они жили в Данциге, ожидая иностранной помощи, и как вернулись назад во Францию, поняв, что воплотиться в жизнь этим планам не суждено. Когда же он в конце концов умолк, Мария Аделаида встала, направилась к окну и позвонила, вызывая дежурную фрейлину. Потом сказала:
– Насколько мне известно, мой венценосный супруг щедро оплатил ваши услуги относительно неудачной попытки реставрации моего отца на польском престоле. Довольны ли вы той оплатой, месье Орли?
– Более чем доволен, ваше королевское величество! – Григорий склонился в почтительном поклоне. – Ведь речь идет больше, чем о деньгах[37] – о свободе для моего благородного отца!
– Слышала, будто бы Фрагонар собирается написать ваш портрет, – Мария Аделаида не спрашивала, но констатировала. – Вот я и решила сделать от себя небольшой подарок отважному шевалье, который взялся послужить благородной семье Лещинских…
Двери распахнулись, и фрейлина внесла небольшую миниатюру с изображением королевы, украшенную самоцветами.
– Примите этот портрет в знак безграничной признательности Марии Аделаиды Савойской. Можете обращаться ко мне в любом затруднительном положении или в радости. Знайте, что мы в долгу перед вами.
– Благодарю, ваше королевское величество!
И Григорий почтительно поцеловал протянутую ему холеную белую руку с продолговатыми тонкими пальцами.
Глава 7. Торгаш, богомолец, масон
Вторая половина июня 1759 г. от Р. Х.,
Франкфурт-на-Майне, ул. Олений Брод,
ставка военного губернатора французов графа
Теа де Тораса де Прованса
– Ваша светлость!
Месье Орли оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на Кароля, замершего возле порога в нерешительной позе.
– Снова малый к вам просится.
– Хорошо, братец, пусть подождет еще… – граф скользнул взглядом по бумагам, – …еще семь минут. Мне этого хватит. Тогда зайдешь вместе с Иоганном Вольфгангом, заберешь письма – и как обычно… Все, давай-ка я наконец-то закончу писать, пожалуйста.
Семь минут пролетели незаметно. В один и тот же миг, когда Григор Орли начал капать растопленным зеленым воском на оборотную сторону составленного письма, с лестницы донеслись частые шаги, затем в комнату влетел радостный мальчуган и воскликнул:
– Вот мое стихотворение, герр генерал! Я написал!
Граф благосклонно кивнул гостю, далее приложился к небольшой восковой лужице перстнем, отдал запечатанное письмо вместе с двумя другими Каролю и поинтересовался:
