Евгений Салиас - Петербургское действо
Тотчасъ по пріѣздѣ она начала усердно учиться по русски и, разумѣется, языкъ этотъ, на половину родной, дался ей очень быстро. Только ея русскій языкъ, хотя правильный, имѣлъ какой-то особенный оттѣнокъ въ выговорѣ, и именно это крайне нравилось всѣмъ.
Кириллъ Петровичъ только первое время появлялся въ обществѣ. Зимой онъ почувствовалъ себя плохо, лѣтомъ немного было поправился, но затѣмъ осенью сталъ чувствовать себя особенно нехорошо, а когда настала вторая зима, онъ уже не выходилъ изъ дому. Когда же въ декабрѣ скончалась императрица, Кириллъ Петровичъ не только не выходилъ, но уже лежалъ въ постели, осужденный нѣмцемъ докторомъ на смерть. У него развилась злая чахотка и надо было ожидать, что весенній невскій ледъ унесетъ и его.
Съ новаго 1762 года, когда графиня Маргарита ждала смерти мужа ежедневно, денегъ въ домѣ не было почти ни гроша. Съ дѣдомъ отношенія немного снова завязались, но дѣло не ладилось, старикъ при встрѣчѣ былъ довольно ласковъ съ внучкой, но въ домъ къ нимъ не ѣздилъ и денегъ не предлагалъ. И Маргаритѣ приходилось доставать денегъ всячески, даже съ ущербомъ дотолѣ честному имени Скабронскихъ. Со времени ихъ переѣзда въ Петербургъ, Маргарита стала самостоятельнѣе, рѣзче съ мужемъ и, наконецъ, совершенно, хотя исподволь, завоевала полную независимость.
XXVIII
Орловы, конечно, рѣшились тотчасъ же дѣйствовать, не откладывая въ дальній ящикъ. Младшій отправился снова къ старику Скабронскому, но просить на этотъ разъ похлопотать уже не у графовъ Разумовскихъ, а у своей собственной внучки-иноземки. Григорій, прежде чѣмъ ѣхать къ молодой графинѣ Скабронской, которую онъ лично не зналъ, отправился къ извѣстной въ Петербургѣ княгинѣ Апраксиной.
Это была женщина уже не молодая, но очень красивая, когда-то замѣчательная красавица. Она играла большую роль подъ конецъ царствованія покойной императрицы, потому что сдѣлалась предметомъ страсти старшаго Шувалова и Орловъ, будучи чѣмъ-то въ родѣ адьютанта у него, побѣдилъ его красавицу и уже два года былъ съ ней въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ.
Исторія его съ ней надѣлала, конечно, очень много шума въ столицѣ и, быть можетъ, отчасти ускорила даже и смерть Петра Иваныча Шувалова. Теперь, при новомъ царствованіи, Апраксина не играла никакой роли, но у ней по прежнему сохранилось много друзей въ городѣ и вообще у ней были большія связи.
Алексѣй Орловъ былъ тотчасъ же принятъ Іоанномъ Іоанновичемъ и старикъ былъ крайне удивленъ открытіемъ, что его просятъ ѣхать хлопотать къ его собственной внучкѣ, къ которой онъ относился теперь нѣсколько лучше, но все же высокомѣрно и подозрительно.
— Просить за васъ у Маргаритки? Все можетъ! Сила!? Вонъ она какова цыганка-то! воскликнулъ Іоаннъ Іоанновичъ, въ изумленіи.
Старикъ, разумѣется, рѣшилъ, что чешка и цыганка одно и то же.
— Сдѣлайте милость, говорилъ Алексѣй Орловъ, — заступитесь; ваша внучка многое можетъ сдѣлать, а вамъ она, конечно, не откажетъ.
Іоаннъ Іоанновичъ объяснилъ, что онъ давно не былъ у внука, своей внучки не долюбливаетъ, смазливой рожи ея видѣть безъ досады не можетъ, но что ради сыновей стараго доброжелателя, Григорія Иваныча Орлова поѣдетъ къ внучкѣ и попроситъ.
— Токмо одно мнѣ удивительно, отозвался онъ. — Маргарита коимъ бѣсомъ въ случаѣ? Что она можетъ? Неужто она такой вьюнъ, что успѣла при новомъ дворѣ ходы завести и теперь, вдругъ, къ ней надо за милостями забѣгать? Вотъ такъ финтъ! Удивительно!
Когда Орловъ уѣхалъ, Іоаннъ Іоанновичъ долго сидѣлъ и соображалъ, долго обдумывалъ новое чрезвычайное открытіе. Эта Кирилкина женка удивительная красавица, но лиса, плутъ. заморская шельма, которая и нравилась ему, и отталкивала его своей темной душевной, вдругъ оказывается, неизвѣстно съ какихъ поръ и неизвѣстно почему, сильною личностью при новомъ дворѣ! Офицеръ гвардіи проситъ заступиться и ѣхать къ ней. Іоаннъ Іоанновичъ рѣшилъ ѣхать немедленно къ внучкѣ, если не ради Орловыхъ, то ради себя самого.
«Мало ли что можетъ на башку свалиться? — думалъ онъ: — не только мое положеніе при новомъ государѣ стало неизвѣстно и темно, но даже Разумовскіе не твердо сидятъ въ своихъ дворцахъ. A тутъ вдругъ эта цыганка оказывается силой великой».
Въ это же время Григорій Орловъ побывалъ у своей пріятельницы Апраксиной и удивилъ и ее, какъ братъ удивилъ старика Скабронскаго. Она убѣдила друга, что Маргариту очень любитъ, что онѣ тайнъ не имѣютъ другъ отъ друга, и что подобное значеніе иноземки есть досужій вздоръ и выдумка Котцау, Григорій унылый поѣхалъ къ князю Тюфякину требовать уплаты давнишняго карточнаго долга, ради того, чтобы имѣть хоть деньги на лицо въ случаѣ возможности примиренія.
Князь Глѣбъ Тюфякинъ жилъ въ небольшой квартирѣ на Морской, недалеко отъ Орловыхъ. Онъ пользовался самой плохой репутаціей. Все, что можетъ сдѣлать Петербургскій франтъ-офицеръ сомнительнаго, князь Тюфякинъ продѣлалъ все. На сколько Григорій Орловъ былъ извѣстенъ своими любовными похожденіями, на столько былъ извѣстенъ и князь Тюфякинъ, но съ тою огромною разницею, что Орловъ былъ героемъ въ воображеніи многихъ столичныхъ молодыхъ красавицъ, а князь Тюфякинъ былъ героемъ пожилыхъ женщинъ, преимущественно богатыхъ и во всѣхъ своихъ похожденіяхъ являлся темною личностью. Во всякую исторію, передаваемую о немъ, примѣшивалась всегда какая-нибудь не вполнѣ чистая выходка.
Хотя его и звали въ столицѣ «фаворитъ-фаворита-фаворитки», но порядочные офицеры гвардіи сторонились отъ князя Тюфякина, какъ отъ личности, съ которой наживешь какое-нибудь срамное дѣло. Какимъ образомъ съумѣлъ князь Глѣбъ пролѣзть въ дружбу съ любимцемъ государя и Воронцовой — Гудовичемъ, всѣмъ было почти непонятно. Пользовался онъ этой дружбой тоже для многихъ темныхъ дѣлъ. Онъ близко зналъ въ столицѣ и былъ въ постоянныхъ сношеніяхъ тоже съ разнообразными темными личностями. Между прочимъ, его главный помощникъ во многихъ дѣлахъ былъ довольно извѣстный въ городѣ еврей Лейба.
Долговъ было у Тюфякина безъ числа, а жилъ онъ широко. Онъ многихъ увѣрилъ, что получаетъ черезъ своихъ сестеръ княженъ отъ ихъ тетки опекунши до тысячи червонцевъ въ годъ, но это была выдумка и какія деньги тратилъ Тюфякинъ — было совершенно неизвѣстно.
За нѣсколько времени передъ тѣмъ онъ часто бывалъ у Орловыхъ и постоянно велъ крупную игру въ карты. Князь не очень нравился кружку Орловыхъ и его собирались уже въ началѣ зимы перестать пускать, но въ то же самое время князь вдругъ проигралъ пятьсотъ червонцевъ Григорію Орлову и, не уплативъ, пересталъ бывать самъ. Прежде, выигрывая тоже крупныя суммы, онъ всегда аккуратно получалъ ихъ и теперь всю компанію сердило то обстоятельство, что ихъ-же, частію отыгранныя деньги князь повидимому не намѣревался возвращать, ибо ноги не ставилъ. Орловы, около святокъ, и стало быть въ началѣ новаго царствованія, собрались было потребовать деньги съ князя, припугнуть его и заставить заплатить, но въ то же время они узнали, что ловкій Тюфякинъ съумѣлъ вдругъ изъ русскаго офицера сдѣлаться голштинскимъ офицеромъ. Изъ своего полка, Преображенскаго, онъ вдругъ перешелъ въ любимый государевъ полкъ. Это былъ первый примѣръ, которому затѣмъ послѣдовали и другіе русскіе офицеры, но всѣ они были на подборъ съ дурными репутаціями.
Тюфякинъ, какъ первый поступившій въ голштинцы, былъ отличенъ государемъ и трогать его становилось опаснымъ, но Орлову были теперь позарѣзъ нужны деньги и онъ рѣшился. Явившись на квартиру Тюфякина, онъ нашелъ его дома, но произвелъ нѣкотораго рода переполохъ.
Тюфякинъ, принявъ его, скрылъ въ сосѣдней комнатѣ двухъ лицъ, бывшихъ у него. Одна изъ этихъ личностей былъ еврей Лейба, присутствіе котораго въ квартирѣ офицера имѣло довольно дурное значеніе. Григорій Орловъ не преминулъ-бы сказатъ всѣмъ, что видѣлъ Лейбу, самаго отчаяннаго мошенника и ростовщика, въ квартирѣ Тюфякина. Другая личность, которую князь Глѣбъ поневолѣ долженъ былъ спрятать, была его сестра княжна Настасья, которая, тайкомъ отъ сестры и тетки, иногда стала, при поѣздкахъ съ нимъ въ городъ, заѣзжать въ нему на квартиру. Подъ предлогомъ какого-нибудь званаго вечера въ городѣ, Настя теперь оставалась у брата иногда до ночи и онъ отвозилъ ее самъ домой къ теткѣ-опекуншѣ.
Князь Глѣбъ, тотчасъ догадавшись при появленіи Орлова въ чемъ дѣло, принялъ его крайне любезно.
— Давно я у васъ не былъ, Григорій Григорьичъ, времени не было. У насъ въ Рамбовскомъ полку теперь все ученія, да экзерциціи, не то, что бывало въ преображенцахъ.
— Коли тяжело тамъ служить, не надо было переходить, сурово выговорилъ Орловъ. — Никто васъ въ голштинцы не гналъ. A я въ вамъ по дѣлу, князь. Чаю, ужь смекнули?
Князь сдѣлалъ видъ, что не понимаетъ.
— На свои долги память коротка, буркнулъ Орловъ.
— Да, да, какъ же, помню, всякій день собираюсь, замѣтилъ князь. — Экая досада, что вы вчера не пріѣхали, вчера вотъ были деньги, и большія деньги, да все разошлось. Сегодня ни гроша нѣтъ, ей-Богу.
